За полшага до счастья - Аньес Ледиг

– Понимаю. Не буду к нему приставать. В конце концов он со мной свыкнется.

– Да, в конце концов… Знаешь, он хороший мальчик. Ему просто требуется какое-то время. Сбросить балласт. И все вернется. Он никогда не был клоуном, но умеет быть милым.

– У него нет детей?

– Нет, они не успели их сделать. Может, это и к лучшему, – добавил Поль, – лишиться матери в таком раннем детстве…

– С другой стороны, ребенок помог бы ему выкарабкаться…

– Уступи ему Людовика для вертикального вытяжения. Я уверен, что результат будет отменным.

– У Люка не хватит сил вытянуть всех: ему всего три года.

– А кого же еще он тянет?

– Меня. Он помогает мне вставать по утрам, терпеть мою работу, надеяться на лучшее.

– Ты не можешь назвать себя счастливой?

– Но и несчастной – тоже. Главное, я устала. Мне хочется лечь, – вдруг объявила Жюли.

– Чтобы не рассказывать мне о своих настроениях?

– До завтра…

– И все же объясни мне кое-что. Что это за тряпка, с которой он не расстается?

– Один из моих старых бюстиков, – улыбнулась Жюли.

– Бюстиков?

– Бюстгальтер. Для кормящих. Как-то вечером, когда Люк еще едва ползал, он нашел его в груде белья на полу перед стиральной машиной и захотел с ним спать. От него же пахло молоком. И с тех пор это его талисман, или, как он говорит, «дуду». Правда, я отрезала бретельки, потому что они за все цеплялись. И так меньше похоже на лифчик. Я тут месяц назад зашла в детский сад, так их чопорная директриса вызвала меня, чтобы прочесть мне целую нотацию про его неприличный талисман. «Никогда не видела ничего подобного. Почему бы тогда не трусы?» – сказала она мне.

– Ну что же, в чем-то она права. И что ты ей ответила?

– Что Люку нравится запах моего молока, что я бы забеспокоилась, если бы он стянул лифчик нянечки из детского сада, а так пока нет повода закидываться. Тем более что, замусоленный и без лямок, он постепенно утратил свою первоначальную форму. Так что в ящике возле входа в группу, где дети оставляют принесенные из дому плюшевые игрушки, лежит и бюстгальтер для кормящей матери, который, впрочем, уже ни на что не похож.

– Когда Жером был маленький, у него были мякушки.

– Что?

– Мякушки. Это он сам так назвал. Куски желтого поролона, которым набивают валики и подушки. Он всегда имел при себе несколько штук, мял их в руке и сосал палец.

– Не менее странно, чем бюстик…

– Однако не так узнаваемо… Как-то раз, когда ему должно было исполниться шесть, мы арендовали домик в горах. Там в одной комнате к стене был прислонен поролоновый матрас без чехла. Из того же материала, что и мякушки из подушек. В восхищении Жером все восклицал: «Ой, гигантская мякушка!» Потом Марлен перед стиркой находила мелкие мякушки в карманах его джинсов, когда ему уже было пятнадцать. Долгая была история с этими мякушками…

– Мы успокаиваем себя как можем… – сказала Жюли, уходя спать.

Поль налил себе еще чуть-чуть. Его наливка старого холостяка и впрямь восхитительна. Теперь, когда он стал настоящим старым холостяком, проведшим годы у станка и только недавно получившим свободу, она приобрела еще большую пикантность. Во всяком случае, Марлен не явится с требованием, чтобы он прекратил пить. Она бы ни за что не присела у камина выпить с ним стаканчик. В этой девчонке есть что-то искрящееся, чего вот уже больше тридцати лет недоставало в его унылой жизни. При этом хотя она тяжело вкалывает, но, кажется, еще способна восхищаться заходом солнца на пляже. Хороший знак. Она не такого типа, как его покойная Полина. Совсем другая. Полина была шикарная, изящная – и сдержанная. Жюли почти вульгарная, немножко пацанка и напористая. Но есть в ней что-то, чем обладают очень немногие. Какой-то внутренний огонь. Что-то, что согревает и одновременно заставляет вздрагивать.

Ирэн погасла еще до того, как умерла. Вспыхивала ли она хоть раз?

Марлен была эмоционально холодна как лед. Без всякой надежды на потепление, даже если бы образовалась дыра размером во весь озоновый слой.

Но Жюли…

Участковый психоаналитик сказал бы, что Поль производит трансфер[3]. Что он находит в Жюли то, что утратил с Полиной. Что это, возможно, плохая идея. Кстати, таково же мнение его сына. Но Полю сегодня, после долгих лет, когда он пахал как проклятый, не замечая, как проходит жизнь, нужно только одно: сесть у края дороги, разжечь костер и согреться.

Ущипните меня. Я сплю.

Мне снится сон принцессы, как в детстве, когда я мечтала об Прекрасном принце. Тот человек, что появился сегодня, старый король, но он подарил мне прекрасную сказку. И угостил наливкой старого холостяка, от которой у меня кружится голова. Скорей бы уже наступило утро, чтобы мы с Люком могли снова пойти смотреть на море. И это не только ради него. Моим ступням тоже понравилось прикосновение песка, глазам – бескрайний горизонт, а ушам – пение волн.

Кто я? Героиня «Ослиной шкуры», с мужчиной, который мне в отцы годится?

Золушка? Какой, наверное, дурацкий вид был у меня вчера: на песке, в отделанных беличьим мехом шлепанцах.

Надо постараться не быть Красной Шапочкой и не дать Серому Волку меня съесть!

Волков я уже навидалась. А теперь мне хочется видеть море.

Надеюсь, сегодня ночью Люк не замерзнет. Я положила сверху еще одно одеяло, но хочу, чтобы окно осталось открытым. Шум волн – это безумно здорово. Их медленный и размеренный ритм заставляет забыть о человеческой суете. Кто я по сравнению с океаном? Кто я на этой земле? Песчинка, как все остальные. Вместе с песчинками, которые давят на те, что внизу, мешая им дышать.

Если Люк замерзнет, он инстинктивно прижмется ко мне. Я почувствую его такую нежную кожу, а его дыхание убаюкает меня. Я уверена, что оно будет мерным, как шум волн. Потому что такова жизнь. Мы ищем гармонии, чтобы нам было лучше. И чтобы стерпеть, что мы песчинки, которые задыхаются под другими.

Приручение

Вынырнув из своего сна, Поль прежде всего услышал шум волн, доносящийся через приоткрытую стеклянную дверь. Потом стук посуды из кухни. Он натянул штаны, не стал снимать футболку, в которой спал, и молча двинулся на звук. Людовик, в нагруднике, сидел за столом и грыз сухарик. Жюли обернулась, и на ее хорошеньком личике появилась улыбка.

– Хорошо спала? – спросил Поль.

– Очень! Как же странно это присутствие моря! Нет необходимости считать баранов, убаюкивает мгновенно.