Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан

— Это же Бехзад! — вскрикнула она.

При виде Аббады гость поспешно сбросил сандалии и устремился к ней; он коснулся ее руки, приветливо поздоровался и спросил:

— Какими судьбами вы здесь, тетушка?

— Да вот приехала проведать Дананир.

— Стало быть, наш лекарь и есть ваш друг Бехзад? — вымолвила пораженная Дананир. — Какое необыкновенное совпадение! Пожалуйста, господин, — она жестом пригласила его садиться.

Бехзад прошел своим твердым широким шагом к указаному месту и сел. Он был очень высокого роста, широкоплеч, с крупной головой; на лице со светлой кожей, под высоким лбом, выделялись глубоко посаженные, умные, проницательные глаза; он носил небольшие усы и короткую бородку. На вид ему было лет двадцать пять. Он кутался в длинную черную абу[39], голову его венчала низкая остроконечная шапка без обычной чалмы вокруг. Несмотря на высокий рост и широкие плечи, он двигался легко и стремительно, словно носить свое тело не составляло для него ни малейшего труда, и лишь вблизи вы убеждались, что перед вами — поистине великан, взирающий на окружающих с высоты своего необычайного роста. В его взгляде читались сила и доброта — свидетели внутренней воли и чистосердечия. Его редко можно было видеть смеющимся, чаще он хмурил брови, и живое выразительное лицо его было сосредоточенным и внимательным. Обычно задумчивый, он говорил мало, однако беседовать с ним было приятно и занимательно; вместе с тем, собеседник его всегда чувствовал некоторую робость, словно сидящий перед ним человек обладал какой-то магической силой.

Не успел Бехзад сесть, как Дананир поспешно заговорила:

— Мы вспоминали о тебе с моей госпожой в час заката, а после говорили о тебе с госпожой Умм Джафар. Но я никак не думала, что ты и есть тот самый Бехзад, которого она поминала добром, поскольку не знала тебя под этим именем. Да наградит тебя господь за твое к ней милосердие!

Тут Дананир случайно повернулась в сторону Аббады и увидела, что та прикладывает палец к губам и смотрит на нее предостерегающе.

Дананир живо смекнула, в чем дело, но Бехзад, казалось, ничего не заметивший, спокойно объяснил:

— В аль-Мадаине меня знают только как Бехзада, поскольку считают, что я очень похож на перса, — вот и дали мне это персидское имя. А по-настоящему меня зовут, как вы знаете, Абдаллах.

Он ласково и в то же время почтительно взглянул на мать Джафара и добавил:

— Никакого особого милосердия к вам, тетушка, я не проявлял. Не помню, чтобы я совершил нечто, достойное похвалы.

Бехзад повернулся к воспитательнице:

— А как поживает госпожа наша Умм Хабиба? В добром ли она здравии?

— Да, — ответила Дананир. — Она сейчас в столовой зале, ужинает со своей гостьей. А потом я собиралась, как обычно, уложить ее спать.

Лекарь, казалось, не расслышал конца фразы. Стараясь скрыть промелькнувшее на его лице беспокойство, он поправил свой меч и спросил:

— А не приехал ли мой слуга Сельман?

— Нет, господин, — ответила Дананир. — Я ничего не слышала про то. А вы условились здесь встретиться?

— Да, и я ожидал, что он прибудет сюда к закату солнца. Но поскольку сам задержался, то думал, что он уже ждет меня.

Бехзад встал, озабоченно поглядывая на дверь, словно намереваясь выйти, и Дананир спросила:

— Моему господину что-нибудь нужно?

— Нет, ничего. Я просто хотел бы удостовериться, что Сельман еще не прибыл. Может быть, он все-таки приехал и ждет где-нибудь в помещении для слуг?

— Я поищу его, — предложила Дананир, вставая, — а господин пусть посидит здесь.

Но не успела она приблизиться к двери, как в галерее послышался шум и громкий смех. Воспитательница узнала голос Зейнаб, — видимо, девушка шла сюда, и по дороге ее что-то рассмешило. Дананир тоже улыбнулась про себя, радуясь, что воспитанница ее в хорошем настроении, и вышла в галерею.

— Ты здесь, госпожа? — послышался ее строгий голос. — Почему ты не отправилась в постель после ужина? Или мне непременно нужно было проводить тебя?

Она не успела закончить, как Зейнаб очутилась подле нее. Она подбежала к дверям, шаловливо таща за край платья Маймуну, с удовольствием ей подчинявшуюся. На лице Маймуны была улыбка.

— Ну, что тебя так рассмешило, милая? — уже мягче спросила Дананир.

Немножко успокоившись, Зейнаб прокричала, обернувшись в глубину галереи:

— Да слуга лекаря меня насмешил! Пойди только взгляни на него! — Она указала в глубь галереи.

Дананир посмотрела туда и увидела человека странной внешности, в одеянии, которое Сельман прежде никогда не носил. Сейчас же его голову прикрывала большая чалма, из-под которой лохматились длинные пейсы; в окладистой бороде пробивалась седина; а на плечи была накинута джубба; всем своим обликом он напоминал раввина. Тут и Дананир не смогла удержаться от смеха.

— О боже, — вскричала она. — Да что это с тобой приключилось?

Глава 16. Маймуна

Сельман нырнул в один из боковых ходов галереи и через минуту вновь предстал перед ними уже в своем собственном обличье: чалма, джубба и пейсы куда-то исчезли! Да и в бороде его больше не видно было ни одного седого волоса.

Такое быстрое превращение ошеломило Дананир. Она двинулась было назад, чтобы известить лекаря о прибытии его слуги и об удивительных превращениях последнего, но Бехзад, услышав шум, возгласы и смех, причиной которых был Сельман, уже спешил ему навстречу. В дверях он столкнулся с хохочущей Зейнаб и Маймуной, которую дочь аль-Мамуна тащила за собой. Зейнаб не было известно, что к ним приехал лекарь, и теперь, при виде его, она смутилась. Стыдливо опустив глаза, она поспешила спрятаться за Маймуну. Бехзад с улыбкой склонился к ней и протянул руку:

— Как поживаешь, Умм Хабиба?

Но девушка, еще больше застыдившись, отпрянула от него и совсем скрылась за спиной Маймуны.

Румянец, окрасивший щеки Маймуны при виде молодого человека, похоже, был вызван не только этой неожиданной встречей; у Маймуны язык словно присох к горлу, колени дрожали, и девушка вся застыла в нерешительности: то ли ей опустить голову, чтобы скрыть смятение, то ли, набравшись смелости, приветствовать своего благодетеля. А тот лишь коротко с ней поздоровался, притворившись, что не замечает ее робости и замешательства, и вновь обратился к Зейнаб, подшучивая над ней и ласково уговаривая ответить на его приветствие.

Аббада заметила смущение, охватившее ее внучку, но не ведая тайны ее души, отнесла это смущение за счет неожиданности встречи, поскольку не замечала прежде со стороны Маймуны чего-то большего, чем естественная признательность их благородному другу за его доброту. Аббада поспешно встала и подошла к Маймуне со словами:

— Это же наш господин и благодетель! Что с тобой, почему ты его не приветствуешь, Лямия?

Дананир, услышав, как Аббада называет внучку Лямией, смекнула, что она скрывает их настоящие имена даже от лекаря. А Маймуна после слов бабки вся так и похолодела, но покорно протянула руку; по дрожи и холоду этой руки Бехзад понял, в каком состоянии находится девушка, но вновь не подал виду и лишь улыбнулся ей, как обычно, приветливо и любезно.

— И ты здесь, Лямия? — сказал он и опять стал шутить с Зейнаб.

Маймуна еще ниже наклонила голову; щеки ее пылали. Подними она сейчас глаза, лекарь устрашился бы молний, сверкавших в ее взоре! Но этого не случилось. А Бехзад, повернувшись к Дананир, заметил, что она тоже наблюдает за девушкой. От воспитательницы не укрылось смущение, отразившееся на лице Маймуны, и искушенный женский ум подсказал ей, что не одна лишь стеснительность тому причина. Ее удивила сдержанность Бехзада по отношению к девушке; неужели он не чувствует, что творится в юной душе? Дананир огорчилась и про себя пожелала девушке исполнения ее надежд.

В этот момент к ней обратился лекарь:

— Где же Сельман? Я слышал, вы говорили о нем.

— Он там, — Дананир указала в глубь галереи. — Позвать его?

— Нет, не нужно. Я сам пойду к нему. Эй, Сельман! — крикнул лекарь и вышел из залы, покинув девушек в полном смятении чувств. Они были охвачены и смущением, и восхищением, и стеснительностью, и почтительной робостью…

— Я здесь, господин! — откликнулся Сельман.

— Ты запоздал, и я уже начал тревожиться.

Бехзад надел сандалии, оставленные у входа в залу, и поспешил к Сельману.

— Ворочусь немного погодя, — бросил он на ходу Дананир, давая понять, что направляется в отведенное ему помещение — небольшой домик, который утопал в зелени сада, среди прочих строений, разбросанных по огромной территории дворца. Лекарь всегда, когда приезжал, останавливался в этом домике.

Сельман вышел навстречу своему господину и почтительно пропустил его вперед; они миновали галерею, спустились в сад и направились к своему жилищу. Бехзад быстро шел вперед, погруженный в раздумье, так что Сельман едва поспевал за ним, — будучи сам немалого роста, он, однако, отставал от лекаря: шаг у того был размашистый и стремительный. У домика Сельман все же опередил хозяина, чтобы распахнуть перед ним дверь. Они вошли, оставив сандалии у входа. Сельман тотчас принес светильник на подставке и зажег его; потом запер дверь и встал возле нее в ожидании распоряжений. Меж тем его хозяин расположился на подушке посреди комнаты, застланной коврами, и подал Сельману знак сесть напротив, после чего лекарь заговорил: