Заклятый друг (СИ) - Нэн Джойс

— Может быть я расскажу тебе что-нибудь? Твоя мама всегда говорила, что я интересно рассказываю. Про что? Со сказками у меня не очень. Я их совсем не помню. Давай что-нибудь значимое. Например…например… Давай я расскажу тебе, как познакомился с твоей мамой.

Презабавная история.

Это было два с половиной года назад. Февраль. Ой, как тогда было холодно. Только выйдешь на улицу, и сразу дрожать начинаешь. Вот так.

Я легонько потряс Ваню, и он заулыбался, издавая похожие на смех звуки. Татьяна Георгиевна называла это кудахтаньем. Но мне эти младенческие попытки засмеяться напоминали скорее кряканье.

— Да, Утяш, — я засмеялся в ответ. — И даже такие большие дядьки вроде меня дрожали от февральской стужи как цуцики. Цуцики — это так щенков называют. Щенки хорошенькие. Когда ты чуть-чуть подрастёшь, мы с тобой купим тебе твоего собственного щенка. Поедем в питомник и выберем. Такого, какого сам захочешь.

Ну так вот. Мы с моим другом Колей сидели в кафе недалеко от работы твоего дедуш… неважно. У меня родилась идея придумать экологическое приложение. Чтобы помогать природе. И Коля убеждал меня, что это не принесёт денег, а значит и не надо этим заниматься. Представляешь, некоторые люди только выгоду во всём ищут.

Зато он как друг не побоялся мне своё мнение высказать, пусть оно с моим и не совпадало.

Давай пообещаем друг другу, что станем с тобой настоящими друзьями. И не будем обманывать. Согласен?

Мы стоим перед зеркалом. В Ваниных глазах-озёрах спокойствие и любопытство.

Совсем он не похож на Серёжу. На Дашу слегка. А глазами — на меня. Но ведь у многих детей глазки поначалу голубые.

— Ну так вот. Коля пошёл курить. А я в туалет. И стою, я значит, писаю. И тут вдруг дверь туалетной кабинки распахивается за моей спиной.

А потом раздаётся:

— Аааа!

Такой пронзительно высокий визг, что я чуть не оглох.

Я, конечно, сказал пару нехороших слов. Ну неприятно это, если к тебе врываются, пока ты писаешь. Повернулся. А там мужик. Бородатый такой. И маленький-маленький.

Жмётся к стенке и прикрывает рот обеими ладонями. Я бы даже сказал ладошками — до того женственно и вкрадчиво вышел у него этот жест.

— Простите, — говорит тонким голоском.

И тут начинается настоящий блокбастер.

Снаружи доносится шум и топот.

Мужик вдруг меняется во взгляде. Глаза сужаются. Испуг превращается в решительность.

— Только не сдавай меня, — говорит.

С этими словами локтем толкает дверь. И задвигает шпингалет.

В эту же секунду за дверью раздаются сердитые голоса.

— Точно сюда забежал?

— Официантка видела.

— Открывайте! Служба безопасности!

В соседнюю дверь тарабанят.

А потом и в нашу.

Мужик смотрит на меня умоляюще.

Помню, мне даже как-то нехорошо стало от неуместной мысли, что если бы девушка так на меня смотрела, я бы для неё всё что угодно сделал.

А ещё у него ус отклеивается.

Глупое желание протянуть руку, и оторвать у этого человека болтающийся ус, заставляет меня усомниться в собственной рациональности.

Мне стало жалко моего «сокамерника». Судя по тому, как кривится дверь от стука кулака по ней, он кого-то очень рассердил. И ребята снаружи явно настроены хорошенько поколотить его за то, что им пришлось побегать.

Нам грозят, что дверь выломают, если она не откроется в ближайшие три секунды. Угрозы перемежаются с возмущённым ором человека, которого, по-видимому, застали врасплох в соседней кабинке.

По-хорошему мне надо открыть дверь и вытолкать мужика к тем, кто его ищет.

Но я остолбенел и смотрю как завороженный на это удивительное лицо: какое-то ненастоящее, будто нарисованное.

А человек вдруг делает то, что мне до чесотки в руках хотелось сделать.

Зажимает кончик уса между тонкими пальцами и сдирает.

А потом с его головы исчезает парик с редкими немытыми волосами.

А потом он через верх снимает густую бороду на резинке.

И девушка, прижавшись к стенке, подносит указательный палец к красивым маленьким губам.

Да, пожалуй, я готов замолчать навечно, лишь бы она только не переставала смотреть так заговорщически мне в глаза. Как будто у нас с ней на двоих одна тайна. И мы никогда и никому её не поведаем.

Я даже подаюсь вперёд, словно хочу поймать этот взгляд как ловят за верёвочку воздушный шар, который норовит слинять в безоблачное небо.

От её тёмных волос пахнет глинтвейном на лесных ягодах.

Она сама как только что приготовленный глинтвейн. Горячее, чем нужно. Сделаешь глоток — обожжёшь глотку. Но идеально тёплая для того, чтобы согреть голые руки в лютый мороз.

А потом девушка расстёгивает плащ. Тонкий мужской плащ — неподходящая верхняя одежда для холодного февраля и такой красивой девушки.

Она бросает плащ в ведро, вслед за париком и бутафорской бородой.

И очень внимательно на меня смотрит.

Никогда бы не подумал, что мне так понравятся карие глаза. Я всегда предпочитал блондинок с голубыми глазами.

Карие глаза невыразительные и тёмные.

Оказалось, что нет ничего выразительнее темноты, если пространство, которое она заполняет, принадлежит особенному человеку.

С чего я взял, что твоя мама особенная?

Мы ведь впервые виделись.

А я наперёд знал.

Ваня уснул. И мне уже не надо было говорить.

Наступила оглушающая тишина. И воспоминание, как след от самолёта в небе, растворялось мучительно быстро.

Её ладони на моей шее.

Девушка такая маленькая. Она тянет меня к себе.

И я склоняюсь к её лицу.

Дверь с грохотом распахивается.

Совсем близко вздрогнули её тёмные ресницы. И мы одновременно зажмурились.

Я ткнулся в её плотно сжатые губы. И не смею разомкнуть их. Мне и так сейчас достаточно. Только прижиматься к её губам.

— Эй, вы чего тут?

Девушка отрывается от меня. И я недовольно поворачиваю голову к дверному проёму.

А я знаю этого чувака. Он из службы безопасности моего отца.

Тот меня тоже узнал.

Меняется в лице. И говорит только:

— Простите.

Аккуратно прикрывает дверь.

Девушка облегчённо выдыхает. Припала к стенке и довольно смотрит на меня. Шепчет:

— Спасибо. Ты меня спас. Извини за…весь этот хаос.

— Было бы за что извиняться, если бы ты поцеловала меня прежде, чем сняла эту дурацкую бороду.

— Да? Потому что они бы подумали, что ты нетрадиционной ориентации?

— Потому что я бы сам так подумал. Раз мне было приятно целовать мужика.

— О, тебе бы точно было неприятно. Эта борода ужасно колючая. А вот усы удачные.

— Не согласен. Они отклеивались.

— Да? Ну это я бежала быстро от двух сердитых мужиков.

— Чем же ты