Спаситель с нашего двора - Олег Касимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Друзья мои, это нужно было видеть! Какой взрыв, а? Там находилось с десяток римлян и еще около двадцати стражников храма и фарисеев. Некоторые попадали на землю, а когда дым рассеялся, добрую половину иудеев как ветром сдуло. Римские воины, понятно, не шелохнулись: военная подготовка. Но и они оробели. А тут еще с трехсекундной задержкой разваливается сам огромный камень. Я даже побоялся, что все сейчас драпанут, но, Слава Богу, замечательное движущее чувство – любопытство! Потянулись, родимые, как только камень развалился и вход в склеп стал свободным. Первыми осторожно двинулись вовнутрь представители совета, ну а за ними и все остальные, включая солдат. Я понервничал малость. Еле удержался, чтобы не вылезти из своего убежища и самому не заглянуть в пещеру. Стали выходить. Переговариваются. Спорят. Я как только краем уха услышал: «Я же сам камень задвигал. Никуда не уходил. Все дни тут провел… Куда же он мог испариться?» – успокоился и домой. Все на этом. То, что от меня зависело, я уже сделал. Теперь дело за нашим Спасителем.
Мне категорически не разрешалось выходить днем на улицу. Никто не должен был случайно увидеть и признать во мне Иуду Искариота. Этот персонаж погиб для всех. Я очень хотел пойти с Андреем, но пришлось отпустить его с Ланским, а самому сидеть и ждать.
–Знаете, Александр, я никогда не встречал более счастливых людей, чем ученики нашего друга, – с порога заявил Ланской. – Этот феномен безграничной радости достоин пристального изучения наукой. Скажу Вам больше. Я впервые ощутил его на себе. Что это? Психосоматика? Я словно заразился счастьем. Фантастические переживания. Нужно было видеть этих людей, когда перед ними предстал Андрей, целый и невредимый. Сначала лучик надежды проник в их засохшие души, а потом осознание факта воскрешения ударной волной накрыло их с головой. Словно удалось химически выделить чистую радость и вколоть приличную дозу каждому ученику. Да что там они – я, человек, который знает всю изнанку проекта, под воздействием общей истерии чувствовал себя счастливым, как никогда. Хоть сейчас садись за докторскую по групповой терапии.
– Можно ли эту тираду воспринять как официальное уведомление об успешном завершении операции? – спросил я, поочередно глядя то на Андрея, то на профессора.
– Думаю, что да. – Андрей выглядел счастливым. – Надеюсь, для вас Христониада заканчивается, а мне пора возвращаться. Взбудораженный Ланской и я запротестовали в один голос.
– Куда? Зачем торопиться. Нельзя омрачать такой замечательный день расставанием. Нужно насладиться моментом.
Я предложил Андрею зависнуть в доме Семена Давыдовича на неопределенное время. А что? В конце концов, задержится он здесь на день, на неделю, или на месяц – все равно при обратной телепортации попадет во вполне конкретное время за четыре дня до распятия.
–Спасибо, конечно, но именно сейчас я чувствую в себе силы, чтобы учить и вести дальше. Нельзя распыляться по пустякам.
– Несколько лишних дней жизни – это пустяки?
– Эй, искуситель. Объясняю же: не могу я никак остаться. Давайте сегодняшний вечер проведем вместе, а завтра я отчалю.
Из уст Андрея это прозвучало так, словно он не собирался покинуть нас навсегда, а так, уехать по делам ненадолго.
Дом Семена Давыдовича был не только красивым и практичным, но и самым передовым. Одно строение отводилось под термы – Римские бани. Система центрального отопления, подогрев пола и стен – все как полагается. Гипокауст – отопительная система, находилась под кальвадием – самым горячим помещением. В этом и заключалась маленькая хитрость. При очень большом желании, без свидетелей, кальвадий можно было раскочегарить до температуры русской парной. Добавьте еще веники калипринского дуба и иерусалимской сосны. Профессор сам заготавливал их вдали от посторонних глаз, и вот появился повод апробировать.
Весь вечер мы просто болтали, вспоминая нашу студенческую жизнь в политехе. Славно попарились. Отличный выдался вечерок…
…Мы стояли втроем в ангаре-лаборатории. К телепортации все было готово. Наступал самый тяжелый момент. Расставание. Как бы Андрей ни преобразился за палестинский период своей жизни, для меня он все равно в первую очередь оставался моим другом. Другом, с которым прощаюсь навсегда.
– Саня, когда вернешься – присмотри за моими родителями, ладно? Ну и женись. Найди достойную девушку и нарожай детишек.
–Ты что, смерти моей хочешь? – попытался схохмить я и сразу же осекся. Неуместное, даже немного жестокое упоминание о смерти. Как-то угловато получалось.
– Да нет, наоборот. Доживи, пожалуйста, лет так до ста. За нас обоих.
Мы обнялись. Что-то похожее на суровую мужскую слезу выкатилось из моего глаза. Я хотел еще чего-нибудь добавить, но не смог. Слова застряли в горле комом. Пришлось сглотнуть. Не хотелось, чтобы Андрей это заметил.
Ланской в последний раз проверил оборудование и выжал рычаг.
20
Мои ушибы и ссадины, «подарочек» стражников храма, успешно заживали. А это означало, что можно смело готовиться к долгожданной телепортации домой. Последние дни сильно меня тяготили. Я просто валялся в кровати как овощ, потеряв всякий интерес к внешней жизни. После прощания с Андреем мы практически перестали общаться с профессором. Иногда ужинали вместе, но разговор как-то не клеился.
Он заглянул ко мне в комнату утром и сообщил, что все готово. Можно телепортироваться, когда пожелаю. Я без колебаний заявил:
– Отправьте меня как можно быстрее. Можно и сегодня.
Ланской кивнул в ответ. Вполне исчерпывающий жест. Разговор был окончен, но Давид Семенович не уходил. Он мялся еще какое-то время, прежде чем продолжить.
– Александр, я откладывал этот разговор, как только мог. Будь я на все сто процентов уверен, что ты попадешь обратно в свою ФСБ-шную лабораторию, то и не заикался бы. Да не бойся ты, так все и будет. Но… Я все же обязан тебя предупредить… Давай объясню все по порядку. Чтобы начать сначала, придется вернуться в советскую лабораторию.
Итак, после унизительного закрытия моего проекта, я решил доказать свою профессиональную состоятельность, и отправиться в прошлое. Есть только одна маленькая ремарка: я не чокнутый обиженный фанатик, бросающийся в омут неизведанного. Билет в один конец, как позднее интерпретировали КГБ-шные товарищи, не мой путь. В отчете чекистов фигурировало: «Под воздействием лучей прибора Ланского, исчезают разные неодушевленные предметы; также проведен положительный опыт с живым кроликом».
Никому в голову не пришло обратить внимание на эти самые «неодушевленные предметы», а зря. Втайне от своих коллег мне удалось собрать еще один прототип аппарата, разобрать его на составные части и
