Чужая планета - Евгений Гуляковский

– Я должен это разрезать? – Голос не ответил, предоставив мне самому решать, что предпринимать дальше. Сделав над собой довольно значительное усилие, я воткнул нож в корень, словно в живое тело.

Брызнул ярко-алый сок, и, после того как я убрал нож, сок продолжал течь тоненькой струйкой по желобку пьедестала, возможно, для этого и вырубленного на каменной поверхности.

Тяжелые густые капли начали собираться на краю стока. Казалось кощунственным позволить упасть им на пол. Я подставил ладонь, и алая жидкость, похожая на кровь, стала медленно скапливаться в руке.

Это продолжалось недолго. Ранка на корне быстро затянулась, и струйка сока иссякла. К этому времени у меня в ладони скопилось примерно ложки две этой странной жидкости, похожей то ли на красную ртуть, то ли на кровь какого-то животного. (Животного ли?)

Я снял шлем свободной рукой и понюхал жидкость. Она ничем не пахла. Тогда я отстегнул с пояса портативный анализатор, направил его окошко на ладонь с жидкостью и нажал кнопку. Голос по-прежнему молчал.

В окошке появились нули. Ни одной другой цифры. Если верить прибору, в ладони ничего не было. «Может быть, это гипноз? Может быть, все это мне снится? Но в таком случае от глотка этого сока особого вреда не будет, к тому же перед самым подъемом и потом на вершине скалы я уже решил не возвращаться обратно. Если это действительно билет в один конец, какая разница, каким будет поезд?»

Я приблизил ладонь ко рту и проглотил жидкость одним глотком. Она скользнула в рот легко и быстро, не оставив на ладони ни малейшего следа. Вкус у нее был солоноватым, но совсем не противным.

Стены часовни, неожиданно сорвавшись с места, начали бешено вращаться вокруг меня.

Глава 8

Я очнулся на наружном уступе, под камнем, похожим на голову совы. Буря стихла, словно ее никогда и не было. Часовня тоже куда-то исчезла, если она вообще здесь была, а не пригрезилась мне в полубредовом забытье, когда я, вопреки здравому смыслу, карабкался на эту скалу.

Сейчас я чувствовал себя отлично, словно только что хорошо выспался. Меня не беспокоили никакие проблемы. Их вообще не существовало. Я сел, опустив ноги с обрыва, совершенно не думая о том, что подо мной разверзлась двухсотметровая пропасть.

Далеко внизу, на дне кратера, можно было рассмотреть крохотное озерцо света в том месте, где стоял корабль, а высоко вверху, над моей головой, над кораблем, надо всей этой планетой, замерло неподвижное багровое небо, похожее на гигантский раскаленный котел. Не было видно ни одной звезды, и сейчас, когда буря бесследно ушла, не ощущалось ни малейшего движения в этом мертвом небе.

Индикатор на поясе скафандра мигал тревожным красным огнем, напоминая о том, что резерв жизнеобеспечения близок к нулю. Почему-то это меня не удивило и даже не встревожило. Хотя означало, что я находился без сознания почти сутки. Сложно будет добраться до корабля – примерно в середине пути придется снять шлем и дышать здешним воздухом. Воздух планеты содержал в себе ядовитую примесь метана – в небольших количествах она не вызывала явных признаков отравления, увы, мне придется дышать этой дрянью достаточно долго. Но даже это тревожное обстоятельство не вызвало у меня никаких вопросов.

Я с удовлетворением констатировал, что мой мозг способен трезво оценивать ситуацию и долгое пребывание без сознания никак не отразилось на моих аналитических способностях. Некоторое сомнение вызывала беспричинная эйфория. Но на подобные мелочи можно не обращать внимания.

Я оценивал все происходящее с точки зрения человека, сидящего в уютном кинозале, и с интересом ждал, как поступит персонаж, за которым я наблюдаю, в сложившейся опасной ситуации. Несколько странным казалось лишь то, что этим персонажем был я сам.

Нужно было приступать к активным действиям – регенератор воздуха перестанет работать часа через два, и тогда мне придется разгерметизировать защитный костюм. Чем больше я за это время пройду, тем лучше. Я легко поднялся на ноги и, насвистывая бравурный мотивчик, направился к тому месту, где оставил веревку. Я шел по самой кромке пропасти, немало не заботясь о том, что единственный неверный шаг может закончиться катастрофой. В какой-то степени причиной этого легкомысленного отношения к опасности стало то, что теперь я совершенно не ощущал повышенной гравитации планеты.

Пресс гравитации, мучительный для всех членов команды с момента посадки, для меня словно бы перестал существовать. Такое состояние бывает у человека, накурившегося крэга, но за него приходилось расплачиваться приступами тошноты, слабости и головной болью, едва действие наркотика заканчивалось. Ждет ли меня то же самое? Этого я не знал и не хотел об этом думать.

Небольшой карниз, на котором крепилась страховочная веревка, возник передо мной неожиданно быстро, и лишь сейчас я понял, что отчетливо вижу окружающие предметы, даже не включив инфраред. Моим глазам хватало того ничтожного количества света, который излучало багровое небо планеты. Но даже это странное обстоятельство не заставило меня всерьез задуматься над тем, что же со мной произошло внутри часовни.

Я начал спуск, поддерживая вес своего тела одними руками, не позаботившись даже о том, чтобы защелкнуть замок на страховочном поясе, и легко, без малейших усилий, проделал этот акробатический фокус до самого дна кратера.

Лишь здесь, стоя на ровной песчаной поверхности, я слегка удивился тому, с какой легкостью преодолел спуск. Не тратя время на бесполезные в моем положении раздумья, я двинулся дальше.

Как я и предполагал, примерно на середине пути к кораблю регенератор воздуха перестал работать, и мне пришлось снять шлем со своего легкого защитного скафандра.

Теперь шлем болтался у меня на поясе, как большая никчемная погремушка, ударяя по ногам при каждом шаге. Неприятный запах болота – обычный признак метана – преследовал меня несколько минут, но затем я к нему притерпелся и перестал замечать. Первые признаки отравления – головная боль и судороги в мышцах должны были наступить часа через полтора, но и после двух часов ходьбы я не испытывал никаких подобных ощущений.

Когда я вошел в освещенную зону ремонтной площадки, работы на ней приостановились. Меня провожали удивленные, настороженные, а зачастую злорадные взгляды.

Конечно, мой легкомысленный вид с болтавшимся на поясе шлемом вызвал у работяг удивление. Большинство из них знало, что резерв жизнеобеспечения в моем костюме кончился два часа назад. Но главная причина такой триумфальной встречи заключалась, разумеется, в другом. Люди, измученные однообразной работой и замкнутым образом жизни, предвкушали событие.

Сварисов, вернувшийся на корабль на несколько часов раньше меня, не пожалел красок, описывая им, что он сделает с так называемым «капитаном» после того, как тот соизволит вернуться на корабль.

Группа техников и подсобных рабочих, разбиравших последние тяжелые ремонтные механизмы, еще остававшиеся на площадке, не желая пропустить предстоявший спектакль, побросала инструменты и следовала теперь за мной плотной толпой, держась, впрочем, на некотором расстоянии.

Толпа в средневековых городах, сопровождавшая осужденного на казнь человека, редко подходила вплотную к повозке, везущей жертву. Между осужденным и остальными людьми пролегала некая невидимая черта, переступить которую никто не решался. Сейчас члены команды моего корабля вели себя точно так же.

Сварисов ждал меня у наружного люка. Он стоял без скафандра, в легкой респираторной маске, чуть покачиваясь на своих слегка согнутых, колоннообразных ногах, словно хищник, изготовившийся к прыжку. В глазах его светилась такая откровенная злоба, которая еще совсем недавно заставила бы меня похолодеть от ужаса. Теперь же я даже не замедлил шаг и шел к Сварисову, улыбаясь, словно не заметил исходившей от него угрозы.

Наверно, эта моя улыбка окончательно вывела из себя техника. Не тратя время на разговоры, он ринулся на меня, как таран, одновременно выбрасывая вперед правую руку.

Такой удар мог бы свалить с ног быка. Но я, не останавливаясь, перехватил на лету руку Сварисова, завел ее назад и без малейшего усилия погасил инерцию всей его огромной туши. Затем, все так же улыбаясь, я взял Сварисова за горло левой рукой, приподнял в воздух все его сто восемьдесят килограммов веса, увеличенного притяжением планеты, и держал так, пока лицо техника не начало синеть. Затем я отшвырнул его в сторону, метра на два от входа, повернулся к замершей за моей спиной команде и сказал:

– Продолжайте работу. Перед начатом второй смены всем собраться в кают-компании, у меня есть для вас хорошие новости.

Таким был мой первый приказ в качестве настоящего капитана этого корабля, и я не сомневался, что он будет выполнен.

Лишь добравшись до своей каюты, приняв душ и блаженно растянувшись на койке, я задумался наконец о том, что со мной произошло.