Охота - Максим Константинович Сонин

Но у дома стоял не черт, а всего лишь Юлик.

– Сюда идите, – позвал он. – Давайте.

Они подошли, и Юлик тут же взял их за плечи, повел вокруг дома к мастерской.

– Я с вами поговорить хотел, – сказал он, оглядываясь. – Вы же уже взрослые. Хотите посмотреть на большой город?

Акся недоверчиво покачал головой, а Ева вообще отвернулась. Брату она больше не верила и слушать его не хотела.

– Ева. – Юлик взял ее за подбородок, повернул к себе. – Смотри.

У него в руке загорелся прямоугольник, в котором Ева увидела картинку – большой и красивый храм с пятью разноцветными куполами, перед которым у длинного черного забора стояла Евина старшая сестра.

– Софья меня попросила тебе это показать, – сказал Юлик. – Видишь? Это в городе Санкт-Петербурге, сестра тебя там ждет. Понимаешь?

Акся брата не слушал и на телефон у него в руке не смотрел, потому что мучительно думал. С одной стороны, было ясно, что Юлик не от себя говорит, а от черта. Хороший брат бы не стал с ними тайком ночью разговаривать – это только черту нужно все свои дела втайне делать. К тому же Юлик принес в Обитель телефон, а на уроках говорили, что телефонами пользуются только те братья, которые исходят в мир в двоицах, а обычным водителям они не нужны. Акся до сегодня телефон вообще только на уроке видел – отец показывал.

Но, с другой стороны, черт в человека сам войти не может. Про это отец всегда говорит. А это было интересно – как так вышло, что Юлик в себя черта пустил. Потому Акся не уходил, хотел дослушать.

– Вам в городе понравится, – говорил брат. – Там столько церквей – и все разные. А еще школы есть.

Ева на сестру засмотрелась. Уже два года как сестра изошла в мир, а почти не изменилась, только волосы совсем коротко остригла. В Обители такое не позволялось, но в мире, отец говорил, иногда приходится сестрам стричься, чтобы с мирскими общаться. У Евы еще настоящие уроки в школе не начались, но отец по субботам для самых младших на ступеньках молельни рассказывал про мир. Про соблазны, про мирских людей, про чертей и бесов. Это были разные существа. Вот в Юлика черт вселился – черт наставляет, соблазняет. А бес ломает просто, своего ума у него нету. В Бабе, например, когда-то бес был – поэтому у нее челюсть на сторону свисает.

Ева так задумалась, что не заметила, что Юлик ее за руку взял. Руку выдернула, перекрестилась. Черт в человека сам перейти не может, ему проход нужен, а через руку самое простое перейти. Юлик нахмурился, покачал головой.

– Ева, – сказал он. – Да зачем бы черт меня надоумил? Я же тебя не от Бога отворачиваю. Наоборот даже.

Ева хотела ответить, но тут влез брат.

– А что ты в городе делал? – спросил Акся. – Расскажи.

– Грузовик водил, – сказал Юлик. – Помогал склад собирать-разбирать. Братьям и сестрам, которые в мир изошли, посылки из мастерской передавал.

– А с мирскими разговаривал? – спросил Акся.

– Разговаривал, – сказал Юлик. – Там мирских много. Я у них еду в магазине покупал, потому что в городе нельзя просто из погреба еду достать, она в магазине продается.

– Понятно, – сказал Акся. Если брат что-то покупал, значит, держал в руках деньги, а это объясняло, откуда черт взялся. Деньги – соблазн самый страшный, и поддаться ему легче, чем другим, потому что все думают, что черт только в живом теле прятаться может, а что деньги по подобию человеческих душ созданы и поэтому образами человеческими помечены, об этом не все задумываются. Больше с братом говорить было не о чем, нужно было пойти к отцу и все ему рассказать.

– Да непонятно тебе, – сказал Юлик. – Ты просто испугался, я знаю. Самому вначале страшно было. А это тебя черт не пускает.

– Если это меня черт не пускает, – сказал Акся, – тогда сам же себе сердце перекрести. Если врешь, у тебя сердце лопнет.

Ева испуганно на него посмотрела. С одной стороны, человек, в котором черт, сердце себе не перекрестит, а с другой – не хотелось, чтобы у Юлика сердце разорвалось, даже если в нем черт сидит.

– Нет во мне черта, – сказал Юлик. Стал стягивать рубашку.

Дети смотрели на него странно, с недоверием. Юлик-то вообще с ними заранее говорить не собирался. Думал – утром, когда соберутся, зайдут со Златой за детьми, отведут к грузовику, а там, уже по дороге, объяснят, что хотят из Обители навсегда уехать. Но Злата настояла, что детей нужно заранее предупредить. Ева маленькая, послушается, а вот Акся мог и заплакать или закричать, а тогда бы сбежать не получилось. В Обители, кроме грузовика, у отца еще машина имелась, спрятанная. До города ехать два часа – отец бы их догнал, даже если бы до грузовика успели добраться. Вот и нужно было, чтобы дети миром пошли, не брыкались.

А оставлять их было нельзя. Акся – Златин сын, она бы без него не уехала, а про мелкую Юлик Соне обещал, что не бросит. И до этого, еще раньше, Тае обещал, что будет своих двух сестер беречь. Тая давно умерла, но обещание с человеком не умирает – на всю жизнь остается.

Юлик перекрестился в пояс, еще перекрестил сердце, царапнул по коже так, чтобы потом синяк остался. Видел, как Ева глаза зажмурила, а Акся весь напрягся, сощурился. Дети боялись, что им в глаза кровью от разорвавшегося Юликиного сердца попадет. Но сердце осталось на месте – Юлик чувствовал, как оно в груди стучит.

– Клянусь, перед людьми и Богом. – Юлик еще раз перекрестился, медленнее. – Что ни черт, ни бес, ни сам Сатана мне не указчик, что черта я в лицо знаю и в себя не пущу.

Акся вздрогнул. Грудная клетка у брата не разошлась, и все его внутренности на землю не вывалились. А это означало, что черта в нем нет и что говорит он правду. Акся попробовал собственное сердце перекрестить, но в последний момент отвел руку, испугался. Сердце под рубашкой дергалось, дрожало. А отец говорил, что если в собственной Вере сомневаешься, то нужно положиться на сильных Верой братьев. Юлик, оказывается, был из таких, а Акся этого не разглядел и теперь стыдился.

Вера открыла глаза и сразу же их закрыла снова, потому что из окна больно светило солнце. Потянулась, хрустнула шеей. Села. Все еще не открывая глаз, пошарила рукой по кровати, но ничего не