Четвёртый ингредиент - Михаил Брук

       «И самому впрягаться в плуг»,- добавляли шутники.

       Первым сдался Сенат. На одном из заседаний он единогласно принял решение: перевести на латинский язык сочинения Магона Карфагенянина, заклятого врага Рима. Книги передали в специальную комиссию, куда строжайшим указом запретили пускать Марка Порция Катона Старшего.                                                                                                                       

БИБЛИОТЕКАРЬ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ.

         Sic transit gloria mundi! О, ветренная из ветренных! О, неблагодарная из неблагодарнейших! О, мирская слава! Не прошло и года со дня сенатского указа, а Катона забыли. Теперь читали, обсуждали, восхваляли лишь сочинения Магона. Даже Цицерон не стеснялся вставлять в свои речи выражения и цветистые обороты из трудов презренного пунна.

           Уже никого в империи не устраивала мудрость, измеренная в югерах и киафах, модиях и унциях. Все больше среди образованных римлян находили отклик сочинения Платона и Аристотеля, Теофраста и Эмпедокла. На форумах и базарах благородная латынь уступила место жаргону, невообразимой смеси греческих и финикийских слов. Именно, так раньше общались торгаши из Северной Африки. Давно ушедшего в небытие Ганибала, стали величать Великим Человеком.  Так был ли разрушен Карфаген?

         В то время, по другую сторону реки Рубикон, стоял другой, не менее великий, но гораздо более грозный военоначальник, проконсул Рима, Гай Юлий Цезарь. Он ждал. Он наслаждался паникой, которая день ото дня  усиливалась в столице.

       Уже не простые воины, а сенаторы в красных тогах толпились у входа в его палатку, пытаясь поймать фразу, намек о намерениях великого полководца. А тот ... спорил с каким-то  Марком Теренцием Варроном. Спорил о содержании «Народной Энциклопедии», уступая ему в мелочах, но не поступаясь главным, «Благом Республики!», которое, по мнению обоих, было превыше всего.

         Прения завершились примирением, можно сказать триумфом согласия. Тогда-то, улучшив момент, под вопли Viva Ceacar,  Сенат в полном составе и рухнул к ногам нового повелителя. Рухнул с мольбами взвалить на себя бремя власти.

        Цезарь, слегка удивленный настойчивостью штатных свободолюбцев, только и смог смущенно пролепетать: «Хорошо, хорошо. Успокойтесь же вы! Вот решим, как быть с... библиотекой... Так вы продолжаете настаивать на 30 томах Национальной Энциклопедии, Марк? Камень, бронза, папирус или этот, как его, новомодный пергамент? Полагаете, Сенат выделит фонды?»

        Сенат тут же дал «добро». Тогда-то и прозвучала знаменитая фраза:

 «Alea jacta est», «Жребий брошен»... в  Риме, наконец, открылась публичная библиотека. Ее парадную залу украшала Энциклопедия Варрона. А эпиграф к ней «Земледелие – наука необходимая и великая» - стал хитом сезона.

        Преувеличение, шутка полагаете? Думайте, как угодно. Только вопрос, что на каком поле сеять, чтобы земля приносила самые большие урожаи, по тем временам был совсем не праздным.

          Столица мира нуждалась в хлебе более, чем в новых легионах. Мир принадлежал Риму. Уже завоеваны плодородные Египет и Галлия, распахана Сицилия и Сардиния, начато освоение туманной Британии. Десятки миллионов модиев зерна ежегодно стекались на Аппенинский полуостров. А продовольствия не хватало.

      Огромные полчища «свободных римлян», как саранча захлестывали города древней Италии. Эти люди, не признававшие иного труда, кроме бесконечных застолий и посещения форумов, поглащали почти задаром неимоверное количество продуктов.

         Не меньший урон несли засухи, недороды, ранние заморзки, бури и прочие беды. Трижды за два десятилетия «Вечный город» посетил голод.

 Последний раз он совершил свой опустошительный набег за год до выхода в свет «Энциклопедии» Варрона. Великой книги Римской империи, дерзнувшей бросить вызов природе и... богам .

        «Большие  и устойчивые урожаи, нивы неподвластные погоде!» Этот призыв звучит сегодня вполне обыденно. И не потому, что удалось, свершилось! Просто, привычка к казенным лозунгам и пустым словам сделали свое дело. А всеобщая погоня за прибылью принизила человека-творца до простого наемного работника. 

       Во времена Юлия Цезаря на подобное вольнодумство посмотрели бы иначе. И уж наверняка спросили: «Что же это вы, любезный, подразумевали? Нивы, неподвластные чему, кому? Юпитеру-Громовержцу, Пану...? Да, за это и распять мало. Вы же бунтовщик, по хуже Спартака!»

        Наказали бы. Ой, как наказали, если бы ни сам император повелел сенаторам ознакомиться с сочинением Варрона... и, понятно, одобрить.

        «Есть еще вопросы к моей любимой настольной книге, милейшие народные избранники? Нет? Ну, и замечательно!»

        В остальном правитель Рима крамолу не терпел. И, вынося очередной приговор, постоянно повторял  фразу, вычитанную в «Энциклопедии»: «В ненастьях и несчастьях, постигших нас, сам человек и повинен!»  Ничего не возразишь. Кинжал Брута тому свидетель.

         Варрону, повезло больше. Его сочинения, выступления на форумах привлекали людей разных политических взглядов. Кушать хотелось всем. 

  «Прошло время всесильных рецептов, - утверждал он. - В Италии не найти и двух полей подобных друг другу». А потому агрономические штампы не помогут земледельцу. Короче, Знания-Сила! Изучайте свою страну, господа!

        Для начала, вспомнили труды Теофраста. Его деление по  местностям. По латински на фации (facies). Сухие, влажные, очень влажные. Затем, по «жирности». Читай, по количеству глины.  По цвету: белый, красный, серый, желтый... Окраска плодородного слоя (это вы уже знаете) – сигнал, позволяющий или запрещающий использовать его для тех  или иных нужд. «Беловатый песчанник плох для деревьев, - предупреждает ученый, - зато красный очень даже желателен».  

        Он прав. Сегодня  в садах и парках почти всех стран Средиземноморья используют именно красную, рассыпчатую почву, хамру.

          Влажность, цвет, «жирность» не единственные приметы для окончательного вердикта. Помните кожаный мешок и трубку того чудака из Афин, который так раздражал Аристотеля своими «варварскими» экспериментами? Варрон знал и его труды. Знал, но не ограничился примитивными приспособлениями. Прежде, чем дать окончательный ответ, он испытывает земли на прочность, вес, плотность. Отдельную залу при библиотеке так и называли, «пыточной камерой». В ней растягивали, сжимали, тромбовали, «пытали» водой почвы разных провинций.

        «Наилучшая из песчанных почв та, - утверждал Марк Теренций,- что рассыпчата, не похожа на золу и легко рыхлиться, если прежде была уплотнена». Очень точное определение. На Аппенинах в грунтах много извести. Если их полить водой, утрамбовать и дать высохнуть, получится торная  дорога, способная выдержать тяжелые повозки, пока... Пока снова не пойдет дождь. Тогда, она превратится в непролазную грязь. И в том, и другом состоянии земля не пригодна для растений, так как воздух не достигает корней.

       Выяснилось, что почвы, похожие на золу потухшего костра еще опаснее. Они встречаются на севере Италии, где выпадает много осадков.  Серовато-белесый горизонт  состоит целиком из известняка. Плотные, окаменевшие слои песка трудно распахивать. Весной такая пашня долго не просыхает от талой воды.

         Впрочем, оставим подробности специалистам. Куда интереснее узнать, как этот библиотекарь организовал... почвенную службу Римской империи. Такие учреждения есть сегодня почти во всех странах мира. Любому правительству не безразличны ресурсы страны.  Но Марк Теренций оказался первым, кто это понял. Были, конечно, разные там вице-фараоны в Египте и других государствах Древнего Мира. Увы, их интересовал лишь результат, урожай. Варрон же наладил отношения с земледельцами на взаимовыгодной основе.

        Его библиотека стала тем «дуплом», адресатом куда рекой текли  жалобы хозяев поместий. И раньше, с юга и севера, Сардинии и Сицилии  

 прибывали доносы на соседей, на бесчинства легионеров. Теперь же их требовалось заполнить по всей форме. С подробным описанием местности, высеваемых культур, величины потрав, причиненного тем или иным лицом. Конечно, следовало подробно упомянуть и те слова, которые это лицо произносило во время творимых им безобразий.

      В ответ жалобщик получал правильно оформленный документ. И с ним обращался в местный суд для возмещения ущерба. А библиотекарь новые сведения о сортах пшеницы, ячменя, олив, почвах империи.

      Итак, изо дня в день. Тоска смертная... Если бы не смешные курьезы, о которых время от времени рассказывали челобитные. Один такой анекдот дошел и до наших дней.