Семь смертных грехов - Тадеуш Квятковский

- Всякое дыхание да хвалит!.. - Брат Макарий перекрестился, выпустив из рук мешок.

- Отойди, сатана! - зарычал кто-то резким голосом. Услышав это, отец Макарий расхохотался. Фигура попятилась и закрыла лицо руками.

- Отец Пафнутий! Ну и перепугал же ты меня!

- Отойди, сатана, и не вводи меня в соблазн! Квестарь приблизился к монаху, упорно повторявшему заклятия.

- Опять эти адские выродки терзают преподобного. отца? Вот подлая шайка!

Отец Пафнутий медленно открыл лицо и, с беспокойством рассматривая брата Макария, беззвучно шевелил губами. Наконец он прошептал:

- Сил больше нет.

- Где же они теперь?

- А ты кто?

- Брат Макарий, квестарь.

Отец Пафнутий схватил его за рукав и притянул к себе.

- Раньше они были вот тут, - и он ударил себя в грудь, - а теперь перешли сюда, - он показал на дерево.

- На яблоню?

Раздраженный монах прошептал злобно:

- Тут, - показал он на яблоки, в изобилии висевшие на ветвях. - Но я их бью. - Отец Пафнутий схватил палку, лежавшую у его ног, и начал колотить по ветвям. - Вот вам, бесы, окаянные, вот вам!

Яблоки градом посыпались на землю. Монах, тяжело дыша от усталости, бил все сильнее и сильнее.

- Так им и надо, - поддержал его брат Макарий и хотел было обойти монаха, но тот вновь преградил ему дорогу.

- Пойдем-ка, - хитро прищуриваясь, сказал он, словно задумал какую-то важную операцию.

Квестарь шагнул за ним. Они вошли в небольшую беседку, стоявшую в углу сада. Монах сел на землю и заплакал.

Квестарь сделал вид, будто не замечает слез отца Пафнутия. Он похлопотал около своего мешка, достал оттуда кусок мяса, понюхал, вкусно ли пахнет, потом

вытащил лепешку и все это аккуратно разложил на доске. Отец Пафнутий продолжал всхлипывать, но одним глазом внимательно следил за действиями квестаря, когда тот уселся поудобнее, опершись спиной о стену, монах открыл глаза и закончил свои рыдания глубоким вздохом.

- Как ты полагаешь, - спросил он, - принятие пищи - грех?

- Какой же это грех, если здоровье - величайший дар небес?

- Верно, - сказал отец Пафнутий, вдыхая запах жаркого. - А ты дашь мне что-нибудь для подкрепления тела?

Квестарь разделил мясо пополам и протянул кусок монаху, который с жадностью принялся за еду.

- Ладно, - сказал он минуту спустя. - Пусть бесы сидят в яблоках, а я буду есть говядину.

- И правильно! А скажи мне, отец мой, что слышно в нашем любезном монастыре?

Отец Пафнутий отмахнулся, продолжая рвать зубами мясо.

- Отец Розмарин здоров?

- Здоров!

- А отец Гиацинт?

- Здоров!

- Хвала богу во веки веков!

Монах быстро уничтожил свою долю и не спускал глаз с квестаря, который ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок.

- Только есть нечего, - прервал отец Пафнутий минутное молчание. - Каша да каша, а больше ничего.

Брат Макарий подвинул ему лепешку. Монах жадно схватил ее и засунул в рот. Проглотив последний кусок, он вновь начал плакать. Брат Макарий сочувственно кивал головой.

- А тут еще столько работы, - прошептал отец Пафнутий. - Бесы на каждом шагу подстерегают меня, а на остальную братию плюют. Но я их прогоню. Проговорив это, он выбежал из беседки.

Закончив ужин, квестарь взвалил мешок на спину и вышел в сад. Монах бегал под деревьями и самозабвенно сбивал яблоки. Увидев квестаря, он подбежал и прошептал ему на ухо:

- Тебя отцы преподобные ждут. Очень они на тебя злы. Видать, ты что-то натворил, брат мой. Квестарь с видом заговорщика спросил:

- На что же они злятся, преподобный отец?

- Ха, ты хочешь знать?

Брат Макарий перекрестился и указал монаху на крупное яблоко, висевшее ближе других. Отец Пафнутий бросился и сорвал его с победным возгласом. Потом, согнувшись в три погибели, тихо промолвил:

- Я тебе расскажу, потому что ты спас меня от злого духа, который иначе сожрал бы меня. Они знают, что ты не отдаешь им пожертвований, которые люди дают тебе для нашего монастыря.

Квестарь улыбнулся, но спросил серьезно:

- А кто им это сказал? Монах пожал плечами.

- Тут был один заморыш, одетый в черную свитку, говорил с отцом-настоятелем по-латыни.

- Заморыш, говоришь, и меня знал?

- Рассказывал, что ты в корчме над ним издевался.

- Пан Литера, - воскликнул квестарь. - Вот прохвост!

Монах надвинул на глаза капюшон.

- В наказание преподобные отцы - хотят оставить тебя здесь, в монастыре, а квестарем послать другого.

- Вон там еще один бес, - протянул руку брат Макарий.

Монах быстро повернулся и стремительно побежал в указанном направлении. Брат Макарий направился к монастырским строениям. Только что окончилась вечерня, и настоятель, отец Розмарин, важно шествовал ему навстречу в окружении монахов. Квестарь приветствовал его, как положено, на коленях, ожидая благословения. Однако отец Розмарин не торопился благословить квестаря. Сопровождавшие настоятеля монахи замерли в молчании.

- Слава Иисусу...

- Аминь, - подтянули присутствующие.

- Отец-настоятель, прошу выслушать меня, - скромно сказал брат Макарий.

- Ты хочешь сказать мне что-нибудь, сын мой? - сухо и холодно спросил отец Розмарин. - Почему же ты не сделал этого раньше?

- Не смел, отец мой, прерывать святого созерцания, в которое вы были погружены и которое принесет нам всем помощь.

- Правильно поступил, брат мой: ничем не возмутимое созерцание делает нас одухотворенными существами, и этим мы отличаемся от всех животных, а также и от других орденов, преследующих личные выгоды и стремящихся к личным благам.

- Именно так я и понимаю, отец мой. Наш избранный орден более всех других приспособлен к духовной жизни. Об этом, преподобный отец, свидетельствуют твои минуты задумчивости, в которых, как я по скудоумию своему разумею, заключается многая мудрость, которой пользуемся и мы. Где бы нога моя ни ступила, уста мои не перестают возносить хвалу нашему ордену.

- Тем более легким будет для тебя чистилище, брат мой. И мне легче будет протянуть с небес руку твоей душе. А теперь рассказывай, что ты там натворил?

Монастырская братия столпилась в ожидании исповеди.

- Здесь говорить? - спросил квестарь, не вставая с коленей.

Отец-настоятель нерешительно топтался на одном месте. Но тут к нему приблизился отец Гиацинт и что-то шепнул на ухо. Тогда настоятель, не говоря ни слова, повернулся и пошел, сопровождаемый остальными монахами, в трапезную.

В длинном, узком зале каждый занял место, соответствующее его достоинству. Брат Макарий остался стоять посредине.

- Говори, - приказал отец Розмарин, удобно располагаясь в кресле.

Брат Макарий откашлялся, проглотил слюну и, сложив на груди руки, приступил к рассказу:

- Был я, дорогие отцы мои, в разных краях и местах. Мир, скажу я вам, погряз в мерзостях и недостоин ваших беспрестанных и горячих молитв.

- А мы все равно будем молиться, - прервал отец Розмарин, - правда, братия?

- Будем, - подтвердили хором монахи, - будем молиться, сколько сил хватит, во все дни живота нашего.

- Я тоже так считаю, - склонил голову квестарь. - Знаю, что вы, благочестивые отцы мои, избавили от мук

адовых и от вечного скрежета зубовного сто тысяч душ.

- Сто семь тысяч, - поправил отец-настоятель.

- Тем большая честь вам и слава. Меня долго не было в монастыре, и поэтому точного счета я не знаю, за что заслуживаю наказания.

- Грешнику наказание нелишне. Вот ты, братец, и расскажи о своих грехах, которые, как я вижу, гнетут тебя непомерно, - благосклонно заметил отец Розмарин.

- Откуда ты узнал, святой отец, что я хочу говорить о своих грехах? притворно изумился брат Макарий.

Отец-настоятель устремил очи кверху и, снисходительно улыбаясь, ответил, цедя слова:

- Мне было видение, что ты нарушаешь основы добродетельного поведения, брат мой.

- Знаем мы, что ты за птичка! - выкрикнул отец Ипполит, а все остальные согласно закивали головами.

- Ничего я от тебя, отец мой, не скрою! - воскликнул брат Макарий, воздев руки. - Во всем исповедуюсь перед вами, отцы мои, ибо я совершил большой грех.

Монахи подтолкнули друг друга локтями, а настоятель обвел собравшихся гордым взглядом. Потом он поправил полы своей рясы, подпер рукой подбородок и приготовился слушать.

- Однажды, благочестивые отцы мои, встретил я на своем пути одного бездельника, который показался мне человеком ученым, так как болтал по-латыни, как по-нашему. Он был голоден, и я дал ему кусок хлеба и горсть каши - мое обычное пропитание на каждый день. До этого в какой-то корчме он выклянчил у жалостливых людей водки и, будучи навеселе, признался, что часто занимался обманом, плутовством и гнусным мошенничеством. Вскоре после этого он стал предлагать мне, чтобы я разделил с ним все то, что собрал для монастыря, для вас, святые отцы. Тогда я воспылал гневом и прогнал его прочь. А он, пригрозив мне кулаком, поклялся отомстить и сказал, что всяческими происками очернит меня перед людьми и особенно перед достойными отцами нашего монастыря.