Три Рождества, которые мы провели вдали от дома - Руби Джексон

Однако от перспективы потратить на тряпки все, что скопила на отпуск, ее бросило сначала в жар, потом в холод. Пришлось с сожалением отодвинуть заманчивую картинку – она в чудесном наряде – на задворки сознания. Хотя офицер на сборном пункте, увидев ее в таком виде, непременно сделал бы стойку и взял ее на заметку.

«К тому же, Дейз, – утешала она себя, – к такому наряду непременно нужна шляпка, не говоря о хороших туфельках, сумочке, шелковых чулочках за три шиллинга пара…»

А потом ей в голову пришла мысль, что Эдейр Максвелл наверняка знает немало девушек, которые приобрели бы все это без рассуждений. Думать об Эдейре ей не хотелось, поэтому она ничуть не сожалела, что весь следующий час ей не давал скучать дверной колокольчик лавки.

Берни Джонс и старый Фишер зашли вместе. Странно было видеть Берни неулыбающимся.

– Где твой отец, Дейзи?

У нее похолодело сердце. Тон Берни ей сразу не понравился.

– Он поехал за полагающейся нормой бензина. Но здесь мама, она наверху.

– Пришла телеграмма из армии, девочка. Наверное, твоей матери лучше не читать ее одной. – И он вручил ей тонкий желто-коричневый конверт. Дейзи успела удивиться тому, что у них одинаково дрожат руки.

– Я оставлю его закрытым до возвращения отца. Он будет с минуты на минуту. Мало ли о чем здесь написано… – Видя, что ее добрый и щедрый друг Фишер отступает к двери, она окликнула его: – Ваша газета и, наверное, сосиски, мистер Фишер? Не уходите, сейчас все будет готово! – Она попыталась весело улыбнуться. – Спасибо, Берни, до завтра.

Почтальон молча вышел, и Дейзи отправилась в подсобку за сосисками.

– Мне очень жаль, Дейзи, – проговорил Фишер через силу. – Новости могут оказаться плохими. Но мы верим в Бога, а не плохим новостям. Вот и твой отец. – Он положил на прилавок полкроны. – Сдача может подождать до завтра.

Дейзи и ее отец, вошедший со своей обычной жизнерадостной улыбкой, тут же сменившейся на выражение испуга, остались в лавке одни. Оба не сводили глаз с лежавшего между ними на стойке конверта.

Фред долго смотрел на него, боясь прикоснуться.

– Повесь на дверь табличку «Закрыто», милая. Потом мы поднимемся с этим к маме.

Дейзи с отчаянно бьющимся сердцем сделала как ей велели. Она хотела добавить записку для Джорджа, но решила, что ко времени его возвращения из школы они уже откроются.

«Г-ну Ф. Петри, срочно. 21, Хай-стрит, Дартфорд, Кент.

С сожалением сообщаем, что Ваш сын сержант Сэмюэл Петри пропал без вести во время боевых действий в ночь на 2 июня.

Фред не стал вглядываться в даты. Какое они имеют значение?

– Будь умницей, Дейзи, сделай своей матери чаю.

В кухне Дейзи старалась думать только о простейших вещах, вроде заваривания чая. Она не могла собраться с мыслями и зажмурилась в надежде, что от этого в голове прояснится. Без вести?.. Нет, занимайся чаем! Как? Вскипятить воду, нагреть чайник, найти любимую мамину чашку – как будто она обратит на это внимание… Дейзи ловила себя на автоматических движениях, как у фарфоровой куклы, с которой ее однажды, усмехнувшись, сравнил Эдейр. Пытаясь вспомнить тот их разговор, она запрещала себе думать о клочке бумаги с несколькими страшными строчками.

– Мой Сэм – сержант, Дейзи.

Ее родители сидели рядышком на тахте, Фред крепко держал Флору за руку.

– Отпусти, Фред, иначе я не смогу пить чай. Молодец, что положила мне сахару, Дейзи. Однажды я отказалась от сахара во время поста – да так и привыкла.

– Пособие по первой помощи рекомендует класть сахар, – сказала Дейзи, тоже прихлебывая из чашки.

– Он учил тебя думать, как поступать, Дейзи. – Флора, всхлипывая, глотала чай. – Сержант! Он капралом-то стал всего пару месяцев назад!

– Сэм – хороший солдат, мама.

Флора так резко поставила чашку, что пролила чай на блюдце.

– Мой Сэм всего лишь пропал, пропал, это еще ничего не значит… О Роне и о Филе ни слова, может, с ними все в порядке…

Фред встал.

– Не лучше ли тебе прилечь, родная? Дейзи, побудь здесь, я присмотрю за лавкой.

Мать уже давно забылась сном, а Дейзи все сидела у ее изголовья и изо всех сил заставляла себя надеяться на лучшее. Покупка костюма стала бы непростительным транжирством. Как она радовалась теперь, что вовремя дала себе по рукам! Запись в ВААФ пока придется отложить. Как можно оставить родителей после того, как пропал Сэм? Вот узнают, что он нашелся, тогда можно будет попытаться опять. А пока что ее место, нравится ей это или нет, – рядом с матерью.

Нашелся ли бы во всей стране хоть один счастливый человек? Следующие несколько месяцев были для Дейзи мучительными. Флора чахла без известий от сыновей, и все, что она делала раньше по дому и в лавке, теперь легло на узкие плечи Дейзи. Она еще крепче подружилась с Фишером, заходившим в лавку едва ли не каждый день и подолгу обсуждавшим с Дейзи новости, даже смеявшимся с ней на пару над какой-нибудь недавней радиопостановкой. Обоих очень забавлял Томми Хэндли, обоим нравилась Мона Лотт с ее коронной фразой: «Как же мне весело, сейчас под стол загремлю от смеха!» У Фишера с его легким немецким акцентом это получалось еще смешнее.

В начале каждого дня они надеялись, что дверной колокольчик оповестит о приходе почтальона с доброй вестью. Именно тогда, когда Дейзи совсем уже приготовилась сойти с ума, пришло письмо – не из военного ведомства, а от среднего брата Фила.

– Если вы мне доверяете, Дейзи, я подежурю в лавке, пока вы сбегаете наверх, – предложил Фишер.

– Вам я доверяю больше, чем кому-либо еще! Я только на минутку!

И Дейзи, перепрыгивая через ступеньки, ринулась наверх.

– Гляди, мама, это от Фила, с его корабля!

Прежде чем открыть письмо, Флора прижала его к сердцу.

– Лучше прочти мне его вслух, Дейзи, у меня слезятся глаза.

Дейзи быстро соображала. Кто может заявиться в этот час? Разве что викарий, а его вполне можно доверить Фишеру.

– Только я быстро, мам, я оставила в лавке мистера Фишера, мне перед ним неудобно…

– Он умный человек, Дейзи, твой отец называет его очень образованным, у него перед именем разные буквы. Понадобишься ему – он подойдет к лестнице и крикнет.

«Простите, что не писал, очень занят, а сначала на корабле тошнило от качки. Теперь все прошло. Я даже научился ходить вразвалочку, как настоящий моряк. Мы были в деле – вот и все, что можно рассказать. Вы не слышали такого грохота и, надеюсь, никогда не услышите, но мы выдержали. Наш капитан – важный джентльмен, но очень славный, говорит, что нам положены медали. Может, и наградят.

Учиться корабельной службе было весело, хоть и страшновато, все равно что играть в Тарзана в лесу. Помнишь, мама, как ты кричала на нас, когда мы прыгали с дерева на дерево, а ведь многие, с кем я служу, раньше не видели цветущего дерева, тем более не лазили по веткам. Но это проще, чем было у нас. Есть тут на корабле одна штуковина, зовется «спасательной беседкой», вроде твоей яблочной оладьи, но на веревке. Лучше тарзанки, только…»

– Дальше не разобрать, мам. Потом он рассказывает, что научился узнавать любые самолеты. Все, мне пора. – Она сунула счастливой матери тонкий листок, подпорченный морской водой, и побежала вниз. В этот момент снова зазвучала сирена.

У Петри не было сада, где можно устроить бомбоубежище, поэтому они приготовили более-менее безопасное помещение на случай авианалета внутри дома. В кухне было всего одно окно и только две внешние стены, поэтому они решили прятаться там. Но им сказали, что безопасная комната ни в коем случае не должна находиться на верхнем этаже.

«Зажигательная бомба пробьет крышу и долетит до нижнего этажа, – предупредили их. – У вас есть подвал? Лучше всего отсиживаться там, а за неимением подвала – на нижнем этаже».

Подвала в доме не имелось, зато была кладовая между лавкой и задней дверью – самое, как их заверили, лучшее место. Маленькое оконце впускало совсем немного света, и только одна внешняя стена отделяла от улицы. Петри вынесли как можно больше продуктов в коридорчик, остальное, главным образом консервы, оттащили наверх. Дейзи совсем не улыбалась мысль о том, чтобы таскать банки вниз, но отец напомнил ей: «Война все-таки!»

В тесной кладовой, где немудрено было заболеть клаустрофобией, появились свечи, спички, старая керосиновая лампа и канистра с керосином, несколько термосов для еды, бутылки с водой. Каждый вечер Флора и одна из ее дочерей наливали в один из термосов чай и ставили его в кладовую. Предлагалось установить там радиоприемник, так как налеты могли длиться по несколько часов, но в кладовую не провели электричества, поэтому драгоценный приемник «Беклайт» так и остался на старом комоде бабушки Петри в кухне. Развлекаться собирались обычными картами и старыми настольными играми: «Змейки и лесенки» и их любимый «Фермерский двор» с коварным лисом Фредди. Всем уже поднадоело бегать в кладовку, как только завоет сирена, тем более что тревога раз за разом оказывалась ложной. Но каждый день она могла стать настоящей.