Глаз зеленого дракона (сборник) - Ирина Лобусова

Посреди двора была огорожена прямоугольная площадка, устланная ковром. На площадке боролись несколько голых людей, используя широкие мечи и длинные палки. Люди изгибались, делали различные движения, издавали воинственные крики и бросались друг на друга, как дикие звери. В их движениях была красота и грация диких зверей. Каждый раз после схватки кто-то из них падал на ковер, но потом поднимался и снова бросался на противника. Красота и сила их движений, необузданная энергия и какая-то сверхъестественная грациозность заставила Чанг Лу с удивлением застыть на месте. Эти люди были прекрасны, а Чанг Лу всегда умел ценить красоту. Не нужно было обладать догадливостью, что бы понять, куда он попал… Настоятель привел его в ту самую школу, о которой шло столько кривотолков, вызывавшую невероятное количество вымыслов и легенд. В ту самую знаменитую школу, в которую приезжали со всего Китая, и оттого в последнее время в поселке стало невероятно людно и грязно — особенно на выходных днях. Изредка Чанг Лу слышал кое-какие разговоры — о проводимых в монастыре схватках и о том, что после этих схваток кое-кого из чужеземцев закапывали за горой на бесхозном поле… О том, что, для того, ставить деньги в таких схватках на монастырских бойцов, сюда с компанией богатых дружков очень часто тайком приезжал князь. О том, что слава о монастырских боях доходила до самого императора. И еще о том, что находящихся в школе, настоятель обучал каким-то тайным приемам, секретно вывезенным из Шаолиня… Но Чанг Лу не очень интересовали такие рассказы. Его гораздо больше увлекали цены на разные урожаи и разговоры о том, как лучше продать будущий урожай. Словом, Чанг Лу интересовался коммерцией, а не боем… И поэтому он безмерно удивился, попав туда, куда все остальные мечтали попасть.

Они стояли молча — Чанг Лу и сопровождающий его настоятель, наблюдая за тем, как ловко один тщедушный боец управляется с шестью более крепкими противниками, орудуя только длинным копьем.

— Нравится тебе это? — спросил настоятель.

— Эти люди похожи на диких животных, — ответил Чанг Лу.

Настоятель усмехнулся.

— Как ты сказал? На диких животных? Очень многие заложили бы тело и душу за то, что бы только сюда попасть.

— Может быть. Но только многие из них похожи на кошку, которая вошла в комнату, когда мы разговаривали. Ее грация природная, но она поражает. И очень часто внушает страх. Но это не значит, что все, смотрящие на нее, должны хотеть становится такими, как эта кошка. И уж совсем немногие могут действительно стать.

— В наблюдательности тебе не откажешь. Как ты сказал — сила и грация?

— Звериность. То, что внушает страх.

— Эти люди непобедимы. Они непобедимы не потому, что обладают огромной физической силой, грудой мышц или крепостью своих ударов. Они непобедимы своим духом. Их дух настолько владеет телом, что никто не сможет их победить. Им кажется, что они нашли свою истину. Но на самом деле истина — всегда одна и та же. Для всех. Окружающим, которые наблюдают за ними, кажется, что их удары так точны и крепки, прыжки молниеносны, способность поражать противника — сверхчеловеческая, и поэтому никто не может их поразить… И правда. Их тело уже сформировано по особым законам — долгими тяжелыми тренировками. Их сила духа делает практически сверхвозможной крепость их мышц. Они, именно эти люди, считаются самыми лучшими бойцами во всем Китае. Они способны обратить в бегство любого монаха из знаменитого Шаолиня (а монахи из Шаолиня всегда занимали первое место среди всех бойцов). За обладание секрета их силы перегрызли бы друг другу глотки многие школы. И вздумай я продать этот единственный секрет, я стал бы богаче самого императора! А между тем он очень прост, этот секрет. И я сейчас его тебе раскрою. То, что ты видишь перед собой, на самом деле — укрепление духа. Плоть побеждает в бою только там, где дух непобедим. И там, где путем бесконечных тренировок и лишений на какое-то мгновение приоткрывается истина. Та истина, о которой я тебе говорил и за которую нужно платить. Все очень просто: сила — это спокойствие духа. И истинно непобедимый боец, который лицом к лицу встречается со своим противником, представляет собой зеркальную гладь воды. Новичок по дороге к истине представляет собой мутную воду. Еще более мутную воду являет человек, пришедший в школу изучать воинское искусство. Любое движение противника или любое несоответствие его душе представляет собой бурный всплеск. Ненависть, или разочарование, или злость, или физическая трудность есть бурный всплеск воды, поднимающий с самого дна муть и ил. Отражение, замутненное ненавистью или любой другой эмоцией, это искаженная реальность. Которая мешает видеть и поэтому мешает победить. Наклоняясь над спокойной водой зеркальной глади озера, ты можешь увидеть свое отражение. Точно так же можно увидеть отражение своего противника и предсказать любое его движение, малейший жест рукой. Но ничего нельзя разглядеть, если вода замутилась рябью или илом. Точно так же — нельзя победить. Идеальный, непобедимый боец имеет настолько натренированный дух, что являет собой зеркальную гладь озера, где отражаются малейшие движения его противника. Предсказывая таким образом удары, он успевает отразить их и с опережением наносит свои. Состояние его духа во время поединка — ничем не замутненное спокойствие. Ни гнева, ни эмоций, ничего из человеческих чувств. Только выкристаллизировав свой дух до зеркального отражения, можно получить победу. Потому, что путь к победе — это спокойствие. Спокойствие, а не покой. А как можно достичь такого? Только одним способом — узнать свою истину. Путь к этому слишком долог и тяжел, поэтому большинство его не выдерживает. Порой, чтобы ничего не получить, нужно отдать все… Подвергнуть себя боли и унижениям. Дойти до конца могут очень редкие исключения. Но, узнавший свою истину, становится непобедим.

Настоятель замолчал. Внимательно вслушиваясь в каждое из его слов, Чанг Лу смотрел, как отражаются солнечные лучи в блестящих капельках пота, покрывших голые людские спины.

Настоятель первым нарушил молчание.

— Они зарабатывают колоссальные деньги, выигрывая поединки. Им покровительствует сам император. В школу попадают только избранные. Ты хотел бы быть среди них?

— Почему вы спрашиваете меня об этом?

— Ты молодой крепкий мужчина. Почему бы тебе не занять свое место среди них?

— Среди этих людей — не мое место.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что так подсказывает мне сердце.

— Что оно говорит?

— Я должен идти своим путем. А мой путь не здесь. Это я знаю твердо.

Настоятель усмехнулся:

— Что ж, тогда мы можем идти.

По-прежнему не отрывая своих глаз от бойцов, сражавшихся на ковре, Чанг Лу сказал очень тихо:

— Я понял, что вы хотели мне показать. Спасибо.

Молча они продолжали свой путь. Кошка по-прежнему спала в кресле, свернувшись уютным клубочком. Но тем не менее спина ее сохраняла грозный вид, предупреждая любого, кто собирается ее потревожить.

— Если надумаешь прийти, — сказал настоятель, — приходи после вечерней молитвы. И приноси деньги. После вечерней молитвы, когда разойдутся все верующие, я буду ждать тебя на пороге храма. До самой темноты. Кстати, ты можешь прийти на саму молитву — еще раз спросить Будду о том, как тебе поступить.

— Хорошо, — ответил Чанг Лу.

— Ступай — и прими мое благословение.

Настоятель сам закрыл за ним двери. Чанг Лу быстро нашел дорогу во внутренних помещениях — тех самых, по которым он пришел. Вскоре он был внутри пагоды, вдыхая прохладу. В царящем полумраке почти растворялись тусклые огоньки курильниц. Только одинокий старик, тряся головой и перебирая сетки, в самом углу храма, сидя в традиционной позе молитвы, что-то бубнил себе под нос. Звук медитации «Ом-м-м…» поднимался к потолку и тонул в нем, обрываясь высокой нотой… окрыленный, так, будто у него открылось второе дыхание, Чанг Лу быстро шел домой. По дороге его окликнули любопытные крестьяне, спрашивая, почему он не был сегодня на рисовом поле. Из окон окрестных домиков выглядывали незамужние девушки, по-прежнему заинтересованные в нем. Но Чанг Лу нетерпеливо отмахивался от назойливых расспросов и взглядов. Он был от них далек.

Вечером Чанг Лу снова шел по направлению к храму. Люди уже начали расходится после вечерней молитвы. В поздних сумерках, в прозрачном, после светлого дня, воздухе мелодичное звучание храмовых колокольчиков казалось чем-то вроде облака — последнего, по следам уходящего дня. Приготовившись к ночи, в близкой темноте застывала вершина горы, кутаясь как в шелковое покрывало — приходящей вечерней прохладой. Чанг Лу шел в храм. В сумерках все ближе и ближе виднелись темнеющие очертания пагоды. Завернутые в парусиновую тряпку, последняя тысяча монет была свертком, который Чанг Лу старательно не выпускал из рук, прижимая к груди как щенка или маленького ребенка. Эта горстка металла приобрела в его глазах новый смысл. Он дорожил этим металлом, может быть, даже сильнее, чем прежде… Но не потому, что в нем было крепким с детских лет укоренившееся чувство: стопку монет надо складывать в кучку, прикладывать одну к одной, чтобы было еще и еще… А потому, что горстка ничего не значащего металла была тем средством, с помощью которого Чанг Лу мог узнать истину. Именно это чувство было в его груди слишком сильным. Не задумываясь, он с легкостью бы отдал собственный дом потому, что у него уже не было дома. У него даже не было прежних глаз! Новыми, совершенно новыми, только-только начавшими видеть глазами смотрел Чанг Лу на сгорбленные фигурки прежде привычных людей, расходившихся после вечерней молитвы. Многие окликали его, пытались остановить, но по дороге к храму Чанг Лу ничего не слышал и не видел. Для него это было так просто — тихонько идти, думая о том, что с каждым шагом все ближе и ближе приближается к истине.