После бури - Фредрик Бакман

Города и отношения состоят из историй. Там, где заканчиваются одни, начинаются другие.

10

Перелетные птицы

Дома, в Бьорнстаде, Мая сотню раз слышала, что «только в беде узнаешь, кто ты на самом деле». В хоккейных городах любят всякие дурацкие поговорки. «Только спиной к стене узнаешь, на что ты способен», – повторяют их обитатели, не задумываясь, что это значит. Они ведь так никогда и не узнают, на что способны, не узнают, кто они в глубине души – хищники или жертвы, им никогда и мысли такой не приходило. Мая завидовала им. Счастливые люди.

Она ускорила шаг, но не побежала – понятно, что мужчина догонит ее в два счета. Надо выиграть время, подойти как можно ближе к выходу из парка, а потом уже броситься вперед изо всех сил, а пока пусть он ее недооценивает.

Дура.

Весной, когда они с Аной гуляли в лесу между Хедом и Бьорнстадом, Мая смотрела на перелетных птиц и думала, зачем они это делают? «Я понимаю, почему они улетают, но не понимаю, зачем возвращаются» – сказала она Ане как-то раз, а та, пожав плечами, ответила: «Они улетают на время хоккейного сезона. Молодцы!» Если возникали больные темы, Ана всегда отшучивалась, но, когда Мая переехала, она прошептала: «Теперь ты как птица. Улетаешь от нас». Хотелось бы Мае, чтобы все было так просто.

В первую ночь, оказавшись в разных концах страны, они до рассвета проговорили по телефону – одноклассникам Мая изо всех сил старалась показать, что с ней все в порядке, но в разговоре с Аной все усилия пошли прахом. Надо быть полной психопаткой, чтобы не раскаиваться после того, как приставила ружье Кевину ко лбу. Ана простонала в трубку: «Господи, да ты была психопаткой задолго до этого!» Мая улыбнулась. Кто-нибудь из них всегда сводил этот разговор к шутке, углубляться в тему они избегали. Мая ненавидела себя за то, что была в той комнате с Кевином, Ана – за то, что ее там не было. Мая пожалела его тогда, на тропинке, Ана бы поступила иначе. «Звери борются прежде всего за выживание – охотятся, если это заложено в них природой, и убивают, если должны убить», – сказала Ана, а Мая, подумав, ответила: «Но звери не мстят, это привилегия человека – ждать в темноте всю ночь, чтобы отомстить. Так делают только люди». Ана фыркнула и рассказала историю о папиной охотничьей собаке, которую в детстве мама Аны ударила по носу, а несколько недель спустя та прокралась на улицу и разорвала в клочья белое белье, которое мама повесила сушиться в саду. «Отомстила», – подытожила мама.

Они продолжали созваниваться, но все реже и реже, и все меньше вспоминали зверей. Мая старалась все забыть. Ее новые одноклассники ничего о ней не знали, и она решила стать другим человеком – той, с которой ничего не случилось. И ей почти удалось.

Дура. Дура.

«Ты никогда ничего о себе не рассказываешь, мы знакомы два года, но до сих пор ничего о тебе не знаем!» – сказал недавно одноклассник Маи, когда они сидели вокруг стола в библиотеке. Все в ожидании уставились на нее, и Мая совсем растерялась. Это был не упрек, а чистое любопытство, они даже не догадывались, какие двери попытались открыть. Мая отшутилась, сказав на махровом бьорнстадском диалекте, который всегда вызывал у них смех, что на самом деле она киллер и работает на мафию. А что ей оставалось? С чего начать? Их мир слишком мал для ее истории, они по-прежнему были детьми и напивались в стельку на вечеринках, не боясь потерять контроль, потому что ничего плохого с ними никогда не случалось. Этого не поймешь, если тебе никогда не приходилось ненавидеть себя так, что хочется покончить с собой, если в пятнадцать лет ты не попал на вечеринку, после которой все в городе хотели, чтобы ты исчез, ведь если тебя нет, тебя не могли изнасиловать. Если ты никогда не задумывался о том, что было бы, если бы ты не обратился в полицию, если бы промолчал, сделав вид, что ничего не случилось, и просто пошел бы дальше, а не перевернул бы весь мир с ног на голову для того, кого любит весь город. Этого не понять тому, кто во сне не приставлял к чужому виску ружье и не просыпался потом с облегчением – Мая предпочитала сны о том, что она сделала с Кевином, снам о том, что сделал с ней он. У ее одноклассников и в мыслях не было следовать правилам, которым научил ее Бьорнстад: «Убей. Закопай. Молчи».

Как-то на вечеринке пару месяцев назад один из парней спросил Маю, почему она никогда не выпивает больше пары бокалов вина. Что тут ответить? Из-за таких, как ты? Потому что вы есть везде.

На новом месте ей почти удалось стать другим человеком. Почти удалось измениться. До такой степени, что однажды вечером она пошла через темный безлюдный парк.

Дура. Дура. Дура.

Она прибавила шагу, совсем чуть-чуть, мужчина за спиной тоже пошел быстрее. Может, ей показалось? Она сбавила скорость, и он почти остановился. Мая двинулась дальше, уже не сомневаясь насчет его намерений, но было слишком поздно. Она порылась в сумке, но пальцы не слушались и телефон выпал на гравий. Мужчина был совсем близко. Мая услышала, как он дышит, ощутила его дыхание у себя на щеке.

Она была так зла на себя, так зла на всех и вся, но больше всего на себя. В руке у нее был нож – это его она искала в сумке, а телефон выпал случайно; Мая знала, что не успеет никому позвонить, надо было защищаться прямо сейчас. Лезвие было тонким и довольно коротким, она подумала, что надо попасть ему в руку, – он был без перчаток, так что, если как следует полоснуть, боль будет достаточно сильной и у нее появится фора. А руки-то совсем маленькие! Напоследок Мая успела горячо пожалеть, что не завязала покрепче шнурки на сникерсах. Как же она изменилась, теперь она из тех, кто, выходя из дома, не завязывает шнурки как следует. Как будто в мире не существует мужчин.

Он дернулся. Она пырнула ножом.

Мая услышала свой собственный крик – она кричала не от страха, а от злости. Два года. Ей почти удалось стать другим человеком. Но лишь оказавшись в беде, узнаешь правду – она вспомнила