Выкормыш - Вероника Аверина

«С любовью, Катаржина Вуйцек».

Миша щелкнул пальцами. Белка от неожиданности вздрогнула.

— Ну конечно! Я вспомнил, почему мне это имя кажется знакомым! Катаржина Вуйцек! Ну, я и идиот!

— В чем дело, Миша?

— Катаржина Вуйцек в свое время была очень крупным специалистом по генетике. Она в Зоне работала как раз до второй аварии вместе с другими шишками. Я когда готовился к поездке сюда, перелопатил все материалы, которые мог достать. О пани Вуйцек было очень много статей. А Андрей — это Андрей Семенович Соколов, ее муж. Она девичью фамилию себе оставила. Катаржина и Андрей вместе работали, быстро сделали карьеру — Казя с головой была. Андрей попроще, но, видимо, с ней в паре хорошо себя чувствовал. Наверно, за какие-то заслуги их в Зону и отправили трудиться.

— А Зося?

— Насчет того, почему Зося в Зоне оказалась — не знаю. Наверное, по просьбе Катаржины. А вот биографию расскажу. Зося — Казина сестра. Отец у них поляк. Как в Союзе закрепился, не знаю, есть подозрения, что в разведке крутился. Перебрался в Россию, тогда еще в СССР, женился на русской. Вскоре умер, возможно, расстрелян. Его жена умерла, когда Зоське было десять, а Казе около двадцати.

— Как ты все это помнишь? — фразы Белки становились короткими и отрывистыми. Она сидела, закусив губу и судорожно сжимая руки.

— У меня память профессиональная, — похвалился Мишка, — это я как-то на Казю не отреагировал. А когда полностью увидел — «Катаржина Вуйцек», у меня в голове что-то щелкнуло. Белка, с тобой все в порядке?

Девушку трясло. Глаза закатывались, она медленно сползала на пол.

— Отведи меня в другую комнату.

Миша подхватил Белку на руки, отнес в соседнее помещение и усадил на «кровать».

— Теперь лучше?

Нет, лучше девушка не выглядела. Скорее, наоборот.

— Миша, свяжи меня.

— Захотелось необычного секса? — поднял бровь журналист.

— Мне не до шуток. Быстро. Все в тумбочке.

Миша развернулся к ветхой тумбочке, прижавшейся в углу подвала, и распахнул скрипучую дверцу. Внутри обнаружилась веревка, кусок кожаного ремня, который Белка использовала как кляп, и знакомые наручники.

— Да что случилось-то? — удивленно спросил он, заводя руки напарницы за голову и сковывая их наручниками. Цепь он зацепил за крюк, и теперь девушка оказалась прикована к стене.

— Быстрее, Миша. Выброс начинается. Еще немного, и я начну себя плохо вести.

Пока Кадр спутывал веревкой ноги напарницы, та отключилась и безвольно повисла, удерживаемая наручниками. Заметив это, Миха попытался привести ее в себя.

— Белка? — он несколько раз позвал ее по имени. Девушка открыла глаза, и окинула его мутным, чужим взглядом, словно не узнавая.

— Белка, ты как? — участливо спросил сталкер и протянул руку, намереваясь погладить щеку девушки. Молниеносное движение он даже не успел заметить. Лишь почувствовал, как острые зубы впились в его кожу, прокусывая насквозь.

— Черт! Ты с ума сошла? — отняв окровавленную руку, Миша с обидой посмотрел на напарницу. Зубы у нее оказались очень даже хищными, острыми и тонкими. Кожу они разорвали мгновенно, оставив глубокие раны. Мишка встряхнул девушку, обхватив за плечи, подальше от острых клыков. Ответом ему стало лишь приглушенное бормотание и рычание.

— Черт. Что же мне с тобой делать?

С неимоверным трудом он заставил ее прикусить ремень, который потом туго стянул на затылке. По крайней мере, она больше не нанесет вреда ни ему, ни себе. Девушка извивалась, стремясь найти слабое место в своих путах. Миша порадовался тому, что, пойдя ей на встречу, связал ее добросовестно. Теперь он сидел напротив, практически прижавшись к стене, не решаясь уйти, оставить Белку без присмотра. Хотя смотреть на нее было страшно. Миша теперь понимал слова девушки, что она не отвечает за себя. Она действительно сейчас не отвечала за себя, ею руководило сознание, но вовсе не Белкино, чуждое человеческому разуму.

Кадр взял аптечку, обработал укушенную руку. Подумал насчет противостолбнячного укола, но решил, что это уже слишком. Наверху бушевал выброс. Миха никогда не видел его, никогда не бывал в Зоне в опасное время, но сейчас чувствовал на себе отдаленное воздействие. Живот крутило, казалось, переворачивались все внутренности. На душе было паршиво, но, возможно, из-за Белки. Мишка достал из рюкзака альбом, и принялся внимательно рассматривать фотографии, изредка поглядывая на напарницу.

Билась Белка минут пять. Потом, видимо, убедившись в крепости пут, она успокоилась и осела, повиснув на запястьях. Ее лицо оставалось спокойным, глаза полуприкрыты. Журналист имел замечательную возможность сравнить ее с фотографиями девушек, и пришел к устойчивому выводу: Белка и Казя явно близкие родственники. Зофья хорошо, четко получилась только на одной фотографии, но по этому изображению Миша мог сказать точно: либо Белка и Зося — сестры-близнецы, либо это один и тот же человек. И потом, имя на тетрадке. Конечно, записи могли и не принадлежать Белке, но что-то подсказывало Мише, что все здесь совсем не просто.

Кадр поднял голову, чтобы проверить состояние затихшей напарницы, и наткнулся на жесткий взгляд голубых глаз. Белка смотрела прямо на него. Миша вздрогнул, но отвести глаза не смог. Девушка улыбалась. Она чуть наклонила голову и посмотрела на мужчину почти ласково. Ее губы оставались сжатыми, но журналист различил в тишине: «Иди ко мне!». Кадр попытался встряхнуть головой, прогоняя наваждение, но цепкий взгляд не отпускал, он звал в свои голубые глубины, заставлял тонуть, погружаться полностью. Зов постоянно нарастал, и Миша понял, что он звучит только у него в голове. В самом подвале стояла тишина.

Журналист никогда не попадал под воздействие контролера, поэтому не имел возможности сравнить, но на память ему пришел именно этот монстр Зоны. Но не может же Белка… или он пустил внутрь совсем не Белку? Желтое, вязкое как мед, чужое сознание парализовало его, лишало возможности мыслить, подчиняло своим желаниям.

— Иди ко мне!

Последнее прозвучало почти на уровне слышимости, и Кадр сломался. На негнущихся ногах он подполз к девушке и остановился сантиметрах в тридцати от ее лица, снимая кляп. В голове прозвучал новый посыл, и Миша принялся распутывать веревку на ногах пленницы. Пальцы не слушались, но он старательно цеплялся за узлы, едва не сворачивая себе ногти. Во всем теле была приятная легкость, будто конечности набили ватой. Миха чувствовал себя мухой, прилипшей к медовой луже. Его затягивало все глубже в это желтое неведение, но он ничего не мог возразить, даже понимая, что сам копает себе могилу.

Последний узелок поддался, и веревки упали, освободив ноги Белки. Миша тут же обнаружил себя взятым в клещи. В общем-то, он совсем бы не отказался от такой позы, но совершенно в другом месте и при других обстоятельствах. А, черт с ним, место можно оставить и это. Ирония неожиданно помогла — мозг будто высвободился из паутины. Кадр был притянут к девушке, она крепко держала его ногами, скрещенными у него на пояснице. Но за мгновение до того, как острые зубы клацнули возле горла, Миша успел убрать голову назад. В глазах Белки мелькнула ярость. Сталкер снова почувствовал вязкость, но уже не дал себя поработить. Впервые он ударил любимую девушку. С силой, наотмашь. Ее голова дернулась, на разбитых губах выступила кровь. Но хватка тут же ослабла, и Кадр молниеносно отполз назад.

«Блин, мне бы сейчас морского ежа или колючку, на худой конец», — с тоской подумалось Мише. Да, снизить вероятное пси-воздействие не помешало бы. Но тут же Миха сообразил, что Белка каждый раз искала его глаза, значит, ей нужен был зрительный контакт. Осознав это, сталкер схватил из аптечки бинт, откромсал порядочный кусок, сложил его втрое и подошел к девушке, старательно обойдя ее сбоку. Белка повернула голову, но Кадр не попался на этот маневр. Наощупь он наложил повязку и завязал концы бинта на затылке. Девушка попыталась укусить его, но Мишка вовремя отдернул руки.

Вернувшись на свое место дислокации, журналист перевел дыхание. Ни хрена себе… вот тебе и подруга. Едва не порвала. Впрочем, его предупреждали заранее. Значит, ныть не стоило. Но жизнь-то становится все интереснее и интереснее. Что такое с Белкой? И человек ли она вообще? Сталкер устроился удобнее около стены и погрузился в размышления.

То, что выброс закончился, Миша понял по своим ощущениям. Внутренности отпустило, появился аппетит. Размяв ноги, он отправился в соседнюю комнату, соорудил себе из запасов провизии бутерброд. За стеной раздался стон. Кадр замер, превратившись в каменное изваяние, стараясь не издавать не звука. Стон повторился. Мишка, за сегодняшнюю ночь научившийся отличать Белку от самой себя, мог бы поклясться — она очнулась. Но все равно, велел себе дождаться, пока дрожащий голос не позвал членораздельно: