Эпоха харафишей - Нагиб Махфуз

— Из одной пустоши в другую, Ашур…

Он вздохнул в ответ, и она предложила:

— Давай отправимся в любое другое место, где есть люди.

Он лишь молча и изумлённо глядел на неё, и тогда она резко спросила:

— Неужели мы останемся на этом кладбище?

Он вяло промямлил:

— Мы поедем на нашей повозке, в доме мы не останемся. Но другого убежища у нас нет.

Она воскликнула:

— Этот дом в пустом переулке?!

Он в гневе выкрикнул:

— Он не останется пустым навечно!

Ничто не длится вечно — ни грусть, ни радость. Ашур снова стал возницей на своей повозке. Он брал с собой Фуллу и Шамс Ад-Дина днём и даже частично ночью. Они нашли убежище в подвале под сенью этого титана.

Ашур понял, что о переулке забыли в пучине обязанностей, наложенных правительством из-за распространения холеры во всех кварталах. Никто не знал о его существовании в этом пустынном уголке, однако люди придут однажды и сюда, обязательно придут. Они придут отовсюду и вдохнут новую жизнь и тепло в эту землю. Всякий раз, как рано утром он выходил из дома и шёл к своей повозке, взгляд его был устремлён на дом Баннана. Его очаровывал его пурпурный купол, его торжественная громада и скрытые тайны. Что же осталось там внутри?… Нет ли в семействе Баннана того, кто придёт и захочет забрать это себе?

Им овладел соблазн, вдохнувший в него завораживающие мечты, точно так же, как и раньше он стремился узнать тайны обители. Но только дом Баннана был ближе, и не было ни одной живой души в переулке. От осуществления мечты его отделял всего лишь один шаг, одно движение без всякой опасности!

Он пренебрежительно пожал своими широкими плечами и толкнул дверь. Та поддалась. Мозаика на стенах была покрыта пылью, как и мраморный пол в гостиной. Пыль царила везде. Он стоял в вестибюле в ошеломлении. Это же словно целая площадь, Ашур! Такой высокий потолок, что его не достанут головой даже джинны, а посередине его — люстра — точь в точь как купол дворца султана Аль-Гури, а по углам висят светильники. По краям стоят диваны, покрытые узорчатыми коврами. На стенах также висят роскошные занавески и позолоченные рамки с аятами из Корана. Он услышал, как его зовёт Фулла, и поспешил к ней. Она в замешательстве поглядела на него и спросила:

— Что ты делал?

Он стыдливо ответил:

— Осуществил одно неотложное желание.

— Ты не боишься, что хозяин узнает?

— Хозяина нет.

Она колебалась, раздираемая страстями, затем указала на повозку и сказала:

— Мы опоздали…

Он с ещё большим смущением сказал:

— Я зову тебя просто посмотреть, Фулла…

Они провели день, переходя из комнаты в комнату, надолго остановившись в ванной и кухне, пробуя сидеть на диванах, креслах и кушетках. Из красивых глаз Фуллы било ключом настоящее безумие. Она сказала:

— Давай проведём здесь ночь.

Однако Ашур промолчал: он чувствовал сейчас себя слабее, чем прежде.

— Мы вымоемся в той чудесной ванне, наденем новую одежду, и поспим на этой постели, всего одну ночь, а потом вернёмся в свою повозку…

Однако то было не на одну ночь…

Они выходили из дома утром, а с наступлением ночи незаметно возвращались. Днём они проводили время на своей повозке, разъезжая из одного квартала в другой и питаясь варёными чечевицей, бобами и таамийей, а по вечерам горделиво наряжались в хлопок и шёлк, отдыхали в гостиной и на диванах, спали на мягкой постели, к которой вела коротенькая лестница из эбенового дерева. Фулла пощупала ладонью занавески, подушки и ковры, и воскликнула:

— Наша жизнь была просто кошмаром!

По ночам из решетчатого балкона переулок виделся им тёмным, и силуэты призраков тонули в этом кошмаре. Ашур с сожалением пробормотал:

— Умам трудно постигнуть божественную мудрость!

На что Фулла вызывающе ответила:

— Однако он дарит свой удел тому, кому захочет…

Ашур улыбнулся, спрашивая сам себя: до каких пор будет длиться этот сон? Однако она думала о других вещах. Она сказала:

— Погляди на все эти сокровища вокруг нас. Несомненно, они должны много стоить. Почему бы нам не продать некоторые из них, чтобы питаться сообразно нашей жизни тут?

Он с опаской сказал:

— Но это всё принадлежит другим.

— Ты же видишь, что владельца нет. Это наш удел от Аллаха…

Ашур некоторое время размышлял. Им овладело искушение, подобно тому, как сон овладевает изнурённым человеком. Он решил найти выход из кризиса, и стал руководствоваться новой мудростью:

— Чужие деньги запретны, если они тратятся не на то, что дозволено Аллахом.

Стремясь к спору, она сказала:

— Это подарок нам, Ашур. Мы всего-то хотим есть…

Он стал в замешательстве мерить гостиную из конца в конец, бормоча:

— Эти деньги дозволены, пока мы тратим их на то, что дозволено…

По прошествии времени всё стало легче, и Ашур с семьёй поселился в доме Аль-Баннана теперь уже навсегда. Своего осла он оставил пастись на заднем дворе, а повозка была упрятана в подвал. Ашур важно расхаживал по дому как представитель знати в чалме, закрученной винтом, просторной накидке-абе и тростью с золотой рукояткой. В этом благополучии Фулла вся преобразилась, раскрывшись в своей красоте как самая прекрасная дама их переулка. Шамс Ад-Дин же мочился на ширазские ковры, стоящие до нескольких сотен фунтов. По кухне распространилось тепло, витали запахи различных видов мясных кушаний.

Постепенно жизнь незаметно вернулась в переулок. Пришли харафиши и укрылись в развалившихся лачугах. Каждый день новая семья заселяла один из домов. Лавки стали открывать свои двери. Переулок снова задышал жизнью, погода стала теплее, послышались голоса, появились собаки и кошки, а петух снова стал кукарекать на рассвете. Пустыми оставались лишь дома богачей.

Ашур был известен как единственный представитель знати во всём переулке. К нему обращались с почтением, искренне говоря: