Завоеватели - Елена Хаецкая

Синяка вытянул руки ладонями вперед, обращая их в сторону пустого дома. Второй болт, свистнув, пролетел мимо синякиного уха. Юноша повернул ладони к себе, словно вытягивая невидимую сеть. Из развалин нехотя, как бы против своей воли, выбрался тощий человек с арбалетом. Его трясло. Прямо перед ахенцем высилась стройная фигура, объятая серебряным пламенем.

— Оставь оружие, — проговорил тихий мальчишеский голос, разрушая очарование страха.

Человек присел и осторожно положил арбалет на камни. Когда он выпрямился, страшная тень уже исчезла. На груде развалин стоял босой парнишка, загорелый до черноты. И совершенно безоружный.

— Эй, не бойся, — сказал паренек.

У ахенца затряслись губы. Теперь он вовсе не понимал, почему подчинился, почему оставил арбалет вместо того, чтобы пристрелить своих врагов из засады. Как вообще получилось, что он послушался приказаний какого-то оборванца?

— Зачем ты стрелял? — спросил Синяка.

Человек слегка отступил, пошатнулся и вдруг завизжал, разбрызгивая слюну:

— Гады! Гады! Убью вас! Гады!

Хлопнул выстрел. Человек застыл с раскрытым ртом и повалился затылком в выбитое окно пустого дома. Синяка спрыгнул с груды камней и увидел Хильзена, который дунул в дымящееся дуло своего пистолета и пристально поглядел на него своими злыми черными глазами.

Синяка казался очень усталым. И как будто постаревшим. Когда он тяжело привалился к Хильзену плечом, тот поморщился, но ничего не сказал.

Синяка вздохнул и перевел дыхание.

— Устал я, — сказал он виновато. — Не понимаю, что со мной. И есть очень хочется. Ты убил его?

— Надеюсь, — пробормотал Хильзен. — Как тебе удалось его выманить, а?

Синяка не ответил. Он снова повернулся в сторону залива, к людям, которых заметил еще прежде, и встал.

— Кого ты там увидел? — спросил Хильзен, засовывая пистолет за пояс.

— Это Норг, — уверенно сказал Синяка, — и с ним кто-то…

— Баба, кто же еще, — сказал Хильзен, пожимая плечами. — Норг — известный любитель юбок.

— Это не женщина. — Синяка вдруг рассмеялся. — Идем-ка.

Он легко зашагал под горку к заливу.

Синяка не ошибся — на набережной действительно гулял Норг. Одетый в куртку без рукавов, он был, как обычно, с головы до ног был увешан оружием. Возле него крутилась девчушка лет пяти, с круглыми серыми глазами и двумя толстенькими короткими косичками, которые болтались, как собачьи уши. Девочка была плотно закутана в огромный серый платок, завязанный на спине большим узлом. Платок мешал ей, но она стойко терпела неудобство. Кожаные башмаки, которые были ей велики, норовили свалиться при каждом шаге, и она то и дело притоптывала ножкой.

У Хильзена отвисла челюсть.

— ЧТО ЭТО, Норг? — пробормотал он чуть ли не в ужасе.

Норг побагровел от смущения и прикрикнул на ребенка, после чего пожал плечами.

— Это Унн, — глупо сказал он. — Привет, Синяка. Проклятая баба всучила мне своего гаденыша, чтобы я с ним, значит, повозился, пока она что-то там варит…

Он с затаенной нежностью покосился на «гаденыша». Хильзен, все еще ошеломленный, переводил взгляд с ребенка на Норга.

— Чья она? — переспросил он.

— Да бабы одной! — с досадой ответил Норг.

— Ты что, всерьез загулял с мамашей?

— Угу, — буркнул Норг, глядя себе под ноги. — Я бы женился на ней. А что? Она ласковая. И ни слова по нашему не понимает. Я к ней приду, принесу еды, она сварит и бух на стол миску. Я ем, она смотрит. Погладишь ее — ревет. Тихо ревет, боится. Ты бы узнал у нее, Синяка, почему она все время плачет? Я ее, по-моему, ни разу не обидел. Вон она идет.

Хильзен и Синяка оглянулись. По улице, путаясь в длинной широкой юбке, шла вдова по имени Далла. Рыжая прядь выбилась из-под платка и упала на бровь. Золотистые глаза смотрели на Завоевателей тревожно, в них не было и следа того веселого бесстрашия, с которым таращила глазенки на Норга маленькая Унн. Потом Далла узнала Синяку и пошла медленнее. Остановившись в пяти шагах, Далла негромко сказала ему:

— Опять ты здесь.

Синяка неопределенно пожал плечом.

— Что я тебе сделал?

— Ты нелюдь, — твердо сказала женщина. — Что-то в тебе есть такое, от чего мороз продирает по коже.

Она взяла за руку свою дочь и обернулась к Норгу. Норг шагнул к ней, обнял за плечи. Далла вздрогнула, а потом тихо вздохнула и прижалась к нему, другой рукой крепко удерживая возле себя девочку.

Синяка и Хильзен переглянулись и, не сговариваясь, пошли к заливу.

Ларс Разенна стоял на берегу реки Элизабет, примяв сапогами серую траву. Демон Тагет путался у него в ногах, стараясь устроиться поудобнее среди скользкой и холодной глины. Была уже поздняя осень. Из темной мутной воды торчали сухие камыши. Глядя на них, Разенна глубоко вздохнул и произнес с чувством:

— Да, вот это девушка!

— Богам она не понравилась, — подал голос Тагет. — Боги были разочарованы, боги нашли ее скупой и грубой, а я склонен полагать, что они редко ошибаются.

Великий Магистр посмотрел на маленького демона сверху вниз.

— Что твои боги могут понимать в девушках, — сказал он. — А ты, чучело, тем более.

Тагет фыркнул.

— И я ничуть не жалею о том, что застрелил Завоевателя, — добавил Ларс многозначительным тоном и опять поглядел на Тагета. — Вообще, согласно Уставу Ордена, убивать можно только ради пропитания, но здесь был особый случай…

Тагет не дал ему договорить.

— Ты должен был вырезать его сердце, — произнес демон с оттенком горечи и разочарования. — Оскудела этрусская кровь, и тошно мне стало от этого в сердце моем.

Для наглядности он ткнул себя под горло сухим пальчиком, после чего задрал голову и сверкнул на Ларса белесыми глазками:

— Почему сердце не вырезал?

— Некогда было, — с досадой сказал Великий Магистр.

Тагет выразительно передернул плечиком.

— Учи вас, учи, этрусков безмозглых… все без толку. Были вы, люди, сущим недоразумением, и остались им же, лишь усугубив свои пороки, но отнюдь не усовершенствовав свою натуру.

— Да ладно тебе, — сказал Разенна, ничуть не смутившись. — Так уж и «отнюдь». А порох кто изобрел?

Тагет посмотрел на него как на полного идиота.

— Ларс Разенна, — произнес он, — мало ли что вы там изобрели… В старину хоть Гомер был, Полибий какой-нибудь. А сейчас! — Он махнул рукой.

— Да разве древние римляне, к примеру, позволяли себя завоевывать? Только гуннам, да и то не сразу! — Подумав еще немного, демон снова заговорил о деле: — Ладно, хватит про девушку. Это не тема для обсуждения между паладинами, чего не скажешь о доброй трапезе. Давай лучше поговорим о твоем преступлении.