Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан

— Вряд ли кто-нибудь знает его, — усомнилась Аббада. — Но кем бы ни оказался наш благодетель, он заслуживает всяческих похвал. Может быть, это господь хочет с его помощью воздать нам за вынесенные страдания? Хотя пути судьбы никому не ведомы и пока она лишь преследовала нас. С тех пор как закатилась наша счастливая звезда, не успели мы только насладиться минутным покоем, как на нас обрушивается новое несчастье.

— Что это значит? — спросила Дананир.

— А то, что стоило нам подумать, что люди забыли о нас, как вновь столкнулись с их злобой и ненавистью.

— Кто же эти люди?

Глава 14. Признание Аббады

Аббада посмотрела на внучку, и по зардевшемуся лицу девушки Дананир поняла, что дело, видимо, касается Маймуны и Аббада не хочет говорить при ней. Тогда Дананир решила как-нибудь отвлечь девушку.

— Уже поздно, а мы еще не предложили вам поужинать, — сказала она. — Госпожа позволит подать кушанья?

Аббада мигом поняла замысел Дананир.

— Спасибо, мне не хочется, а вот Маймуна поест. Она проголодалась.

Их намерение скрыть от нее разговор не ускользнуло от девушки, но она только кивнула головой, соглашаясь на предложение Дананир.

— Пожалуйте и вы, госпожа, ужинать вместе с нашей дорогой гостьей, — обратилась Дананир к Зейнаб и сама встала.

Привыкшая, как и Маймуна, к послушанию, девушка повиновалась, и они все вместе вышли. Дочь эмира понравилась Маймуне своим умом и красотой, а вообще-то ее можно было полюбить за одну только доброту, — недаром говорят, что доброта обращает сердца людские в рабство.

Дананир, отдав приказание слугам подать ужин, вернулась к Аббаде, полная страстного желания услышать продолжение рассказа. Плотно прикрыв дверь залы, она подошла к Аббаде, — та сидела, низко склонив голову, — и стала ее утешать. Старой женщине было приятно, что Дананир столь почтительно и ласково относится к ней, старается всячески ей услужить, по-прежнему видя в ней госпожу. Ведь она, изведав горечь унижения после былого величия, так нуждалась в подобном утешении!

Для человека благородного естественно быть великодушным, он охотно признает превосходство других людей над собою и чувствует при этом уважение к ним. Но есть люди, столь низкие и малодушные, что они отрицают даже саму возможность чьего-либо превосходства над ними, — эти люди в силу своего высокомерия способны причинить вред человеку, делающему им добро, особенно если человек этот, рожденный в бедности, волею судеб сумел как-то возвыситься; более того, случается, что зло, сокрытое в душах этих людей, нашептывает им мысль стереть с лица земли хоть в чем-либо их превосходящего.

Дананир была чужда этих чувств, ей доставляло радость оказывать почтительное внимание своей бывшей госпоже. А та в свою очередь, видя неподдельный интерес со стороны воспитательницы внучки халифа, расположилась к ней всем сердцем.

Теперь, когда они остались вдвоем, Аббада взглянула полными слез глазами на Дананир и со вздохом сказала:

— О, Дананир! Я гляжу на тебя и вспоминаю дни былого счастья! Спасибо за то, что уважила и утешила меня, старуху, сейчас, когда самые близкие люди забыли меня или притворяются, что ничего не помнят. Она всхлипнула. — Но жизнь полна превратностей. Дело, с которым я пришла сюда, очень важное, иначе я ни за что не стала бы утруждать вас.

— Ну что ты, госпожа, какие же затруднения! — прервала ее Дананир; она обняла старую женщину и ласково ей улыбнулась. — Ты — моя повелительница, мне надлежит только повиноваться тебе.

Аббада вновь тяжело вздохнула.

— Ты ведь знаешь аль-Фадля Ибн ар-Рабиа? — начала она.

Едва услышав это имя, Дананир смекнула, что дело, с которым пришла во дворец Аббада, весьма важное: ведь старуха упомянула о том самом человеке, который, исходя завистью, всячески раздувал вину Джафара перед халифом ар-Рашидом. Это он, аль-Фадль Ибн ар-Рабиа, добился, чтобы Джафара казнили, а сам занял его место.

— Знаю, конечно знаю, госпожа, — сказала Дананир. — Что же еще он сделал?

— Да не о нем сейчас речь, на сына его, Ибн аль-Фадля, хочу пожаловаться.

— На сына? — удивилась Дананир.

— Уж не знаю, как прослышал он про Маймуну, не ведаю, где он мог увидать ее, да только голову совсем потерял из-за нее, а может, прикидывается. Словом, замыслил он зло против нас. Несколько недель тому назад послал к нам домоправительницу своего отца, чтоб сосватала она ему Маймуну. Та в учтивых словах изложила его просьбу, добро разное сулила. В тот раз не стала я ему наотрез отказывать, боялась, что преследовать нас начнет, думала, может, сам отступится. Да только не отступился он от своего намерения и все продолжал нас уговаривать, заверял, что лишь добра нам с Маймуной желает, уж так сильно ее полюбил! Да и домоправительница его подтвердила, что любит он девушку великой любовью, а нам всякого счастья желает, и посему нам нужно на предложении его согласиться. Уж как я ни извинялась, как ни выкручивалась, ничего не помогло. Тогда я взмолилась к ней, чтобы уговорила она его отказаться от Маймуны, и она обещала. Много дней она к нам не показывалась, я решила, что затея моя удалась, и успокоилась. Но вот вчера вечером вновь пришла она к нам с известием, от которого помутился мой разум и оборвалась последняя ниточка надежды…

Аббада умолкла, пытаясь справиться с подступившими к горлу рыданиями. А Дананир, внимательно слушавшая рассказ, при виде слез вновь принялась успокаивать старуху:

— Ну, не расстраивайся так, госпожа. Что дальше-то было?

— На этот раз домоправительница заявила, что меня ожидает большое несчастье, если я не соглашусь на требование Ибн аль-Фадля. Он, мол, все рассказал Али Ибн Махану, начальнику тайной службы, и просил того помочь ему в сватовстве. Теперь же сам Ибн Махан предупреждает нас через нее, чтобы мы согласились, сулит нам все, чего только мы не пожелаем. В противном же случае тяжкая кара падет на меня и на Маймуну. Я пообещала домоправительнице, что соглашусь, только попросила дать мне время все обдумать. Ты ведь знаешь, как я отношусь к этой семье, особенно к аль-Фадлю Ибн ар-Рабиа, который и есть убийца моего Джафара. Подумай, как мне за его сына внучку свою выдать, когда даже один звук его имени мне ненавистен?! — старуха уже не утирала струившихся по щекам слез, и сердце Дананир сжалось от сострадания к этой несчастной; она хорошо знала, что люди, подобные аль-Фадлю, выполняют свои угрозы. Дананир опустила голову и задумалась:

— Я не вправе осуждать тебя, госпожа, за чувства, которые ты испытываешь к этому человеку и к его сыну, но все же… — она пожала плечами, и лицо ее выразило растерянность.

— Нет, нет! — застонала Аббада. — Не могу я пойти на такое! Даже если я не стану возражать, неужели ты думаешь, Маймуна согласится, когда прекрасно знает, что ар-Рабиа — причина нашего горя, источник всех бед?! О, нет, не бывать этому!..

— Ну, раз ты тверда в своем решении, мне ничего не остается делать, как согласиться с тобой и подчиниться твоей воле. Стало быть, дворец этот с его челядью весь к твоим услугам: хочешь, оставайся и живи в нем. Не думаю, что кто-нибудь осмелится изгнать тебя отсюда. Меня радует расположение, которое питает к тебе госпожа наша Зейнаб. Ты ведь знаешь, как любит ее дед, эмир верующих. Когда он вернется из похода, она попросит за тебя, а уж ей-то халиф не откажет. Потому умерь сейчас свое горе.

— Боюсь я, Дананир, — со вздохом сказала Аббада после минутного раздумья, — что наше пребывание здесь навлечет на вас беду, потому что злая судьба преследует нас по пятам. А видит всевышний, как мне не хочется, чтобы тень наших несчастий пала и на вас.

Дананир растрогали эти слова, она вновь принялась успокаивать старуху.

Глава 15. Приезд хорасанского лекаря

Вдруг в галерее послышались поспешные шаги, и Дананир встала, чтобы открыть дверь. За дверью стоял Слуга.

— Прибыл лекарь, госпожа.

В глазах Дананир блеснула радость.

— Прибыл? Что-то опоздал он сегодня. Ну, зови, зови, пусть входит. — Она вернулась к Аббаде.

— Приехал наш хорасанский лекарь, — сказала она с улыбкой, — про которого я говорила, что он часто бывает в аль-Мадаине. Может, с его помощью узнаем, кто ваш тамошний благодетель?

Аббада тоже обрадовалась этому приятному известию и теперь с нетерпением ждала прихода лекаря. Не прошло и минуты, как послышались шаги и шорох одежды, и Дананир бросилась навстречу вошедшему.

— Запоздал ты, лекарь, на этот раз! Но надеюсь, никакой неприятности не случилось?

Аббада приподняла покрывало, глаза ее стремились разглядеть лекаря.

— Мне надлежит просить прощения за свое опоздание. Во мне была нужда? — услышала Аббада голос с сильным чужеземным выговором. Сердце ее забилось, потому что она узнала голос их соседа Бехзада. Не успев даже как следует разглядеть вошедшего, она уже теперь знала, что это он, вне всяких сомнений!