Избранное - Борис Сергеевич Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она?.. — Кочубей вздохнул. — Дурак, говорит, ты…
— Я смотрю, у вас далеко беседа зашла. Это вы случаем не на сеновале беседовали? — смеясь, спросил Курков.
— Ну, ты сразу «на сеновале»! Мамаша ее тут шныряет. Гуляли мы с ней. Так сподручней, внимания не привлекаю.
— Ну, хорошо. Молодец, теперь отдыхай до вечера, — сказал Ким.
Когда Кочубей ушел, Курков, видя, что командир в хорошем настроении, сказал:
— Я все же хочу насчет фейерверка… Был я там. И верно — склад горючего. Сотни две бочек… Туда бы одной часовой мины — вполне достаточно. Пойдет детонация… Картина! Из Кремля видно будет…
— Ну, давай еще пару деньков подождем, — примирительно сказал командир.
В тот же день разведчики отметили два глухих взрыва, донесшихся с болотистой стороны Выдры. Обследование окрестности не дало результатов. Запасы продуктов подошли к концу. Оставалось несколько плиток шоколада и литр спирта. Ким решил направить в ближайшее село Кочубея и Черепанцева раздобыть еду. По расчетам Кима они должны были вернуться к полуночи. Во время вечернего сеанса с Москвой Немчинов принял следующую радиограмму:
«Благодарим за первые донесения. Рекомендуем прибегать к диверсиям только для получения ценных сведений. Продолжайте поиски партизан. Белов».
Ночь прошла спокойно, однако Кочубей и Черепанцев все еще не возвращались. На завтрак Ким разрешил взять продукты из НЗ. Он видел, что настроение людей падает. Лучше схватка, бои, чем такое бездействие. Курков выразил общее мнение, предложив после возвращения товарищей перебазировать отряд на север, ближе к Чернигову, а пока что он вызвался идти в село и разузнать, не случилось ли чего с посыльными. «Ждем до полудня, — сказал Ким. — Ребят могло задержать что-либо непредвиденное. Может быть, в деревню зашел немецкий отряд, и теперь они отсиживаются где-нибудь на сеновале».
В одиннадцать часов утра явился Черепанцев и сообщил, что Кочубей убит полицаями. Боясь навести на след, Черепанцев сделал огромный круг, километров двадцать, и заночевал в лесу. Он рассказал, что в село они прошли, как им показалось, незамеченными и зашли в одну из крайних хат. Хозяйке они сказали, что идут из Остра на заработки в Киев, и попросили съестного в дорогу, предложив расплатиться рейхсмарками. Денег хозяйка не взяла, но дала картошки и хлеба. Они дождались темноты и вышли. На краю села их внезапно остановил кордон полицаев. Следуя приказу, разведчики пытались избежать вооруженного столкновения, но их окружили. Завязалась перестрелка. Кочубей был убит наповал. Ким спросил Черепанцева, точно ли он уверен, что товарищ его убит, а не тяжело ранен. Тот ответил:
— Убит, точно. Пуля попала в переносицу и вышла через затылок. Я сам видел.
— А кто убил?
— Стрелял полицай, такой толстый.
Больше Черепанцев ничего не мог рассказать, он был в нервном возбуждении.
— Убийцу узнаешь в лицо? — спросил Ким.
— Толстый… Глаза навыкате… Я узнаю его, узнаю, — повторял Черепанцев.
Больше о случившемся не говорили. «Кто следующий?» — думал каждый. Постепенно другое чувство стало охватывать людей, заглушая все печали, тревоги, голод.
Положение разведчиков осложнялось с каждым часом. В незнакомой местности, на территории, занятой противником, без каких-либо связей, они страдали по меньшей мере от трех зол — голода, мошкары и вынужденного бездействия.
Люди в отряд были подобраны все энергичные, сильные, ловкие и, главное, молодые. Им хотелось взрывать мосты, уничтожать склады, стрелять — словом, действовать, бороться. А Ким посылал их на шоссе следить за проходящими машинами и записывать номера частей. И вот теперь гибель Кочубея, которого все любили. Курков пришел к командиру и сказал, что, если так и дальше пойдет, всех их по одному перешлепают.
— Возможно, — подумав, отвечал Ким. Он понимал настроение Куркова.
— Но это, наверное, не самый лучший вариант.
— Что поделаешь… Значит, они умнее нас.
Курков долго молчал. Он не ожидал такого ответа. Потом, уже колеблясь, проговорил:
— Я так размышляю… Может, я, конечно, ошибаюсь… Уж гибнуть — так с помпой.
— И то верно. — Ким как-то странно усмехнулся, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
— Тогда надо действовать! На террор отвечают террором…
— Верно. Что предлагаешь?
— Взорвать склад…
— Это террор? У Щедрина есть хорошая сказка, там заяц говорит медведю: «От тебя ждали кровопролитьев, а ты чижика съел».
— Товарищ командир. Я серьезно…
— Дался тебе этот склад!.. Да их с десяток в одном Междуречье… Взорвем один и раскроем себя.
— Я это уже слышал…
Ким, который настолько ушел в себя, что, казалось, не замечал окружающего, вдруг огляделся и увидел своих насторожившихся соратников.
— А вот мы сейчас спросим начальство, — решительно сказал Курков, как-то странно дернувшись лицом. — А ну-ка, Андрей, — он повернулся к Немчинову и направился к рации.
— Отойди от рации! — вдруг закричал Ким. — Всем встать! Смирно!
Люди поднялись как бы нехотя.
— А чего, верно, пусть начальство рассудит, — сказал Черепанцев.
— Начальство уже решило, назначив меня резидентом. Неподчинение в этих условиях равносильно предательству, — ответил Ким.
И все-таки ему не хотелось быть сейчас резким. Он сказал:
— Ваня, вот что… Не заводи себя и остальных. Гауптвахты здесь нет, сам понимаешь. Не согласен со мной — подай форменный рапорт на мое имя.
— Не в этом дело…
— Тогда не морочь мне голову, и так тошно!
Новый глухой взрыв донесся с той же стороны Выдры. На этот раз ближе. Курков определил расстояние в четыре километра.
— Не мина и не снаряд, а что-то подземное, — сказал он.