Призма пораженного Я - Александра Будиловская

ловко двигал миску для еды, так что по всему дому разносился протяжный противный скрежет и вскоре к его лапам сыпался вкуснейший сытный корм. А при виде расчески принимался наворачивать круги вокруг Касио, мечтая ощутить блаженное почесывание в районе уха и подле левой лапы. Но всякая беззаботность имеет свойства оканчиваться. Постарев, Франк начал страдать от недержания из-за чего по квартире сплошь и рядом валялись пеленки, которые он¸ к слову, частенько игнорировал. Его уже нельзя было приглашать на совместный сон и уж тем более лишать частых прогулок. Конечно, о выходах на улицу следовало думать ранее, ведь вполне вероятно, что причиной недуга стал именно их недостаток. Однако то было полбеды — на одиннадцатом году жизни Франку поставили смертельный диагноз. Быть может, он ощущал собственную ненужность или чувствовал, как досаждает недержанием домашним. Зимним вечером Легран спускалась по лестнице, неся на руках йорка. Она гладила его по шее, шептала добрые слова. В последнее время девушка стала как никогда часто задумываться о надлежащем отношении к питомцу и ошибках прошлого. Пока Касио перебирала седую шерстку, почувствовала уплотнение. Она ощупывала его до тех пор, пока собака не издала жалобный писк. Франк и раньше любил быть актером, когда утрировал происходящее и привлекал всеобщее внимание прихрамыванием или звучным скулением. Но сейчас что-то точно подсказывало Легран, что проблема действительно существовала, и следовало принять срочные меры.

Пару месяцев спустя по квартире уже не бегал озорной пес и не лаял на соседей за дверью. Он неподвижно ждал конца в своей плюшевой конуре, изредка поднимая уши и прислушиваясь к шумам. Касио заказала лежанку еще до того, как узнала о серьезном заболевании друга детства. Если бы только она знала, что это будет последний для него подарок… Франк изрядно похудел, перестал есть и пить, уже не мог ходить по прямой — всегда заваливался на правый бок. Он походил на бездомного оголодавшего пса, которого измучили жестокие уличные мальчишки. И только шея его была до ужаса упитанна — беспощадная опухоль разрослась в хрупком теле. Чтобы в организм поступала хотя бы какая-та часть суточной нормы пищи и жидкости, Колет приходилось вводить приготовленные кашицы через пасть с помощью шприца. «Мама, мы больше не должны держать его», — Касио приговаривала Франка к финалу, осознавая неизбежность его смерти. Она видела в его глазах желание умереть: они больше не слезились, а только неестественно сохли. Тело источало неприятный запах, а в дыхании слышался шипящий свист.

Легран аккуратно положила лежак с животным на подоконник, так что солнце подсвечивало его шерсть. Девушка присела на уровне мордочки животного, подавляя отвращение от неприятного запаха. Он смотрел сквозь нее: возможно, думал, что же ждет его дальше и будет ли вообще что-то после? Касио начала тихо извиняться, боясь коснуться изнеможенного тела, что желало поскорее сбросить оковы обременительной жизни:

«Я была не лучшей хозяйкой. Прости меня, пожалуйста, за то, что так мало гуляла с тобой, что постоянно раздражалась и что мама била тебя. Мне очень жаль, что она вымещала агрессию на тебе, и что ты так часто ощущал себя ненужным. Я никогда не буду любить других животных также как тебя. Я раскаиваюсь, что была такой никудышной хозяйкой. Но знай, что я люблю тебя, Франк! Люблю».

Девушка вглядывалась в глаза собаки настолько глубоко, что казалось, видела, как плакал маленький щенок внутри него, страстно желающий остаться вместе со своим миром — несомненно, любимыми с рождения Касио и Колет. Еще минут десять Легран обещала другу, что вскоре ему станет легче, он больше не будет чувствовать боль в теле, жажду и тяжесть дыхания; пройдет совсем немного и впредь ему не нужно будет страдать в ожидании прогулок, испытывать страх перед Колет в гневе и переживать от отсутствия внимания. Девушка хотела, чтобы он не скучал и не боялся, но, наверное, Франк уже ничего не слышал и не понимал из-за разросшейся злокачественной опухоли.

В минуты последних вздохов собаки, сопровождаемых душным сопением, Касио держала ее исхудалую лапку. Большие черные глаза постепенно закрывались под действием усыпительных препаратов, которые, как хотелось верить, являлись далеко не смертью, а только новым началом. В тусклом свете белой подвальной комнаты Легран ощущала, как из тела животного выходит душа: его лапа обмякла, неровное дыхание прекратилось, ресницы робко опустились, а живот перестал неравномерно вздуваться. Вокруг губ Касио кожа покраснела, из носа безобразно стекали сопли, а затуманенный взгляд омывался нескончаемыми слезами, все больше и больше набирающими обороты. На столе теперь уже лежал не Франк, а лишь плоть божьего творения. Внутри у девушки что-то разрывалось, но она знала, что так проще всем, что это было неизбежно. По крайней мере, она хотела в это верить.

В тот день Легран посчитала нужным отделиться от семьи — не хотела ехать вместе с матерью к родственникам в нелюбимый город и демонстрировать отекший красный нос и трясущиеся руки. После короткой прогулки в центре города в шоковом состоянии она направилась домой. Несколько раз выходила из вагона поезда, садилась на скамью и, скрываясь под головным убором, позволяла едва сдерживаемым слезам оказаться на воле. Она смотрела на фотографию, сделанную пару месяцев назад специально для того дня, когда неминуемое придёт в исполнение, и понимала: все, что у нее осталось — экран телефона, холодный и бездушный. За окном зима, угрюмая и душащая. 15 февраля.

На протяжении года после гибели Франка, Касио часто снились сны с его участием. Сначала сюжет их заключался в одном: пес выражал недовольство и порой вел себя совершенно агрессивно. Он мог превратиться в громадного черного питбуля, держащего клыками Касио за ногу, отчего она просыпалась, ощущая жгучую судорогу в месте укуса. Порой питомец беспрерывно смотрел на нее спящую, а когда девушка якобы просыпалась и закутывалась от страха одеялом, он оказывался на ее матрасе. Так получалась своеобразная петля, заставляющая Легран думать, что она просыпается вновь и вновь, однако на деле все это был бесконечный сон. Временами пес не хотел, чтобы хозяйка касалась его, боязливо рычал или убегал с поджатым хвостом. Однако чем больше времени проходило со дня смерти йорка, тем дружелюбнее он становился в ночных фильмах Касио. Начиналось все с позволения погладить себя и просьбы дать полакомиться. Позже, Легран уже могла брать его на руки, а однажды собака даже спасла ее от бешеных дворняг, неизвестным образом проникнувших в дом. Сны были их местом встреч, неважно воссоздавало ли сердце образ почившего друга или же это действительно ее Франк приходил в