Убийственный аргумент - Андрей Костин

— Все чисто, — сказал Николай Григорьевич.

— За мной тоже никто не следил. Не стоило, все же, называть точное место встречи, когда передавали информацию по пейджеру.

— Вы же сказали, этот номер знал только Вадим? А дело срочное.

— Дело? Это ваша работа?

— Что именно?

— Пожар.

— Нет, я собирался всего навсего запустить в их компьютеры вирус, но меня опередили более радикальным методом.

— Компьютерный вирус? — он поморщился. — Это баловство.

— Не скажите. Текст любого документа распечатывается на лазерном принтере. А для этого он должен быть набран на компьютере. Если вирус уничтожил всю информацию на жестком диске, придется все восстанавливать. А значит, заново все согласовывать, сверять, проверять и так далее. Прежде чем подписывать. Я имею ввиду и тот гипотетический договор.

Некоторое время мы могли бы выиграть. День, два, а может и больше.

— Хорошо. Но пожар оказался эффективнее, да?

— Не уверен. Во-первых, слишком грубо. Во-вторых, пожар подпадает под понятие форс-мажорных обстоятельств. В этом случае фирма не несет ответственности за невыполнение своих обязательств. Компьютерный вирус же пока в список стихийных бедствий не внесен.

— Неплохо, — он кивнул, как учитель, решивший первому балбесу в классе поставить ради разнообразия трояк. — Так бы нам удалось сорвать им работу и в то же время не дать возможности оправдаться перед партнерами. Но тот, кто устроил пожар, спутал вам все карты.

— Прежде всего, тот, кто устроил пожар, убил человека. Сторожа, охранника. И мне это не нравится.

— Мне тоже. Надеюсь, вы понимаете, что этот человек работал не на меня.

— Надеюсь. Но понимаю и другое. Может быть, охранника убили не ваши друзья, а ваши враги. Но ни тех, ни других не остановит необходимость убивать. И мне очень бы не хотелось продолжить собою расстрельный список.

— Вас тоже хотели убить? — он посмотрел недоуменно. Вы ведь ничего еще толком не успели сделать? Может, идея с этим вашим вирусом была неплохая, но даже ее вы еще не смогли осуществить.

— Жалко, вас не было рядом, чтобы объяснить это трем парням, которые усадили меня в машину и повезли, как они выразились, на персональное кладбище.

— На покойника вы что-то не похожи, — он усмехнулся.

— Вы тоже, — я достал квитанцию на изготовление памятника и протянул ему.

Н. Г. пробежал глазами текст, держа листок на вытянутой руке, как поступают дальнозоркие люди, когда не хотят воспользоваться очками.

— Что за ерунда? — он повысил голос.

Кажется, я вывел его из равновесия.

— Единственное, что удалось спасти от огня, — сообщил я. — Нашел в столе одного из сотрудников фирмы «Октопус».

— Но кому понадобилось… — возмущенно начал он.

В его возрасте начинают болезненно относиться к подобным шуткам. Пришлось пересказать то, что я услышал от каменотеса.

— А этот эмигрант… — нетерпеливо перебил Н. Г.

— У меня его визитная карточка.

— Дайте сюда.

Я заметил, как у него задрожала рука, пока он в нее всматривался.

— Знаете этого человека?

— Да. — Николай Григорьевич кивнул. — Он был моим ближайшим другом.

— А потом сбежал на Запад?

— На Запад? — он чуть улыбнулся. — Вряд ли этот человек мог сбежать куда-нибудь западнее, раз он родился на западе штата Техас.

— Вы его что, завербовали?

— Друзей не вербуют, — он покачал головой. — Как и не выбирают. Мы познакомились в яхт-клубе… — он почти неуловимо улыбнулся. — Трудно представить, да, что нынешний пенсионер был когда-то заядлым яхтсменом, членом одного из самых престижных клубов Америки? Джон Стэндап, — Н. Г. назвал имя владельца визитной карточки. — Началось с ни к чему не обязывающих приятельских отношений. Потом однажды попали вместе в шторм… Кто кому в тот раз спас жизнь — то ли он мне, то ли наоборот… А потом… У вас есть друзья?

— Наверное.

— Тогда постарайтесь понять. Мы дружили почти двадцать лет. Он так и не узнал, что я советский разведчик. Он не переваривал коммунистов. Стэндап, как теперь говорят — крутой. Он сам сделал себе карьеру, расчищая путь где надо — умом, где надо — кулаками. Но уверен, даже если бы узнал тогда про меня правду, не перестал бы быть моим другом.

— Если этот американец ничего не знал, почему он приехал в Россию вас разыскивать?

— Предполагаю такой сценарий, — у Н. Г. между бровями появилась складка, — однажды к нему пришли и предъявили документы, доказывающие, что он дружил со шпионом, работавшим против Соединенных Штатов.

— Ну и что?

— Страшное обвинение для гражданина страны, давно страдающей шпиономанией. Он не смог бы доказать, что не сотрудничал со мной, что наша дружба — обыкновенная дружба между двумя мужиками.

— Но если он ваш друг, попытайтесь ему помочь. К примеру, пригрозите, что рассекретите кое-какую информацию, актуальную по сей день, если они не оставят американца в покое. Вы же опытный разведчик, и знаете, как торговаться в подобных ситуациях, — напомнил я.

— Все это имело бы смысл, если действовала Лубянка или ГРУ, или политическая разведка при ЦК. С ними можно было поторговаться. Но эти люди… эти люди так просто его не отпустят.

— Эти люди — кто они? Мафия?

— Когда говорят — мафия, подразумевают уголовный мир. Да, у воровских авторитетов есть власть — в тюрьмах, на темных улицах, в притонах. Они и раньше там были хозяева. А у кого власть в финансовой сфере? Или в торговле — не в киосках у метро, а на международном уровне? В политике?

— Было бы любопытно узнать.

— Не мне вам объяснять, что большинство чекистов работали за идею…

Вечно они себя называют чекистами, подумал я.

— …Но Советский Союз исчез… Ради чего, скажите, теперь рисковать? Ради чего прошла вся жизнь? И не забывайте, мы внедряли своих людей в наиболее влиятельные структуры по всему миру — от политических партий и государственных аппаратов, крупных коммерческих фирм и силовых ведомств до по-настоящему мафиозных структур, сект и кокаиновых баронств. Кое-кого из наших людей прибрали к рукам и бывшие противники, и бывшие союзники. Некоторые просто решили уйти с линии огня… Но были и те, кто стал работать на свой страх и риск. Но теперь уже в собственных интересах.

— Общество шпионов с ограниченной ответственностью? — я засмеялся.

— Одних смогли завербовать, других — запугать. — Н. Г. даже не улыбнулся, — Были проведены акции устрашения — вспомните громкие дела о разоблачении советских разведчиков в ряде европейских стран и Соединенных Штатах. Наши бывшие агенты оказались в заложниках. И не только они. Их семьи… Их друзья.

— Короче, приватизировали агентуру, — я продолжал улыбаться. — А теперь предлагаете принять участие в ваших междусобойных разборках.

— Это не разборки. Группа людей, как вы правильно заметили, использует наработки огромного коллектива. И наша задача — помешать им.

— Наша? С какой стати и моя?

— С какой стати? — глаза его сверкнули. — Идет война, и глупо спрашивать — почему призывают именно тебя.

— Да никакая война не идет! — теперь разозлился я. — Когда же вы наконец вылезете из окопов, которые сами себе придумали?

— мне захотелось покрутить пальцем у виска.

— Но люди гибнут, верно? — попросту спросил Н. Г.

Возле виска крутить расхотелось.

Z

На кольцевой мы расстались. Н. Г. направился к дверям, через окно я увидел, как в людском водовороте мелькнуло его темно-серое пальто, и еще некоторое время мог наблюдать, как плывет над людскими головами каракулевый картуз.

Николай Григорьевич казался высокого роста.

Стоило проследить, куда он пойдет, но поначалу я не решился идти следом. Мне показалось, он был достаточно откровенен, и не хотелось бы насторожить его.

«Поезд дальше не пойдет…», — объявил машинист.

Значит, так тому и быть. Я выскочил из вагона. На перроне было не протолкнуться. Вдали, уже на эскалаторе я увидел темно-серое пальто и каракулевый картуз.

Бегом поднимаюсь по ползущим вверх ступенькам. От напряжения на лбу выступила испарина, а ломающая боль запульсировала от поясницы до щиколотки левой ноги. Похоже, вчера моему позвоночнику чересчур досталось.

Преодолевая хромоту, я спускаюсь по ступенькам на перрон радиальной станции, и уже слышу шум прибывающего поезда.

И вдруг — крик. Истошный женский крик. Скрежет колес, заблокированных экстренным торможением. Вздрогнул и закрутился людской водоворот. Грубые окрики проталкивающихся через толпу милиционеров…

Когда я протолкался через людские спины, то увидел застывшую у самого выхода из туннеля морду электропоезда. Присевшего у края перрона милиционера, который осторожно заглядывал вниз, на рельсы. А рядом, на мраморном полу валялся… каракулевый картуз.