Аттила - Феликс Дан

Затаив дыхание, Вигилий следил за каждым словом Эдико.

– Безумец! - прошептал он. - Что он, бредит? Но может быть он находит лучшим притворяться моим врагом…

– В конце, - продолжал германец, - Вигилий прибавил, и это была чистейшая ложь, что я называл византийцев счастливыми за их богатую, роскошную жизнь.

"Что хочет он сказать всем этим?" - со страхом думал Вигилий.

– Тогда Хрисафий сказал: "Ты можешь, Эдико, иметь такой же дворец и тонуть в золоте, если только захочешь".

"Когда же он перестанет говорить правду и начнет лгать? Что за безумный риск!" - мысленно сокрушался Вигилий.

– Я изумился. "Тебе стоит только оставить гуннов и перейти к нам", -продолжал Хрисафий.

"Я дышу наконец! Первая выдумка!" - подумал Вигилий.

– Я не находил слов от удивления. Тогда, - внезапно указывая пальцем на Вигилия, гневно продолжал Эдико, - в разговор вмешался вот этот человек!

– Он помешался! - в ужасе вскричал Вигилий.

На лбу у него выступил холодный пот, он повернулся к Эдико спиной, закрыл голову плащом и быстро направился к выходу.

Но на его плечи легли железными тисками руки четырех гуннов, давно уже окруживших и отделивших его от остальных послов, и повернули его на прежнее место. Они же удержали его от падения, так как ноги подгибались под ним. Дрожа в смертельном страхе, он вынужден был перед лицом ужасного Аттилы выслушать весь рассказ Эдико.

– Имеешь ли ты свободный доступ к Аттиле, - спросил меня Вигилий, -в его палатку или в его спальню?

Я отвечал, что когда повелитель мой не посылает меня в чужие страны или на войну, то я по очереди с другими вельможами стою на страже у его палатки, охраняя его сон, и по вечерам и по утрам подаю ему для питья кубок чистой воды.

– О, ты счастливец! - воскликнул евнух своим пронзительным, визгливым голосом. - Какое счастье ожидает тебя, если ты только умеешь молчать и обладаешь небольшой долей отваги! Я осыплю тебя высшими почестями! Но все это требует обсуждения на досуге, я же спешу теперь во дворец. Сегодня вечером приходи сюда на ужин, но один, без твоих спутников и без свиты.

– Я все еще сомневался в тайной мысли презренного. Я думал, что он хочет через мое посредство расположить моего повелителя к выгодному миру с Византией. Я обещал прийти. Он сделал знак. Вигилий схватил меня за руку и вывел из комнаты, а сам остался с евнухом. Вечером, за ужином у него я встретил только одного гостя - Вигилия.

При этих словах Вигилий упал, несмотря на поддержку гуннов; они грубо подхватили его и подсунули под него скамейку. Он не мог держаться прямо и сидел, прислонившись к колонне, в не отпускавших его железных тисках воинов.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Послы с невыразимым удивлением слушали Эдико, который продолжал:

– После того, как рабы убрали со с гол а, Вигилий сам запер за ними дверь покоев. Предварительно убедившись, что нас никто не подслушивает, евнух и он взяли с меня клятву никому не открывать того, что я услышу, даже если бы я не согласился на их предложение. Я поклялся, потому что решил во что бы то ни стало узнать их тайну.

– И так-то исполняешь ты свою клятву, жалкий германец! - вне себя от отчаяния вскричал Вигилий.

– Я не нарушаю ее, - отвечал Эдико, - потому что я клялся молчать ради моего блаженства со святыми на небесах. Но я не верю в ваших святых: я надеюсь пировать в Валгалле у Вотана. И первый советник императора хладнокровно сказал мне: "Умертви Аттилу…"

Стены задрожали от криков ярости, ужаса и изумления.

– Умертви Аттилу, беги в Византию и будь после меня первым по могуществу, богатству и величию… Хорошо, что по византийскому придворному обычаю я оставил мое оружие при входе. Иначе боюсь, что в гневе своем я убил бы обоих разбойников. Вскочив с мягкого ложа как ужаленный, я хотел бежать прочь, когда внезапно, сам не знаю как, передо мной встала кровавая тень моего отца, и я вспомнил ту клятву, которую некогда произнес… Ты знаешь, о господин?

Аттила утвердительно кивнул.

– И тень отца моего произнесла: "Никогда не можешь ты лучше исполнить своей клятвы, как раскрыв перед всем светом позор императора, его предложение тайного убийства!

Римляне смотрели друг на друга в безмолвном, неподвижном ужасе.

– Это… невозможно… - проговорил Максимин.

– Ты получишь доказательство, - спокойно продолжал Эдико.

– Что невозможно… для Хрисафия? - мрачно прошептал Приск сенатору.

– Тебя, достойнейшего и благороднейшего из всех вельмож столицы, -говорил германец, - избрал я своим спутником для того, чтобы ты был свидетелем моего рассказа. Обуздав свой гнев и оскорбленную честь, я согласился на гнусное предложение. Для того чтобы уверить их в моей искренности, я потребовал с них плату в пятьдесят фунтов золотом, будто бы для раздачи воинам, с которыми я стою на страже у палатки гунна.

– Вот золото! - радостно вскричал евнух и отсчитал требуемую сумму, которую всыпал в черный кожаный кошелек…

Вигилий застонал и скорчился под руками гуннов.

– Нет, - сказал я, отстраняя кошелек, - теперь я не возьму награду. Прежде нужно сделать дело, а потом брать плату. Ведь, кажется, император отправляет послов к гуннам?

– Да! - отвечал Вигилий. - И я уже назначен в посольство. Дай мне кошелек, Хрисафий, я спрячу его покуда.

И евнух повесил ему на шею кошелек, который он с тех пор всегда носит под одеждой на груди.

– Снять с него хламиду и тунику! Живо, Хелхаль! - распорядился Аттила.

Гунны подняли и крепко держали падавшего Вигилия. Хелхаль ощупал его грудь и, сразу оборвав шнурок черного, очень тяжелого кошелька, почтительно положил его к ногам своего господина.

Среди гуннов пронесся ропот ярости.

– "Соб-ствен-ность Хри-са-фи-я", - низко нагнув голову по складам прочитал Аттила и оттолкнул кошелек ногою. - Выньте золото и свешайте, точно ли в нем пятьдесят фунтов, как говорит Эдико.

– Можете вешать, - закричал Вигилий, собравшись с духом, - но все равно он налгал!

– В самом деле? - спросил Аттила. - Но зачем же ты тайно держишь при себе такие большие деньги?

– Господин… для того… чтобы сделать покупки в царстве гуннов…

– Молчать, лгун! Эдико еще в Византии сказал тебе, что в границах моего царства вы все мои гости, и все необходимое получаете от меня в дар. Вам даже запрещено покупать здесь что-либо, потому что издавна императорские послы под предлогом закупок употребляют деньги на подкупы и выведывание!

– И все-таки германец лжет и выдумал все от начала до конца…

– Выдумал даже и это удостоверение императора? - спросил Эдико, вынимая из-за пояса папирусный свиток. - С византийцами нужна осторожность! Я потребовал письменное удостоверение от императора, что убийство это есть его желание и что после совершения постыдного преступления он не откажется от обещанной мне награды. Горячее стремление уничтожить тебя, господин, ослепило хитрецов. Ночью же евнух и Вигилий провели меня к императору, жаждавшему узнать об исходе нашего разговора. Правда, меня не допустили к нему в столь поздний час и оставили ждать в соседней комнате. Но скоро оба вернулись, неся удостоверение, написанной по всей форме его секретарем и подписанное именем императора.

– Читай! - приказал Аттила.

– "Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Император Цезарь Флавий Феодосии, победитель гуннов и готов, актов и склабенов, вандалов и аланов, персов и партов, благочестивейший, счастливейший, славнейший, всепобеждающий, непобедимый триумфатор, обожаемый во все времена Август повелевает Эдико совершить спасительное убиение нашего злейшего врага, порученное ему Хрисафием и Вигилием. Пятьдесят фунтов золота выплачены ему уже вперед. Остальные пятьдесят получит он для награды страже по совершению убийства. Сам же он, по возвращении в Византию, возведен будет в сан патриция, получит дом, крытый золотой черепицей, и годовое содержание в 20 тысяч солидий". Подписи императора и секретаря.

– Будешь ты опровергать и это, собака?

– Пощады! Помилования! - кричал Вигилий. - Пощади мою жизнь!

– Что мне в твоей жизни?! Хотя впрочем недурное украшение в царстве гуннов составил бы висящий на сухом дереве на большой дороге императорский посол с дощечкой на груди: "Повешен за покушение на жизнь владыки гуннов по тайному повелению своего господина!" Но мне больше нравится нечто другое -то, что выдумал Эдико, привезший для этого сюда тебя, о Максимин! Я желаю, чтобы достойный, честный человек свидетельствовал бы о том, что он сейчас здесь видел и слышал, перед собравшимся сенатом в Византии! Во имя правды и справедливости, я требую этого от тебя, Максимин!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Старик, опустившись на скамью, сидел сгорбленный, закрыв лицо своего плаща. Тщетно старались Приск и другие римляне приподнять его. Не вдруг он встал сам, выпрямившись во весь рост.

– Я буду свидетельствовать об этом, ты можешь быть спокоен, повелитель варваров! - вскричал он. - Такая низость, такие бесчестные поступки отдельных негодяев должны быть стерты с имени римлянина. Я сделаю это! И пусть император убьет меня за правду, но он услышит ее. Он и весь сенат!