Снайпер - Джеймс Чейз

Только глухой не услышал бы угрозы в его голосе. И Тимотео стрелял до сумерек. Из сотни выстрелов он попал разве что в три банки. Ему едва хватало сил поднимать ружье.

– Все, – отрезал я. – Больше он стрелять не может. Уведи его.

Вспотел и я. Если до приезда Саванто оставалось сорок восемь часов и он рассчитывал, что ему покажут товар лицом, то время работало против меня.

Когда они ушли, я вернулся в бунгало. Пахло жареным луком. Люси я нашел на кухне. Она готовила жаркое… одно из моих любимых блюд.

– Привет!

Она обернулась через плечо и слабо улыбнулась:

– На сегодня все?

– Да, пойду приму душ.

– Обед через двадцать минут.

– Пахнет хорошо.

Люси кивнула и отвернулась к плите. Я хотел подойти и обнять ее, но, взглянув на ее застывшую спину, понял, что она не одобрит мой порыв.

«Все уладится, – сказал я себе. – Должно уладиться».

После душа я надел чистые рубашку и брюки.

Мы пообедали. Жаркое удалось, но я ел без аппетита. Она тоже.

– С движущимися мишенями у него ничего не выходит. Только чудом я смогу научить стрелять этого сукина сына.

Она ничего не ответила.

– Его отец приезжает послезавтра, чтобы узнать, как идут дела.

Люси подняла голову, ее глаза широко раскрылись.

– Правда?

– Да. Лучше бы я не брался за эту работу.

– У тебя еще есть время. – Она положила вилку на тарелку. – Нельзя получить такие деньги, не отработав их. Это же твои слова, не так ли?

– Верно.

Мы помолчали.

– Забыла сказать тебе. Приезжал полковник Форсайт. Я объяснила ему, что школа закрыта.

– Он не возмущался?

Плевать я хотел в тот момент на полковника Форсайта, как, впрочем, и на остальных своих бывших клиентов.

– Нет.

Вновь долгая пауза.

– От такой жары даже есть не хочется. – Я отодвинул тарелку.

Люси вообще едва притронулась к жаркому.

Не глядя на меня, она встала из-за стола и вышла на веранду. По привычке я включил телевизор. Блондинка с огромным, как корзина, ртом пела о любви. Я выключил телевизор.

Через открытое окно я увидел Люси, идущую к пляжу. После короткого колебания я последовал за ней.

Бок о бок, молча, мы шли по пустынному берегу.

Потом я взял ее за руку.

На следующий день, когда подошло время ленча, я уже был уверен, что чуда не произойдет.

Три часа Тимотео стрелял по движущимся банкам и не попал ни в одну. Он старался, но его словно парализовало. Он не смог поразить ни одной банки, даже когда я снизил скорость их движения.

Наконец я забрал ружье из его потных рук.

– Присядь, Тим. Давай поговорим.

Он стоял, понурив голову, его лицо посерело, осунулось. Выглядел он, как бык с пиками в холке, ожидающий последнего удара матадора.

– Тим! – рявкнул я. – Сядь! Я хочу поговорить с тобой!

Мой рык заставил его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и ненавистью. Затем он повернулся, вышел на солнечный свет и, волоча ноги, зашагал к далеким пальмам.

Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.

– Значит, так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет. Я хочу поговорить с твоим боссом.

Раймондо отбросил окурок.

– Да, пора поговорить с боссом. – Он встал. – Сейчас и поедем к нему. Я только починю машину.

Лопнула моя мечта заработать пятьдесят тысяч долларов, но, к моему удивлению, я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньги не могли компенсировать то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело касалось только Тимотео, я бы еще мог жалеть о том, что не удалось научить его стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я чуть не разрушил свою семью.

– Увидимся у бунгало, – кивнул я.

Люси на кухне готовила ленч.

– Я сейчас поеду к Саванто, – сообщил я. – Верну деньги. Через несколько часов мы снова будем одни.

Люси замерла, затем повернулась ко мне.

– Что случилось?

– До меня внезапно дошло, что эта работа нужна мне, как рыбке зонтик, – ответил я. – Он никогда не научится стрелять. Я сдаюсь, мы возвращаемся на исходные позиции. – Я улыбнулся: – Я отлучусь на минутку, дорогая, вырою деньги.

Я вышел через дверь черного хода, разрыл песок, вытащил жестянку и достал из нее облигацию. Раньше я обращался с ней трепетно, а теперь сложил вчетверо и сунул в карман. Для меня она стала клочком бумаги.

Вернувшись на кухню, через окно я увидел подъезжающий «Фольксваген».

– Я приеду через пару часов, – сказал я. – Подождешь меня?

– Да, – в ее голосе слышалась тревога. – О, Джей! Ну почему ты не понял этого раньше!

Раймондо, сидевший за рулем, посигналил.

– Мы еще поговорим об этом. Мне пора ехать. Жди меня.

По выражению лица Люси я понял, что обнимать ее не стоит. Я послал ей воздушный поцелуй и вышел из бунгало.

Ехали мы молча. Раймондо вел машину на максимальной скорости, а я думал о том, что скажу Саванто. Из головы не выходили слова Раймондо: «Если вам это не удастся, вы не только потеряете деньги, вас ждут личные неприятности».

Дешевый гангстерский блеф?

Я взглянул на него. По его профилю невозможно было угадать его мысли, даже если он о чем-то и думал. Лицо суровое, волевое. К таким надо относиться серьезно.

Личные неприятности?

На душе стало нехорошо.

«Сейчас век чудес», – говорил Саванто.

Но и чудеса не возникают на голом месте. Нужно иметь способности или хотя бы желание, а у Тимотео отсутствовало и то, и другое. Он правда старался. Я не мог этого не признать, так что, возможно, не стоило обвинять его в недостатке желания. Но что-то мешало ему стрелять. Люси предлагала мне спросить, почему он не хочет стрелять. Я не задал ему этого вопроса, да скорее всего он бы мне и не ответил. Может, действительно стоило поговорить с ним об этом, но я инструктор по стрельбе, а не психоаналитик.

Без энтузиазма ждал я встречи с Саванто. Он мог обвинить меня в потере полумиллиона долларов. И мне предстояло доказать, что никто не смог бы научить Тимотео стрелять. Я решил тактично намекнуть ему, что не следует заключать такие крупные пари после пьянки. Я не знал, как он это воспримет, но понимал, что другого выхода нет.

Жаль, конечно, терять полмиллиона, но спорил-то не я, а Саванто. Какие претензии он мог предъявить мне? Я честно старался помочь его сыну. Деньги я возвращал. Я мог бы отдать еще и пятьсот долларов, полученные в задаток. Чтобы избавиться от Тимотео, я согласился бы не брать платы за потраченное на него время.

Не доезжая до Парадиз-Сити, Раймондо неожиданно свернул с шоссе налево, и мы поехали вдоль берега.

– Ты знаешь, куда едешь? – спросил я. – «Империал» в другой стороне.

– Он переехал, – услышал я в ответ.

Потом мы свернули на более узкую дорогу, петляющую меж песчаных дюн. Раймондо пришлось сбросить скорость. Примерно через милю мы подъехали к небольшому домику с выкрашенными в белый цвет стенами, широкой верандой и заросшим сорняками садом. Два сарая служили гаражами.

Раймондо остановился у ворот, выключил мотор и положил ключ в карман. Затем вылез из машины.

Я последовал за ним. Когда мы подошли к дому, в дверях появился Саванто. Он был в черном костюме, в черной шляпе с широкими полями, все так же похожий на стервятника.

Он поднял маленькую пухлую руку, приветствуя нас. Раймондо отступил в сторону, а я поднялся на веранду.

– Давайте присядем, мистер Бенсон. Я собирался приехать к вам завтра. – Его черные глазки пробежались по моему лицу, после чего он, тяжело ступая, подошел к бамбуковому стулу и сел, жестом указав мне на соседний. – Так что вы хотите мне сказать?

Я сел.

Раймондо поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Я услышал, как он с кем-то поздоровался. Ему ответили густым басом.

– Ну, мистер Бенсон?

Я вытащил из кармана облигацию на двадцать пять тысяч долларов, осторожно развернул ее и протянул Саванто.

– Чуда не произошло. Извините. Я еще должен вам пятьсот долларов.

Он вгляделся в меня – лицо его оставалось бесстрастным, – потом взял облигацию, осмотрел ее, аккуратно сложил по сгибам, достал потрепанный бумажник, сунул в него облигацию и вернул бумажник во внутренний карман пиджака.

– Вы хотите получить больше денег, мистер Бенсон? – спросил Саванто. – Не проявили бы вы большей заинтересованности, если бы я предложил вам сто тысяч долларов?

Я вылупился на него, гулко забилось сердце. Сто тысяч долларов! По его глазам я видел, что он не шутит. Логичное предложение. Он же экономил целых четыреста тысяч! Секунду или две меня так и подмывало поддаться искушению, но я подумал о Люси, представил, с каким ужасом взглянет она на меня, если я вернусь с известием, что стрельбы будут продолжены. И главное, сам Тимотео. Я уже знал, что никакие деньги на свете не превратят его в снайпера.

– Нет, ваши деньги меня не интересуют, – ответил я. – Я не смогу их заработать. Научить вашего сына стрелять невозможно. Что-то останавливает его, словно он не может нарушить табу. Возможно, если вы отведете Тимотео к психоаналитику, ему там помогут, но я не в силах что-либо сделать.