Дойти до ада - Олег Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Статья сто восьмая: нанесение тяжких телесных повреждений», — усмехнулся Климов и спросил:
— Какова цель банды?
— Ну, — потянул Чистый, — ты горячий…
— Как сосиска, — безобидно и устало сказал Климов, передернул затвор «магнума».
Чистый все понял.
— Ладно. Что базар мазать на стену? Объясняю.
— Не тяни.
— Городок на кон Медик поставил. Требует у эмвэдэ и контрразведки полмиллиарда баксов.
— Пятьсот миллионов долларов? За Ключеводск? — Климов не верил. — Что-то многовато.
— Все подсчитано.
— А кто он такой — Медик?
— Братан местного мента. Санитар.
— Сережа?
— Да.
«Ну-ну, — подумал Климов. — Это новость. Выходит, санитар Сережа, то бишь Медик, двоюродный брат Слакогуза. Все понятно».
— Сколько в банде?
— Чего сколько? — Чистый подтянул под себя ногу и скривился.
— Человек.
— Семьдесят восемь.
— Кто ведет переговоры с контрразведкой?
— Медик.
— Что он требует еще?
— Два вертолета, один «Боинг» и четыре «МИГа».
— Срок ультиматума?
— Двадцать четыре часа.
Заметив, что здоровая рука Чистого ощупывает рацию, лежавшую в кармане, Климов встал и отобрал ее.
— А ну…
Рация была японской, мощной, с большим радиусом действия. Климов встал спиной к окну, включил «прием». В динамике раздался голос Медика:
— Мишань, где Чистый? Слакогуз ответил:
— С медвежатами в аптеке ищет наркоту.
— Давно?
— Да с полчаса.
— Увидишь, передай: пусть ко мне едет.
Рация умолкла, и Климов выключил ее.
— Где схрон у Медика?
— Какой там схрон, — презрительно ответил Чистый. — От кого здесь прятаться?
— Хотя бы от меня.
— Кончай понтить, — впервые усмехнулся Чистый. — Здесь все схвачено.
— Пока что мной, а не тобой, — напомнил Климов.
— Это как сказать. — Глаза у Чистого налились злобой. — Если бы не Кент, сундук с клопами…
— Хватит! — оборвал его тираду Климов. — Отвечай по существу. Где Медик?
— В шахтоуправлении.
— Конкретней! Где?
— Третий этаж. Четвертый кабинет налево…
— И?..
— Потом направо.
— Сколько в охране?
— Трое.
— Кто они?
— Омоновцы.
— Уволенные?
— Да.
— Где Петр? — вопрос был задан в лоб и неожиданно.
— Который?
— Хорошилов. Вы взяли его красный «москвичок».
— А… этот… — Мрачные звериные глаза подернулись туманом. — Он…
Рука Климова с тяжелым «магнумом» напряглась.
Заметив это, Чистый торопливо ответил:
— …ушел от пули.
Климов облегченно выдохнул.
— Хорошо! Хорошо иметь двойника, который сообщает радостные вести, — сказал он и приступил к выполнению следующего пункта намеченного им плана.
20
Сняв с Чистого его «камуфляж», Климов примерил его ковано-тяжелые ботинки, убедился, что они ему как раз: не жмут, не давят, закинул кепку Федора на шкаф, надел на голову афганку. Посмотрел на себя в зеркало, слегка прищурил взгляд. Теперь он походил на Чистого как две капли воды, вот только усов не было.
Наблюдавший за его действиями Чистый, в одних трусах сидевший на полу, не смог сдержать ухмылку:
— Кого ты хочешь фраернуть, Бельмондо хренов? Да Медик каждый жест мой знает, как себя!
— А я с блудой! — пошутил Климов и, взяв со шкафа клинок Кента, засунул его в ножны. Разумнее, конечно, было взять финку Чистого, но встречаться один на один с Медиком он не собирался. Сейчас ему важнее было иметь при себе нож диверсанта со смещенным центром тяжести. Такой можно метать и на большое расстояние, и на короткое.
Приказав Чистому вытянуться на полу, он еще раз поразился его атлетическому сложению. Крепкие грудные мышцы, мощные плечи, прекрасные бицепсы. И ни одной татуировки. Спортсмен, а не вор в законе.
— Сколько твоих бойцов в деле? — спросил Климов, когда закатал Чистого в ковер, лежавший на полу.
— Пятьдесят два, — морщась от боли и своей беспомощности, просипел Чистый. — Остальные Медика.
«Не может быть такого, — подумал Климов. — Чем крупнее авторитет, тем больше у него обязанностей перед сильными мира сего, а те без присмотра «духовных» не оставляют. Имеют в бандах своих представителей, наемников-убийц, секретных киллеров. Чуть что не так, и «центровому» крышка».
— Кто за тобой?
Климов приставил к виску Чистого его хромированный «магнум».
— Только живо. Я спешу.
— Я же ответил: Медик.
— А может быть, есть еще один «мытый»?
Уловив издевку, Чистый хмыкнул:
— Нет.
— А кто за Медиком?
— Не знаю.
Климов ткнул ствол «магнума» в рот Чистого.
— Я тебя сейчас живьем сожгу… Полью бензинчиком и зажгу спичечку… Ну, быстро!
— Я… — из рассеченной губы Чистого потекла кровь, — не знаю.
— Ладно, — встал с колена Климов. — Разберемся.
Он приподнял софу, подсунул под нее свернутый кокон с бандитом так, что на виду торчали одни ноги, повесил куртку Федора на стул, заглянул в кухню, там было спокойно. Включил рацию, послушал. В городе искали Климова-Могильщика и Шило. Это была школьная кличка Петра. Из разговора Климов понял, что поимкой «беглецов» руководит Слакогуз по распоряжению Медика.
Закрывая за собой дверь и поворачивая в замке ключ, Климов с досадой ощутил внезапное сопротивление: замок заклинило, он не поворачивался ни вправо, ни влево.
«Черт подери», — выдернув ключ из скважины, ругнулся Климов, плотнее притворил дверь и выскользнул из дома незамеченным.
В школу он вернулся через тридцать шесть минут. По дороге Климов зашел в квартиру, где жила учительница химии. Будучи ее любимцем, Климов нередко бывал у нее дома и хорошо ориентировался «на местности». В свое время она проговорилась, что боится умереть от опухоли мозга — у нее частенько побаливала голова — и что, когда врачи предложат операцию, она с собой покончит. Выпьет яд. Мышьяк или цианид калия. Скорее — цианид, он у нее есть. Судя по убожеству обстановки и запущенности в комнате, учительница жила одна, и Климов сразу нашел яд — темный флакончик скромненько стоял рядом с пузырьком корвалола в аптечке.
Обрадованный удачей, Климов заспешил в школу. Пока добрался, промок, начался сильный дождь.
Проник в подвал тем же путем, что и раньше, подбадривая себя тем, что план должен сработать, поскольку он был до гениальности прост. Климов рассчитал химическое уравнение, надел противогаз, отмерил реактивы и приготовил отравляющий состав. Этим составом пользовались многие, особенно в дворцовых кулуарах. Формулу ядовитого состава Климов узнал на лекции по токсикологии, когда учился в Высшей школе милиции. Сказалось юношеское увлечение алхимией.
Как это ни странно, но в кабинете химии нашлась вода, целый двухведерный бак, должно быть, приготовленная для опытов, и Климов мысленно поблагодарил школьную уборщицу: воду для уроков запасала, видимо, она.
Слив приготовленный в колбе состав в мерный стакан, он вырвал из классного журнала мелко исписанный и разграфленный плотный лист, напоминающий по плотности ватман, ему как раз такой и нужен, сложил его вчетверо, погрузил в ядовитую смесь. Пока лист намокал, Климов включил электроглянцеватель, найденный им в кабинете, где находился фотокружок, развернул целлофановый пакет, прихваченный из дома учительницы, нагрел на спиртовке металлическую спицу, валявшуюся в ящике стола, и, захватив пинцетом мокрый лист, просушил его на глянцевателе. Еще чуть влажный, лист был снова сложен вчетверо, по старым сгибам, всунут в целлофановый пакет и запечатан: нагревшаяся спица хорошо заплавила открытый край.
Выключив глянцеватель, Климов выплеснул из колбы остатки в раковину, сполоснул ее водой; чтоб не повредить пакет, спрятал его в нагрудном кармане «камуфляжа», вышел из кабинета и стянул с себя противогаз, в нем было слишком душно.
Пройдя по вестибюлю, он зашел в учительскую, обшарил все ящики, шкафы, тумбочки, даже заглянул за старый кожаный диван, но все же не нашел того, что искал. Постоял, подумал… Поднялся на второй этаж и за кулисами актового зала, отодвинув дощатую трибуну с гербом Советского Союза, обнаружил ящик драмкружка. Климов потер ладони: все было на месте! Парики, грим, художественная гуашь, немного загустевший биоклей, а главное — трое усов: рыжие, отвислые — для роли деда Щукаря, которого когда-то играл Климов, закрученные вверх — гусарско-казачьи и тоненькие, «в ниточку» — для роли Хлестакова. Правда, черный волос «ниточки» изрядно поредел и растрепался, но это уже мелочи.
Запершись в учительской, Климов спокойно поработал над своим лицом и с легкой душой вышел в вестибюль. Его план должен сработать.
Пусть он безумен, но безумие — нормальное явление во время экстремальных ситуаций, катастроф и государственных переворотов. Ну, пусть не государственных, всего лишь местных, городских, но все-таки переворотов.