Наваждение – книга 2 - Пола Волски

«Меранотте!»

Сердце Элистэ пронзила боль. У нее пропал аппетит, она отодвинула тарелку. Благороднейших и виднейших уничтожили в мгновение ока – и мир вокруг не содрогнулся от ужаса.

Этот день вообще отличался особо изысканным подбором жертв, и собравшаяся толпа, не желая упустить редкостное зрелище из-за помешанных на Кокотте, принялась забрасывать их камнями и пустыми бутылками. Десятки людей с той и с другой стороны получили синяки и ранения, прежде чем Вонарская гвардия вмешалась и положила конец беспорядкам. Но пока народ буянил, Кокотта и ее верховный жрец Бирс Валёр спокойно занимались своим делом, методично уничтожая одного за другим двадцать четыре человека. К тому времени, как в толпе навели порядок, экзекуция подошла к концу. Нынче до всякого, если он не безнадежный кретин, дошло, что публичные казни – прямая угроза гражданскому согласию и порядку; это пора бы понять даже таким кровожадным ослам, как экспры. Так считала мадам Кенубль.

Супруг был полностью с ней согласен. По ходу ее рассказа он время от времени разражался привычными проклятиями в адрес экспроприационистов, явно обделенных от природы как умом, так и душой, – судя по всему, излюбленная тема разговоров в семействе Кенубль. Несмотря на протесты со стороны гостей, парнишки Кенубль так же выказали наследственную непримиримость, стараясь перещеголять друг друга по части наиболее красноречивых эпитетов и выражений. Юный Тьер проявил особую изобретательность, развив гипотезу о происхождении партии экспров: «Жила была жаба, вся в бородавках, потом подохла, валялась и гнила в своем болоте, солнце ее нагрело, она стала пучиться от вонючего газа, пучилась, пучилась и лопнула, из нее полезла слизь, а из этой слизи родился первый экспр. А то еще…»

Брев, в свою очередь, пустился в рассуждения о том, как надлежит ответить на нападение экспроприациониста.

– Хочете знать, что я сделаю, коли меня схватит экспр? – осведомился он и сам же себе ответил, не упустив и малейшей подробности. – Но у тебя так не получится. Листе, ты ведь девочка и у тебя нету ни ручной ядовитой змеи, ни полых железных шипов.

Элистэ, будучи хозяйкой Малыша – так мальчики окрестили Принца во Пуха, – имела в их глазах особый вес. Да и сидела она рядом с ними.

– Так я тебя научу, что делать. Если тебя схватит экспр, ты ему – коленом в пах, а кулаком по сопатке. Всего и делов.

Тьер поддержал братишку энергичным кивком.

– Я запомню, – мрачно пообещала Элистэ.

– Выбирайте выражения, дети! Такие слова не пристало слушать Возвышенным дамам, – одернул их мастер Кенубль.

«По нынешним временам только такие и пристало», – подумала Элистэ.

Трапеза завершилась. Вскоре мальчиков, несмотря на все их протесты, отправили спать. В дверях Брев обернулся, перехватил взгляд Элистэ, и, изобразив «коленом в…», выразительно наподдал воздух, затем совершил выпад против воображаемого супостата, показав, как нужно делать «А кулаком по…». Она понимающе кивнула, и мальчики ушли. После этого Цераленн поделилась с хозяевами планом своей внучки насчет привлечения нищих к поискам кавалера во Мерея. Она предложила тому, кто обнаружит убежище во Мерея, награду в сто рекко при условии, что все останется в тайне.

Супруги горячо поддержали план, причем и кондитер, и его половина в свою очередь вызвались переговорить с самыми надежными из числа нищей братии. Через несколько часов предложение дойдет до Лишая – без его участия ничего не получится; но видимых причин для его отказа не было. И с этой самой минуты нищие начнут искать во Мерея по всему городу. В недрах Шеррина не найдется убежища, которого не сумели бы вынюхать члены Нищего братства, каким бы потаенным и скрытным оно ни было. Поиски могли занять несколько дней, а то и недель, но в конце концов во Мерея непременно найдут.

Сидя в освещенной пламенем жаркой кухне, сытая и немного обнадеженная, Элистэ почувствовала, как холодный страх постепенно отпускает ее. Кондитер и его жена выказали такое сердечное участие и уверенность, что сомнение в их искренности граничило с оскорблением. К тому же ей не хотелось сомневаться. Они отыщут Мерея и выберутся из Шеррина с его красными ромбами, летучими «шпионками» и открытыми повозками, громыхающими от «Гробницы» до голодной Кокотты. Безысходный кошмар, поглотивший ее в последние дни, бесследно исчезнет раз и навсегда. И ждать осталось недолго – раз Кенубли обещают, все будет как надо…

«Не может не быть».

С той минуты, как они спустились в кухню, Аврелия не произнесла и двух слов, но сейчас наконец открыла рот – разумеется, для того чтобы что-то потребовать. Ей, заявила она, необходимы писчая бумага и добрый запас новых перьев и разноцветных чернил, а в придачу – что-нибудь пожевать, чтобы утолить голод в часы вынужденного дневного заточения на чердаке.

Кенубли проявили удивительное терпение. Письменными принадлежностями они, увы, не располагают, но готовы предоставить гостям рулон нелощеной оберточной бумаги и корзинку абрикосовых крутонов. Элистэ же с Цераленн могут взять в свое распоряжение несколько книг, которые некий бестолковый стипендиат как-то оставил в залог за булочки с кремом, да так и не востребовал. Элистэ, до тех пор не проявлявшая склонности к чтению, прямо-таки вцепилась в книги. После долгих скучных дневных часов она бы еще с удовольствием посидела на кухне в теплой компании, но Кенублям нужно было ложиться спать, так как им предстояло вставать еще до рассвета. Хозяева, однако, разрешили Возвышенным дамам еще немного посидеть перед камином после их ухода, но не очень задерживаться. Поздно ночью свет на кухне вызовет досужее любопытство.

Хотя Элистэ понимала, что мастер Кенубль прав, ей все-таки не хотелось идти наверх. То, что еще предыдущей ночью было для нее желанным убежищем, ныне казалось застенком. Они проделали обратный путь – до верхнего этажа и дальше по лесенке, чердаком и через заднюю стенку шкафа, по другую сторону которой их ждала камера-призма и молчаливая скука. Так как они бодрствовали всего несколько часов, спать никому не хотелось. Более того, заниматься своими делами лучше всего было ночью, когда в «Приюте лебедушек» нет покупателей.

Они принялись убивать время кто как умел. Кэрт, скрестив ноги, уселась под свечой у столика и принялась штопать чулки. Цераленн взялась за вышивание – зрение у нее было не по годам острое. Аврелия же вернулась к недописанному посланию, и теперь ее перо легко скользило по страницам, заполняя их одну за другой. Лишь изредка она останавливалась, чтобы подобрать нужное слово, перо застывало над бумагой, и она, воздев взор горе, громко шептала: