Плагиат (Исповедь ненормального) - Борис Карлов

— За гаражами одно место знаю… Пошли… Ссука, Берёзкина, я ей такое не прощу…

В это время Кира Берёзкина, прикрывшись учебником, одиноко сидела на пустынных трибунах бассейна общества «Водник». Она уже переоделась в купальник и снова надела сверху школьную форму. Тренеру сказала, что уроки рано закончились. Месячные закончились ещё раньше, ночью. Отмывшись до скрипа, она была чиста и девственна.

А эти двое… Взбесившиеся сперматозоиды. Фу, какие уродцы. Дегенераты.

11

Вышли из-за гаражей, стыдливо не глядя друг на друга. Гормоны на время притихли. Зашагали дальше, но уже не так резво.

— Слушай, а может, сначала в ресторан сходим? — предложил Гусев. — Ну, пожрать хорошенько. Помнишь, был такой «Кавказский» у Казани. Шашлыки на углях, люля-кебаб, лепёшки, гранатовый шербет…

Оба сглотнули слюнки.

— Да, — согласился Телегин, — пожалуй, можно. Если днём. Типа пообедать. Вечером нас не пустят.

Дом и квартиру нашли сразу. Из двора-колодца в окнах ничего не видно. Даже свет люстры — то ли есть, то ли нет. Во дворе помойные баки и пикет милиции. Грязная парадная с обугленными почтовыми ящиками, седьмой этаж без лифта. Выше только забитый гвоздями чердак. Дверь с глазком; надо сразу показать что-то убедительное. За дверью едва слышно играла музыка — радио или телевизор…

— Возле ящиков валялись бумажки, — вспомнил Телегин.

Спустились, нашли затоптанное повторное извещение с надписью «несущ. адрес». Отряхнули, исправили несуществующий на тот самый. Главное войти, потом можно уболтать. Кто откажется от денег.

Позвонили.

Открылась дверь, музыка стала слышна более отчётливо. Это была полузапрещённая из-за своей слащавой эротичности песенка, которую называли «Жетен». Стало понятно, что это не радио и не телевизор.

В дверях стояла женщина средних лет в халате, с бокалом в руке. Ничего особенного в её фигуре не было, так, рыхлый домашний хомячок «90-85-90». Не надо было обладать особенной проницательностью, чтобы догадаться, что она не одна. Скорее всего, вдвоём. Потому что в коротком халате и не спросила через дверь кто такие.

— Вам кого, мальчики? — произнесла дама и покачнулась.

— Вам извещение.

— Кто-то умер? Муж?

Дама сделала глоток из коньячного фужера.

— Нет… Кажется, бандероль.

— Пройдите.

Гусев и Телегин зашли в прихожую, увидели на вешалке запредельно дорогую женскую шубу и мужские тапочки. Хозяйка взяла извещение вверх ногами и долго на него смотрела при свете бра.

— Прочтите, — она протянула Гусеву бумажку, — ничего не вижу. Без очков ничего не вижу. А очки… ну их.

— Смирновой Ирине Сергеевне. Ценная бандероль. Главпочтамт…

— Что? Какой ещё Смирновой. Я Гольданская. То есть, это по второму мужу. Теперь я… Не важно. Вы почту разносите?

Дети-оборотни уже более или менее сообразили что к чему. В первую очередь то, что хозяйка одна, сильно выпивши и ничего не видит без очков.

— Подрабатываем, — сообщил Телегин. — Студенты.

— Хотите выпить?

— Вообще-то работать надо…

— Успеете. Раздевайтесь.

Оборотни сняли куртки и обувь.

— Проходите. Мелкие вы какие-то. Мелкий студент пошёл… Где вы студенты?

— На журфаке.

— А! — вскликнула дама. — Я там всех знаю! Кто декан?

— Зазерский Валерий Петрович, — вспомнил Телегин. Когда учился он сам, Зазерский был уже ректором.

— А! Бобочка! Я его знаю! Такой дурашка!.. Нет, это я так, шучу. Мальчики, вы только хорошо учитесь. Не обижайте Бобочку. То есть, Валерия… э-э…

— Петровича, — подсказал Телегин. — Не волнуйтесь, мы самые лучшие.

— Хорошо. За это и выпьем. Сядьте, не мельтешите. Сюда, сюда. Нет, ты погоди, возьми вон там два фужерчика. Ага. А ты наливай.

Пить коньяк детям нельзя, это они понимали как взрослые. Организм может не правильно понять. Кроме того, было похоже, что в интимном свете импортного торшера наклёвывается нечто гораздо более заманчивое…

— За знакомство. Меня зовут Людмила. Можно просто… Людмила. Господи, я так и сказала. Можно без отчества! Выпьем за знакомство.

Не сводя глаз с задравшегося края халата, под которым виднелась кружевная комбинация, дети-оборотни чокнулись и выплеснули коньяк на ковёр. Довести дамочку до кондиции а потом спокойно обчистить тайник — плёвое дело. Но ещё раньше следовало воспользоваться дарованным судьбой шансом, стечением обстоятельств, случайным сближением, какое может прийти в голову только во время эротических фантазий, близких, уже очень близких к кульминации…

— Как вас зовут, студенты?

— Виктор.

— Александр.

— Сергеевич? Пф-ф!

— Именно. Угадали.

— Тогда за знакомство. То есть, опять. Тот раз не в счёт. Налили… Эй, Пушкин, налили!…И чокнулись.

Снова выплеснули на ковёр, глядя теперь, словно удавы, на обнажившееся плечо.

— Извините, — Людмила поправила халат. — Не надо смотреть. Вы ещё молоды. — Она потянулась к проигрывателю и переставила иглу на начало. Снова понеслась приторно-сексапильная мелодия «Жетен».

Налили и молча выпили. Все трое.

— А хотите, смотрите. — Людмила нарочно приспустила с плеч халат и кокетливо поиграла плечами. Её грудь колыхнулась.

Медленно поднявшись с кресел и обойдя столик с двух сторон, дети сели рядом с хозяйкой на диван — слева и справа. Четыре руки, словно щупальца, жадно потянулись к телу. Людмила вдруг откинула голову, прикрыла глаза и задышала. Два обезумевших, дрожащих от нетерпения сперматозоида, принявших облик четырнадцатилетних мальчиков, принялись раздевать готовую на всё женщину, не веря ещё своему счастью.

12

Минуло не более часа. Теперь уже все трое лежали голые на разложенном диване.

— Ну вы даёте, мальчики, — с трудом проговорила хозяйка. — Где, вы говорите, учитесь? На филфаке?

Мальчики, совершенно обалдевшие от пяти или шести оргазмов, молчали, как слепые котята уткнувшись лицами в её тело. Ощущения, полученные от секса с настоящей женщиной, так не были похожи на жалкое брызганье, которое достигается путём самообслуживания.

— Или на юрфаке? Факе! Ха-ха-ха! Вот почему! Факе-факе!.. Но вы не думайте, я скромная. Я так первый раз… сразу с двумя. Потому что меня муж бросил. Взял и уехал в командировку. Разве так поступают с молодой и красивой? Я без этого не могу, я привыкла. О-о…

Щупальца, порядком ослабшие, зашевелились. Золото из простенка никуда не денется. А когда он ещё представится такой случай? Лет через пять? Через десять? Заполучить такое в седьмом классе… Они решили брать всё, до конца и впрок, пока дают.

— Давай так, — прошептал Гусев, вспоминая экранное порно и изобретая новые позиции. — Нет, перевернись на живот. На коленках. Ты там, сзади. О-о…

И пластинка, уже порядком заезженная, снова играла мелодию, сопровождаемую более чем натуральными вздохами.

Но не успела песня «Жетен» прокрутиться в очередной раз и до середины, как случилось нечто немыслимое.

Вспыхнул верхний свет.

В дверях стоял одетый в запорошённую подтаявшим снегом дублёнку и меховую шапку мужчина кавказской внешности.

Не сводя с мужа мгновенно протрезвевших округлившихся глаз, Людмила высвободила рот, вильнула задом, натянула на себя прибившееся к стенке одеяло, облизнула губы и внезапно прошептала:

— Насилуют…

Кашлянула и выкрикнула изо всех сил:

— Насилуют! Помогите!!!

Кавказский муж бровью не повёл. Только сказал хрипло:

— Давно стою. Минут десят. Музыку слушаль. На вас смотрель…

Тут Людмила с невероятным проворством шмыгнула к дверям, пробежала на четвереньках у мужа под ногами и хлопнула туалетной дверью.

— Вызывайте милицию! — закричала она страшным голосом. — Он убъёт меня!!!

— Не надо милиция, — сказал кавказский муж с некоторой даже печалью в голосе. — Не принято у нас так. Сейчас её убью, потом вам яйца отрежу. Яйца свои будете кушать. Скушаете, домой пойдёте, жить будете.

Он вышел, запер комнату на ключ и принялся ломать дверь в туалет. Дверь была добротная, дубовая и открывалась наружу, поэтому какое-то время ещё было. Телегин схватил с тумбочки телевизор «Горизонт» и, разбежавшись, бросил в окно.

Телевизор разбил оба стекла и повис на проводах — сетевом и от коллективной антенны. В комнату ворвался морозный воздух. Голые мальчики вскочили на подоконник и закричали во двор:

— Убивают! Убивают! Спасите! Убивают!..

Стоявшие возле машины «ПМГ» милиционеры подняли головы. Через минуту замок квартиры отстрелили из табельного пистолета «Макаров». На мужа надели наручники и увели. Дети смогли одеться, но были в шоке и долго не могли говорить. Несколько позже за ними приехали родители. Подслеповатая Людмила, накинув халат, бойко объяснялась с милиционерами, называя детей, одетых в школьную форму, молодыми людьми, студентами-юристами, которые зашли исключительно по делу. Милиционеры смотрели на неё хмуро и вопросов не задавали.