Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Чтобы понять ту огромную пропасть, которая разделяла заурядную личность с мещанскими вкусами, которой Гитлер был наедине с собой, и требующую напряжения всех сил публичную жизнь в самой гуще мировой истории, сознательно выбранную им, необходимо понять мотивы, побуждавшие его к борьбе за власть. Для Гитлера, как и для Сталина, власть не была самоцелью. Внешние атрибуты власти, по-видимому, мало значили для него; его хрупкая натура, очевидно, нашла во власти некую психологическую опору после многих лет обидных поражений, но это была власть во имя исключительной цели. Гитлер рассматривал вверенную ему власть как дар Провидения народу Германии для спасения ее от состояния бессилия и позора. «Это истинное чудо нашего времени, – говорил он на съезде партии в ноябре 1937 года, – что вы нашли меня, нашли среди миллионов других людей. А я пришел к вам. Это большая удача для Германии»67. Гитлер видел себя спасителем Германии; его личная власть была властью, данной ему мировой историей, его низкое происхождение и скромная жизнь – лишь напоминание о том, что Гитлер «был избран Провидением для выполнения своей миссии» из огромной массы других людей. Вскоре после кризиса, завершившегося путчем штурмовиков под руководством Эрнста Рема в июне 1934 года, он сделал следующее претенциозное заявление в Рейхстаге: «В этот час я беру на себя ответственность за судьбу германской нации…»68. Гитлер был зациклен на идее спасения германской нации, так же как и Сталин – на идее спасения революции. Он пришел к убеждению, что является избранником истории, ниспосланным для выполнения своей миссии, так же как и Сталин был убежден в своей незаменимости в деле строительства коммунизма. Эта глубокая убежденность в предначертанности своей судьбы согласуется со всей политической карьерой Гитлера начиная с самых первых лет послевоенного периода, когда его речи и статьи были нацелены на обман простодушных, но неординарных последователей, противореча урокам мировой истории, до его предсмертного завещания, продиктованного в 1945 году, в котором он обозначает свое место в истории: «Я посеял хорошие зерна. Я помог германскому народу осознать значение борьбы, которую он ведет за само свое выживание…»69.

Ни Гитлера, ни Сталина нельзя отнести к разряду нормы. Насколько об этом позволяют судить данные о них, можно утверждать, что это были умственно неадекватные, в самом широком клиническом смысле этого слова, личности. Каким бы великим ни был соблазн предполагать, что чудовищные деяния идут рука об руку с безумием, они были людьми, наделенными исключительными личностными качествами и величайшей политической энергией. Ими двигала непоколебимая преданность одной идее, и они, каждый по-своему и по разным причинам, видели себя орудием истории, избранным для достижения этой цели. Осознание своей судьбы привело к тому, что в каждом из них развилась чрезмерная ранимость, сформировался болезненный комплекс. Сталина мучил страх смерти, и по мере старения усиливалась его озабоченность тем, что его смерть будет означать конец делу революции, которую он всю жизнь защищал.

Гитлера тоже снедал страх скорой смерти. «Подавленный мыслью о быстротечности времени, – как замечал лидер партии в Гамбурге Альберт Кребс, – он хотел спрессовать события целого столетия в два десятилетия»70. Каждый из них был беспощадным, оппортунистичным, склонным менять тактику. Политическая жизнь обоих бескомпромиссно фокусировалась на собственном выживании. Обоих недооценили их коллеги и противники, не сумевшие распознать в ничем не приметных скромных личностях будущих деспотов с далекоидущими планами, политически беспощадных, освободивших себя от всяких моральных ограничений и, когда дело касалось политики, полных пренебрежения к другим людям. Оба были поглощены ежедневной борьбой с трудностями политической жизни; оба только благодаря собственным усилиям прокладывали себе дорогу к диктаторской власти, преодолевая препятствия и сопротивление. Единство целей и железная воля, продемонстрированная каждым из них в 1920-х годах, не сразу привели их к неограниченной власти, которой они пользовались в 1930-х годах. Никто из них не предполагал установления диктатуры. Остается неясным, когда Сталину пришла мысль о том, что его единовластие может быть более верным способом защиты революции, чем коллективное руководство. Попытка Гитлера, сначала нерешительная, идентифицировать себя как фигуру, ниспосланную Провидением для спасения Германии, была впервые предпринята им во время его краткого пребывания в тюрьме в 1924 году. Однако эволюция этого образа требовала времени, более того, необходимо было убедить в этом широкие круги как внутри партии, так и среди населения. Первейшей для обоих – Сталина и Гитлера, была задача стать во главе руководства своих партий прежде, чем заявить о своих более широких амбициях.

«Мы против того, чтобы вопросы руководства партии решались одним человеком, – писал Николай Бухарин 1929 году. – Мы против того, чтобы коллективное руководство партией подменялось руководством одного человека…»71. В 1920-х годах, после смерти Ленина партия большевиков должна была стать партией, которой руководил ее Центральный комитет. В первое время после 1924 года ни один из лидеров партии не осмеливался претендовать на главенство. Тем временем сталинский секретариат на протяжении двух лет после его формирования в 1922 году был организацией, наделенной наболее широкими полномочиями и большей властью в решении процедурных вопросов, чем это изначально предполагалось, когда этот небольшой обслуживающий отдел создавался в 1919 году. Решения по политическим вопросам принимались после обсуждения их на Центральном комитете партии. Голос Сталина был одним из многих других. Ядро руководства партии состояло из Зиновьева, Каменева, Бухарина, Троцкого и назначенного руководить Совнаркомом и наследовать этот пост, ранее занимаемый Лениным, Алексей Рыков. Но, вопреки всему, к 1930 году все они были смещены с высших постов, а Сталин стал рассматриваться большинством ее членов, как «хозяин», единственная и наиболее весомая фигура в руководстве партии. «Когда он входит, – как отмечается в одной из его ранних биографий, опубликованной в 1931 году, – у всех мгновенно выпрямляются спины, все превращаются в само внимание – аудитория лицезреет великого лидера…»72.

Пятилетний период между 1924 и 1929 годами был решающим для сталинской карьеры. За это время ему удалось, воспользовавшись своими полномочиями Генерального секретаря, сместить или отдалить своих коллег по руководству партией. Первым делом ему было необходимо завладеть наследством умершего Ленина. В октябре 1923 года Сталин предложил другим лидерам партии забальзамировать после смерти тело вождя, но был осмеян Троцким, а Бухарин, отвергнув эту идею, сделал ему замечание, отметив, что «это будет оскорблением его памяти»73. К моменту смерти Ленина Сталин добился того, чтобы большинство членов Политбюро поддержали его идею, за осуществление которой весной 1924 года отвечал сторонник Сталина Феликс Дзержинский. Сталин был одним из двух основных людей, которые должны были нести гроб с телом Ленина на его похоронах. Три месяца спустя, на вечере в Коммунистическом университете им. Свердлова, он прочел серию лекций, посвященную вкладу Ленина в теорию марксизма. Опубликованная под названием «Основы ленинизма», эта серия лекций придала определенное направление мыслям Ленина и рисовала Сталина в качестве одного из лидеров партии, наиболее глубоко и правильно изучивших их. Книга была адресована новому поколению молодых коммунистов, вступивших в партию после победоносной революции, для которых единое ясное руководство по основам ленинской теории революционного государства было чрезвычайно важно. Сталин праздновал победу, добившись идентификации своей личности в народном сознании как единственного и истинного борца за воплощение в жизнь революционной теории74.