Королевские игры - Джейн Фэйзер

Уолсингем почтительно поклонился, сделал три шага и снова отвесил поклон - еще более глубокий.

- Ваше величество, благодарю за аудиенцию.

- Что за чепуха, Фрэнсис. Разве можно отказать в приеме секретарю королевской канцелярии?

Королева отложила перо и встала из-за стола. Выглядела она, как всегда, великолепно: алое бархатное платье украшено жемчугом, массивный бриллиантовый кулон мерцает на фоне роскошно расшитого корсажа, к усеянному драгоценностями поясу прикреплен золотой, с множеством сияющих сапфиров футляр для благовоний. Сейчас, в пятьдесят три, ее некогда густые ярко-рыжие волосы поредели и поблекли, а потому скромно прятались под чепцом, который с полным основанием мог бы считаться произведением ювелирного искусства.

- Итак, что же вы намерены мне поведать? В вашей записке я почувствовала настойчивость. Какие-то срочные дела?

Голос звучал резко; королева никогда не считала нужным скрывать неприязнь к секретарю. Сам сэр Фрэнсис давно привык к подобному отношению и никогда не позволял личным чувствам вставать на пути действий, которые он считал необходимыми ради блага короны.

- Не настолько срочные, мадам, чтобы я осмелился прервать нечто более важное, - ответил придворный с едва ощутимой вопросительной интонацией, а когда королева небрежно махнула рукой, продолжил: - Осмелюсь просить о личном одолжении.

Елизавета взглянула с интересом.

- Право, Фрэнсис, совсем на вас не похоже. Обычно вы поучаете, что необходимо предпринять во имя государства и в моих собственных интересах, но что-то не припомню, чтобы хоть раз обращались по поводу своих дел.

- Осмелюсь возразить вашему величеству. Не припомню, чтобы когда-нибудь поучал.

Королева нетерпеливо покачала головой и опустилась в кресло.

- Позвольте говорить так, как считаю нужным.

Сэр Фрэнсис поклонился:

- Как прикажете, ваше величество.

- Так что же за личное одолжение?

Елизавета показала на стул, и вельможа с благодарным поклоном сел.

Королева могла проводить на ногах долгие часы, тем самым заставляя стоять дипломатов и придворных. Многие едва не падали в обморок.

- У меня есть молодая кузина, мадам. Розамунда Уолсингем. Сирота, находится на попечении старшего брата Эдмунда. - Он замолчал и аккуратно положил на колени стопку бумаги, которую все это время продолжал держать в руке. - Тот, однако, абсолютно не годится для подобных благородных целей. Младший из братьев, Томас, делает все, что в его силах, однако, как вы, конечно, знаете, он служит вашему величеству, а потому не в состоянии постоянно заботиться о сестре.

- Томас работает на вас.

Замечание прозвучало жестко. Порой королева делала вид, что вовсе не интересуется разветвленной секретной службой секретаря королевской канцелярии и ничего о ней не знает.

- Именно так, мадам. - В знак согласия Фрэнсис склонил голову, хотя и знал, что ее величество несколько раз беседовала с Томасом относительно некоторых аспектов службы. - Потому-то и не может уделять сестре достаточно времени и внимания.

- И сколько же девочке лет?

- Семнадцать, мадам.

- Как она выглядит? Как держится в обществе?

- Я бы назвал внешность вполне приятной. - Сэр Фрэнсис вдумчиво подбирал слова. - Сомневаюсь, правда, что молодая особа привлечет к себе внимание в толпе.

Королева постоянно опасалась, что одна из фрейлин ее затмит, и особенно ревностно относилась к тем, кому природа подарила преимущество в возрасте.

- Ну а характер?

Елизавета теребила лежавший на коленях веер: слегка открывала и тут же быстро закрывала.

- По моим понятиям, образцовый, мадам.

- И вы ходатайствуете о моем покровительстве?

- Хотел бы попросить ваше величество принять родственницу на службу в качестве самой младшей из камер-фрейлин.

- А молодая леди в состоянии сама себя обеспечить? Вам ведь известно, что мои придворные дамы получают лишь одно парадное платье в год и должны заботиться об остальном гардеробе.

Сэр Фрэнсис с трудом сдержал вздох: он отлично знал о бережливости королевы, которая, впрочем, вовсе не распространялась на собственные наряды.

- Заботу обо всем необходимом готов взять на себя. Ну а как только кузина освоится при дворе, найду ей подходящую партию.

- Если девочка мне понравится, я и сама подберу ей мужа, - провозгласила ее величество, поднимаясь. - Вам незачем беспокоиться. Приведите ее ко мне.

Королева направилась к двери в глубине кабинета, которая вела в спальню.

Сэр Фрэнсис поспешно вскочил.

- Это все, господин секретарь?

- Еще пара вопросов, мадам.

Уолсингем прижал к груди бумаги и направился следом.

Елизавета вошла в просторную комнату. Возле одной из стен стоял клавесин, в камине ярко горел огонь. За толстыми каменными стенами старинного замка даже летом властвовал холод.

- Говорите, - приказала она и села за инструмент.

- Мадам, хотел бы вновь посоветовать как можно решительнее действовать в отношении вашей кузины. - Сэр Фрэнсис положил бумаги на клавесин. - Это письма Марии Стюарт в Париж, Томасу Моргану, в которых она спрашивает, на какую именно поддержку со стороны короля Франции может рассчитывать и какую численность войска он готов гарантировать для вторжения.

Елизавета решительно сжала губы.

- Я уже говорила, господин секретарь, что больше не предприму против кузины ни единого шага. Я отобрала у нее трон, но, честно говоря, не верю, что таким, образом можно развенчать королеву, хотя сэр Эмиас считает иначе. Письма, которые вы принесли, не в состоянии показать ничего нового и более страшного, чем прежде. Кузину тщательно охраняют; заключение уже далеко не так приятно, как раньше, да и сэр Эмиас Полит не допускает никаких послаблений. - Королева пробежала пальцами по клавишам. - Ваши мрачные предсказания утомили.

Сэр Фрэнсис выбрал из стопки один листок.

- Если вы, ваше величество, соизволите прочитать вот это, то сразу согласитесь с необходимостью немедленных действий. Ради всего святого, мадам, не поддавайтесь слабости и не откладывайте далее излечение своего больного государства. Необходимо срочно вырвать заразу с корнем, методично и безжалостно.

- О, катитесь ко всем чертям вместе со своими заразами и корнями! - Елизавета порывисто вскочила. - Я полновластная хозяйка этого государства и в состоянии сама решить, что пойдет во благо подданным, а что нанесет вред.

Она в сердцах швырнула веер, и вельможе пришлось сделать шаг в сторону.

Впрочем, Уолсингем тут же наклонился, поднял веер и почтительно отдал королеве. За долгие годы службы ему уже не раз приходилось избегать столкновений с различными летающими предметами.

Ее величество смерила секретаря разъяренным взглядом, однако постаралась умерить пыл.

- Я проявила несдержанность, но, право, Фрэнсис, вы испытываете терпение.

- Позвольте заметить, мадам, что вы не меньше испытываете мое.

Шурша юбками, Елизавета быстро прошла по комнате, остановилась возле окна и обернулась.

- Так чего же вы от меня хотите?

- Всего лишь применения к Марии Стюарт положения о причастности к преступлению.

Елизавета вздохнула:

- Не могу одобрить подобную практику, Фрэнсис. Никогда в жизни не верила в отраженную вину. Несправедливо наказывать невиновного человека за чужие деяния.

- Но, мадам, вашу кузину никак нельзя назвать невиновной. Она неустанно и целеустремленно трудится ради одной цели: свергнуть вас с трона. Ведет регулярную переписку с герцогом де Гизом, своим французским кузеном, подстрекая того собрать армию и организовать вторжение. Ее агенты работают и в Испании, добиваясь поддержки короля Филиппа. Нет, узница далека от невиновности, и вам придется это признать, даже против собственной воли.

Елизавета внезапно постарела; даже толстый слой пудры и румян не смог скрыть обрюзглой кожи. Она долго смотрела на настойчивого придворного невидящим взглядом, а потом тихо произнесла:

- Я вас выслушала. На сегодня достаточно. Можете идти.

- Мадам. - Сэр Фрэнсис поклонился и направился к двери, однако тут же остановился и неуверенно уточнил: - А моя кузина?…

- Да, можете представить мне девочку.

Королева вернулась к клавесину, и секретарь покинул личные апартаменты ее величества.

Розамунда с нетерпением ждала, когда же начнутся уроки придворного этикета, однако жизнь в особняке на Сизинг-лейн мерно текла день за днем, а леди Уолсингем даже не заговаривала на животрепещущую тему. Розамунда не раз задумывалась, не задать ли самой все накопившиеся вопросы о новой блестящей жизни, а главное, не узнать ли точно, когда эта жизнь начнется, однако спокойная безмятежность Урсулы сдерживала любопытство и заставляла прятать горячее стремление к неизведанному. Хозяйка дома могла подумать, что подопечная пренебрегает добротой и гостеприимством, а подобная неблагодарность была немыслима и недопустима.