Я зову тебя - Елена Хуторная

Хотелось злиться и плакать, кричать, молить кого-то, чтобы выпустили ее хоть на минутку из этого заточения, чтобы успокоить сына, утешить его.

Потом накатывал гнев – да что за смерть-то вообще такая?! Если уж смерть, то смерть – душа прощается с телом, отправляется куда-то еще, а это что такое? Кто придумал такое издевательство, чтобы мать находилась рядом с сыном, но не могла ни слова ему, испуганному, сказать? Что за пытка такая этот немыслимый конец света!

После этого снова хотелось просить, умолять кого-то, чтобы позволили ей обратиться к сыну, поддержать его – ну он же ребенок, в конце концов, ну ему-то за что такое?..

Через какое-то время накатывало словно бы безразличие, но очень уж показное, напускное. Ах так, значит, ну и ладно, все эти ужасы на вашей совести, так и знайте. Посмотрите только, как вы обращаетесь с невинными, ничем не заслужившими такого обращения душами…

Но и после этого ничего не происходило, и что бы Марина не переживала, с какими бы мыслями не обращалась к чему-то высшему, белый свет оставался все так же недвижим и безучастен.

Марина понимала, что надо бы успокоиться, расслабиться хоть немного. Ужасная ситуация, слов нет, но, похоже, эмоциями, мольбами, угрозами, как и в жизни это было, не поможешь. Лучше бы дышать глубже, хотя бы только образно выражаясь, потому что дышать ей сейчас не нужно было, усмирить свои мечущиеся мысли, фонтанирующие эмоции, хоть чуть-чуть попытаться отвлечься. Поговорить мысленно с Ярославом из своего теперешнего положения – может, поможет, как и раньше, при жизни?

Марина начинала обращаться к сыну, направляла к нему свою нежность, заботу, ласку, защиту: ты мой чудесный мальчик, я с тобой, хороший мой, я всегда с тобой. Не бойся ничего, переживем мы как-нибудь и это тож…

Но сбивалась – не могла оставаться спокойной, снова хотелось плакать, взывать к кому-то, гневаться на кого-то. Ну как, как такое можно было допустить? Ну что они сделали такого, что с ними это случилось и никакого выхода из этого не видится? Это и значит ад? Вечность в небытии, в пустоте, страхе, безысходности?

И все-таки должен быть какой-то выход. Надо все-таки хоть немного успокоиться. Хотя и кажется, что какой толк в спокойствии, если уж гневные крики не помогают, но надо попробовать принять все как есть.

Зачем-то мы здесь и именно в такой ситуации, в таком положении. И хотя кажется, что выхода нет, но он есть, конечно же.

Марине вспомнилось вдруг, как когда Ярику было три года, он заболел сильно. А заболел из-за Славы – в начале мая они вдвоем с Яриком поехали к бабушке, и на обратном пути, вечером, Слава окно в машине не закрыл. Вроде так тепло уже было, но Ярик уже вечером начал кашлять, а ночью температура поднялась. А ведь говорила Славе, побереги ребенка, обманчивое тепло, и они только-только от зимних болезней отошли… И так злилась на него, так злилась! А как было не злиться? Ведь предупреждала, да и не хотела одних их отпускать, но так уж Слава уверял, что все хорошо будет, что он все понял, и вообще он знает тоже, как с детьми обращаться…

Ярославу становилось все хуже, а Марина злилась все больше, даже мама не выдержала, сказала, ну что ты к Славе прицепилась, лучше о ребенке подумай. Но Марине казалось, что Слава не достоин прощения. И только когда температура за тридцать девять не спала и на четвертый день, Марина вдруг по-настоящему испугалась и стало все равно, что там Слава, лишь бы Ярику стало лучше. Перестала злиться, и Ярослав пошел на поправку.

Кстати, и теперь столько переживала за Ярослава, а про Славу даже не подумала, вспомнила только вскользь. Но что же он? Где он сейчас? О ком сейчас думает?

Может, и правда зря на него столько злилась и обижалась, подумала Марина. Все казалось, что он что-то не так делает. А что я? Разве я права была, что не любила его, как могла бы любить? Все-то мне не так было, не то, все его в непонимании винила, а сама-то его понимала? Что я делала для него?

Все эмоции сдулись вдруг, угасли, сошли на нет. Хотя чувство вины тоже было не тем, чем хотелось бы наполнить этот бездушный белый свет.

Марина вдруг поняла, что больше не чувствует, не осознает своего тела, как раньше. Словно раньше в белом свете была полость в форме ее физического тела, а теперь она размылась и сжалась до размеров ее сознания. Хотя Марину это не испугало – просто отметила этот факт.

Слава, муж мой, Ярослав, сын мой, люблю вас. Наполняюсь этим чувством к вам, потому что это и есть самое важное. Что бы ни было, где бы вы сейчас ни находились, возмущением уже не поможешь, но может, любовь вы мою почувствуете, и пусть вам чуть легче, теплее от этого станет.

Марина словно закрыла глаза, и сама стала белым светом.

И вдруг она почувствовала, что и правда ее больше ничего не держит, не сковывает. Но не так, будто она освободилась от чего-то, а словно она все время этим светом и была, просто не понимала, не давала себе почувствовать это. И никакой он не злой, не холодный, не бездушный, а мягкий и податливый, приятно-прохладный, сам этот белый свет и есть свобода, легкость, простор, всесилие.

И в то же мгновение она ощутила присутствие, единение со Славой и Яриком. И Ярослав таким спокойным был, таким взрослым, как будто все гораздо раньше ее понял и почувствовал. Марина замерла, любуясь спектром, в который складывалась его неосязаемая сущность.

И ведь только на первый взгляд казалось, что окружающий белый свет такой однородный, монотонный – в нем вдруг оказалось столько ярких оттенков, столько цвета. Кажется, такой красоты Марина никогда не видела в земной жизни. О да, если это конец света, то почему его так долго пришлось ждать!

Вдруг все вокруг стало погружаться в сумрак, темнеть, тускнеть, и в следующую секунду… Марина проснулась.

Она лежала в темноте, в своей постели, Слава мерно дышал во сне, лежа рядом с ней.

Марина посмотрела в темноту и поняла, что чувствует сожаление из-за того, что сон оборвался. А может, как раз это называется концом света? Наша земная жизнь? Кончается белый свет, легкость, свобода, и мы