Дар мертвеца - Чарлз Тодд

Ратлидж вернулся к машине, завел мотор и снова направился в Данкаррик.

Он медленно проехал по главной площади, разглядывая ее. Остановившись у отеля, спросил, как добраться до полицейского участка. Портье показал ему дорогу и добавил:

— Правда, вряд ли в такое время вы кого-нибудь застанете. Инспектор Оливер уехал в Джедборо по делу, а констебль Маккинстри дома. Сегодня у него выходной.

Ратлидж оставил машину у отеля и, следуя подробным указаниям портье, прошел короткое расстояние пешком.

Маккинстри жил недалеко от главной площади, в четырехэтажном доме, недавно покрашенном в кремовый цвет. В проходе между этим и соседним домами стояли ведра и стремянка — наверное, маляры ждали, когда снова покажется солнце. Полицейский участок находился на той же улице, через несколько домов. На двери висела аккуратная черная вывеска с белыми буквами. Как и предсказывал портье, в участке никого не оказалось. Ратлидж повернул к дому Маккинстри. На улице наблюдалась довольно бурная деятельность — строго одетые горожане спешили по своим делам. Два возчика на углу громко переговаривались, они посторонились, пропуская медленно ползущий грузовик, привезший товар в аптеку.

Хэмиш, который с интересом разглядывал городок, заметил: «Здесь хватает денег, чтобы поддерживать внешнюю благопристойность. Но никто не роскошествует. Люди здесь простые, и души у них простые».

Ратлидж решил, что вердикт вполне справедлив. Маккинстри оказался прав — в таком месте стражам порядка приходится иметь дело с обычными преступлениями. Правда, к «обычным» иногда можно причислить даже убийство…

Констебль Маккинстри, скрывая удивление при виде Ратлиджа на пороге, пригласил его в гостиную и затаился, ожидая, пока тот объяснит, зачем приехал, хотя в его голубовато-серых глазах сверкнула искра надежды. На нем был заляпанный краской рабочий комбинезон, несколько великоватый. Судя по всему, до войны Маккинстри был плотнее.

— Насколько я понял, инспектор Оливер сейчас в Джедборо, — начал Ратлидж, сев на стул, предложенный Маккинстри. — Давайте кое-что проясним с самого начала. Я приехал, чтобы повидаться с ним. Вы были правы, в Скотленд-Ярде мне поручили вести дело, и я должен как можно скорее ознакомиться со всеми его подробностями. Скажите, пожалуйста, когда инспектор собирался вернуться?

— До вечера не вернется, так мне сказали, сэр. По словам инспектора, он уехал по личному делу.

Или тактично старается не попадаться ему на глаза.

— Если хотите, я провожу вас к главному констеблю… — Маккинстри глянул на свой комбинезон и широко улыбнулся. — Только переоденусь.

— Нет, сначала я побеседую с Оливером. А пока я бы хотел кое-что услышать о городе и его жителях. Вы нарисовали вполне внятную картину, но теперь мне нужно знать больше.

— Я как раз пил чай, сочту за честь, если вы ко мне присоединитесь.

За чаем и пирогом с лимонным кремом, купленным в пекарне, Маккинстри говорил с большой осторожностью, стараясь смотреть на Данкаррик глазами постороннего.

— Вы приехали из Лондона, поэтому вам наш городок наверняка покажется провинциальным. Нам недостает вашей широты… Зато почти все здешние жители знают друг друга с рождения, вместе переживают трудные времена, делят радость и горе. Приходят на свадьбы, на похороны… — Он протянул Ратлиджу кусок пирога на тонкой фарфоровой тарелочке. — Я точно знаю, что, если завтра заболею, соседи принесут мне чай, суп и свежий хлеб. Постирают мое белье, принесут чистые простыни. Кто-нибудь непременно украсит мою квартиру цветами… и даст книгу для чтения. И не потому, что я констебль. Просто у нас так принято. — Маккинстри отрезал кусок пирога и себе, не спеша откусил и спохватился: — Извините, сэндвичей у меня нет…

— Все в порядке, пирога достаточно, — успокоил его Ратлидж. — Продолжайте!

Хэмиш внимательно слушал Маккинстри и комментировал его слова. Почти со всем он соглашался. «Помяни мое слово, — заметил он, — цветы ему наверняка носят девицы. Хотят понравиться».

— Но есть и другая сторона медали, сэр. Мы очень негибкие, если речь заходит о грехах. Для нас существует только черное и белое, без оттенков. Мы бываем ограниченными, мелочными. Любим совать нос в чужие дела. Мне такое только на руку, как я говорил вам в доме мистера Тревора. Я без труда могу установить, кто гонял кошку Янгов или позаимствовал лошадь у Тима Кроусера, когда тот валялся пьяный и ничего не соображал. Лошадь угнал Брюс Холл. Он ухаживает за одной девицей, которая живет на полпути между Данкарриком и Джедборо. Брюс терпеть не может ходить пешком, когда может проехать верхом. Но его папаша не дает ему лошадь, потому что ему не нравится девица.

— Но автора анонимных писем вы вычислить не можете.

Маккинстри нахмурился и поставил чашку.

— Вот что кажется мне самым тревожным, — задумчиво ответил он. — Почему я не могу постучать в чью-то дверь и увидеть вину, написанную на лице хозяина дома? На дежурстве я обхожу улицы и заглядываю людям в глаза. Останавливаюсь, беседую с ними. Наблюдаю, как они идут по своим делам. Ни в ком я не замечаю ничего подозрительного. Я не могу ткнуть в кого-то пальцем и сказать: «Вот так ведет себя женщина, за которой есть вина».

— Почему вы так уверены, что анонимные письма писала женщина?

— А зачем мужчине стращать прачку адскими муками за то, что она стирает белье распутницы? Или предупреждать молодую мать, что ее дочка играет с незаконнорожденным и видит в пабе такое, что не предназначено для невинных детских глаз?

Хэмиш оживился, но Ратлидж отодвинул тарелку и, допив чай, заметил:

— Мужчина вполне может написать такое специально, чтобы сбить вас со следа. А может быть, он прекрасно понимает, что общественное мнение в Данкаррике формируют женщины…

Лицо Маккинстри потемнело.

— Значит, он — гад и трус! Прошу прощения, сэр…

Ратлидж спросил, как развивались события, и Маккинстри приступил к подробному рассказу. На сей раз он не упускал ничего из того, что считал важным. Ратлидж внимательно слушал, обращая внимание и на сами факты, и на нюансы. После того как констебль замолчал, он похвалил его:

— Молодец!

Хэмиш, который до того молчал, заворочался у него в голове. Ратлидж какое-то время думал о своем, а затем продолжил:

— По-моему, автор анонимных писем заранее знал, что им все поверят. Идем дальше. Почему жители Данкаррика так охотно поверили письмам? Почему первый же, кто нашел такое письмо у себя на пороге, не обратился в полицию или не пошел к обвиняемой и не дал ей понять, что ему известно о ней?

Маккинстри глубоко вздохнул:

— Вы намекаете на то, что она… обвиняемая… в самом деле такая, как про нее пишут. Что не бывает дыма без огня. Но я этому не верю. Я скорее поверю, что автор писем очень тщательно выбирает адресатов. Некоторые прямо смакуют скандальные сплетни…

— Составьте, пожалуйста, список всех, кто, по их признанию, получал подобные письма. Укажите, чем они занимаются. Какая у них может быть причина нелюбви к обвиняемой. Насколько хорошо они с ней знакомы.

— Хорошо, сэр. Сегодня же составлю. Прошу прощения, но… я не понимаю, как список поможет вам узнать, чьи кости нашли в горах… и при чем здесь дочь леди Мод Грей. — Маккинстри покачал головой. — Еще один повод для беспокойства!

— Да, — согласился Ратлидж. — Но, по моему опыту, там, где все так замечательно сходится, что-то не так. Сначала появились анонимные письма, которым все сразу поверили. Позже пришло еще одно письмо, его могли бросить в почтовый ящик где угодно, а не только в Глазго, несмотря на почтовый штемпель… В последнем письме автор как будто пробует выгородить обвиняемую, а на самом деле еще больше топит ее. Теперь ее обвиняют не просто в распутстве, а в убийстве. Зачем-то обыскали паб… где тоже нашли кости. Но там точно не мать мальчика. Кто же так хорошо изучил историю «Разбойников», чтобы подтолкнуть инспектора Оливера к обыску? Как бы там ни было, Оливер сразу поверил автору письма и начал искать молодых женщин, которые пропали без вести. В результате мы имеем неопознанные останки и знатную даму, чью дочь начиная с шестнадцатого года никто не видел. Теперь нам уже не до того, чтобы искать автора анонимных писем. Может быть, он как раз на это и рассчитывал?

В глазах Маккинстри появилось замешательство.

— Не совсем вас понимаю, сэр.

Зато Хэмиш прекрасно его понял. «Что за женщина сидит за решеткой — убийца, жертва или мученица?»

Когда Ратлидж уходил, Маккинстри сказал:

— Больше всего меня во всем этом деле беспокоит то, что никто не поднял руки в защиту Фионы. Никто не заступился за нее. Ни мистер Эллиот, ни мистер Робсон, ни мистер Бернс… наш прокурор-фискал. Ни инспектор Оливер. Ее как будто заранее приговорили, а на суде будет просто фарс. Ее признают виновной, и все вздохнут с облегчением: «Мы правильно поступили, что отвернулись от нее. Вот и присяжные так сказали». И правда будет похоронена вместе с ней. Вот отчего я не сплю ночами. — Он принялся загибать пальцы на правой руке: — Священник, главный констебль, прокурор-фискал, инспектор… А если она невиновна, и ее повесят?