Легенда об Иных Мирах - Наталья Баранова

– Я здесь, – ответил как когда-то давно, – не бойся... все худшее позади.

Отэ вернулся меньше, чем через час, ворвался в дом, за ним по пятам следовали двое, узнав обширную в плечах, и вытянутую ввысь фигуру Гайдуни, Да-Деган облегчённо вздохнул.

– Что у тебя? – спросил контрабандист сразу, не тратя времени на приветствия. Медик, пришедший с ним, был молод, смуглокож, и, как и Гайдуни, казался выходцем с Раст-Танхам, во всяком случае, черты его лица говорили именно об этом.

– Иланта ранили.

– Твой пострелёныш об этом уже сказал. Как оно получилось-то?

– Я знаю только то, что он не поделил чего-то с Корхидой. – ответил рэанин. – И его надо где-то спрятать, Гай. На Рэне его будут искать долго, очень долго. Кто-нибудь из твоих ребят уходит утром в рейс?

Гайдуни нахмурился, почесал затылок.

– Только Пайше, на рассвете.

– Пайше? – губы Да-Дегана сложились в усмешку. – Ну, пусть и Пайше. Я заплачу, сколько скажешь.

Гайдуни отрицательно покачал головой, посмотрел на медика.

– А ты что скажешь, Яко? – спросил он.

– А я б рисковать не советовал. Ему отлежаться надо, а не шастать по миру. К тому же в полёте случается всякоё...

Гайдуни перевёл взгляд на Да-Дегана.

– Оставить его здесь никак?

– Никак, Гай. – мужчина вздохнул, посмотрел на контрабандиста прямо и остро, – он – Арвис, Гай.

Контрабандист тихонечко присвистнул.

– Ого, – сказал он. – ничего себе делишки...– взглянув на медика, приказал коротко, – поедешь с ним, если что случится, голову отверну, как цыплёнку.

Он посмотрел на Да-Дегана, усмехнулся, пряча улыбку в морщинках у глаз.

– Куда его?

– Куда сам скажет.

Да-Деган покачал головой, поджал губы, раздумывал всего несколько секунд.

– Пусть ему передадут моё пожелание, Гай, – ему лучше не появляться на Софро. Я б хотел, что б он осел где-нибудь в провинции – на Гвенаре, Пайсонэ, Эпинамэ-Муа. Чем меньше народа будет знать, что он – Арвис, тем лучше для него же. Боюсь, у Энкеле очень длинные руки.

Контрабандист кивнул, осторожно поднял юношу на руки и понёс, словно тот был невесом. Маленький флаер дожидался за аркой, взвился в воздух, лишь только принял на борт пассажиров.

Ветер ударил в окна шквальной волной, словно стремясь высадить стёкла и тотчас стих. Воцарилась мертвенная, ничем не нарушаемая тишина, и стало слышно, как под потолком бьётся муха, а потом мерно и монотонно, уныло и неспешно в стёкла застучал дождь.

Начиналось утро, и только маленький певун за окном тревожил его начало своей, полной ликованья и радости песней. Он сидел на ветке напротив окна – маленький, серый и рассыпал жемчужные, переливчатые трели, наполняя ими сад. Сенатор улыбнулся на миг, но, отвернувшись от окна, посмотрел на юношу, удобно расположившегося в кресле, сурово и строго.

Молодой человек выглядел уставшим или больным, но и усталость и боль не могли стереть с его лица выражение надменной холодности и притушить недовольное сверкание глаз. У него была ярко выраженная рэанская внешность – черные, чуть вьющиеся волосы, оттенка воронова крыла, светлая кожа, тона топлёного молока, большие выразительные глаза. А ещё надменность, так свойственная Локите, и придававшая юноше несомненное сходство с ней. Рядом с юношей, держась немного в тени, стоял ещё один человек и нервно теребил рукой край одежды.

– Итак, – проговорил сенатор негромко, – Вы, юноша, продолжаете утверждать, будто бы только что прибыли с Рэны, находящейся ныне в статусе Закрытого Сектора, и не хотите изменить своё утверждение, будто являетесь Илантом Арвисом, сыном покойного координатора, и, следовательно, внуком Локиты Арвиасс, ныне Леди Лиги.

– Именно, – так же тихо ответил молодой человек, чуть скривил губы и добавил, – и не надо давить, Алашавар, я от своих слов не откажусь, а что б во всём убедиться, если Вы не верите, передайте меня медикам. Уж им-то известны десятки способов идентификации личности.

Сенатор кивнул, и, обернувшись ко второму из присутствующих, проговорил:

– А Вы, любезнейший, утверждаете, будто являетесь медиком, а не контрабандистом, хоть и служите Гильдии Оллами?

– Разумеется, – ответил человек дерзко, но руки своего занятия не прекратили, продолжали теребить край одежды, выдёргивая нити, – потому как это – правда.

– И утверждаете, что Гайдуни Элхас послал Вас сопроводить этого юношу сюда, лично?

– Да, сенатор. Правда, не обязательно сюда, а в любое место, которое тот изберёт. Я, конечно, на его месте нашёл местечко потише, мне самому нечего делать на Софро. Я бы предпочёл Раст-Танхам. Но приказ – это приказ.

– Понимаю, – улыбнулся сенатор. – я б на вашем месте тоже б выбрал Раст-Танхам. Меня смущает иное, контрабандист бы на вашем месте этого юношу отвёз на Раст-Танхам, и, в лучшем случае, предоставил ему выпутываться из такой ситуации самому.

– У меня приказ старейшины Гильдии. Глава Оллами мне б голову открутил, поступи я иначе, чем приказано. Наш глава мягкостью характера не отличается.

– Понятно, – вздохнул сенатор, – вы попали в переплёт. Ладно, я посмотрю, что можно для Вас сделать. Как-никак, а верность и честность достойны награды. Но Вы подтверждаете, что этот юноша – Илант Арвис?

– Не могу знать, – ответил медик, – при мне его так называл другой человек, он сам называет себя так, но сказать можно всё что угодно, не так ли, сенатор?

Сенатор кивнул и вновь отвернулся к окну. Над горизонтом поднималась Галактика. Зрелище было из тех, что могло шокировать непривычных к нему людей. Сенатор давно к нему привык, этих необычных для всякого иного человека, рассветов было им видено гораздо больше, чем рассветов иных, когда диск ближайшего светила поднимается над горизонтом, окрашивая все вокруг в яркие радостные цвета и прогоняя тьму. Но на Софро день никогда не был белым, тьма отступала, не уходя совсем, и только. И все же, как и прежде, когда-то в былом, за десятками пролетевших лет, пронёсшихся как один день, его волновали эти необычные рассветы, когда чернильный, тёмный, бездонный провал небес наполнялся туманным дрожащим светом миллионов звезд.

– Ладно, – проговорил Сенатор, и, отвернувшись от окна, вновь подошёл к юноше, – поверим. А самозванцев, тут ты прав, опознать недолго.

Юноша чуть расслабился, откинул голову на спинку кресла и, подвинув губы к улыбке, вздохнул.

– Сенатор, я не самозванец, – проговорил устало, – мне удалось покинуть Рэну, и это почти что чудо. Разве есть что-то странное, что я устремился сюда, на Софро, ведь единственный близкий мне человек находится здесь? Какое преступление я совершил, что Вы устроили мне форменный допрос?

– Вы прибыли из Закрытого Сектора, как сами признались, – ответил сенатор сухо, – на корабле контрабандистов, к тому же. Принимая этот корабль, один из диспетчеров совершил серьёзный проступок. Вам этого мало? Или я должен объяснять сыну координатора и внуку Леди, что такое дисциплина и зачем она нужна?

– Но у меня не было другого выхода, – тихо и устало заметил юноша, – в окрестностях Рэны не наблюдалось ни одного из кораблей Лиги, а ходить пешком по звёздам меня никто не учил. На Рэне меня искали, мне нельзя уже было оставаться там. Вы хоть это понимаете?

– Да всё я понимаю, – бросил Алашавар раздражённо, – абсолютно всё. Вы ещё это втолкуйте Локите, молодой человек. Вы думаете, мне приятно допрашивать Вас, когда я вижу, что Вы еле стоите на ногах? Но у Вас нет документов, и нет свидетельств, что вы говорите правду. Таков уж наш теперешний придворный этикет, заведённый вашей бабкой, что я просто обязан выполнять все эти нелепые телодвижения. Или Вы полагаете, будто мне надоел мой нынешний пост? Так что терпите, Илант, ничего другого Вам не остаётся. И мне тоже.

Алашавар, вздохнув, пригладил короткие пряди волос знакомым жестом и поджал губы. Это было так знакомо, да и сам Сенатор за прошедшие пять лет изменился мало, был так же подтянут и сухопар, так же одевался – официально и строго, предпочитая одежду тёмных цветов, всё так же остро и испытывающе смотрели из-под бровей глаза.

Если б не этот, излишне пристальный и колючий взгляд, на который Сенатор нанизывал каждого встречного, как бабочку на булавку, его, наверное, можно было назвать приятным человеком. Впрочем, у сенатора всегда было множество сторонников. Были и недоброжелатели, которые ненавидели его так же сильно, как любили сторонники. Даже маленькая забавная кличка, которую кто-то давно пришпилил Алашавару, значила так много для посвящённых. Илант тихонько улыбнулся, вспомнив это. «Элейдж, – отстранёно подумал он, – так звали основателя Лиги, одного из основателей, – Элейдж или Амриэль Алашавар».

Хэлан побаивался этого человека. И уважал. Это было очевидным для всех и вся, даже для госпожи Локиты, которая, пожимая, плечами, искренне удивляясь, чего такого, вызывающего уважение, её сынок находил в Сенаторе. Сам Илант, будучи мальчишкой, то понимал, но только не мог высказать. Была в Сенаторе какая-то искорка, заставлявшая и его тянуться к Алашавару, смотреть на него с невольным уважением, стараться оказаться поблизости.