Умолкнет навсегда - Ролан Валейр

Телло. А как насчет распространения бунта на другие города?

Секретарь суда (Роясь в записях). Этого она не захотела рассказать.

Телло. Ты же сказал, она созналась…

Секретарь суда. Ну да, полностью!

Телло. Стало быть, созналась, что она — еврейка.

Секретарь суда (Проверяя свои записи). В итоге, да.

Телло. Сколько дней ты подвергал ее пытке?

Секретарь суда (Считает по пальцам). Четыре, нет, пять дней.

Телло. Отличная работа. Каких-нибудь пять дней пыток, и она сознается в том, о чем нам было известно с самого начала!

Тюремщик. Не говоря уже о порче инструментов.

Секретарь суда. Это означает…

Телло. Что же именно?

Секретарь суда. Что они не желают сотрудничать.

Телло (Тюремщику). Давай следующего.

Тюремщик выходит.

Телло (Показывая на Зораиду). Как ее звали?

Секретарь суда. Забыл спросить.

Возвращается Тюремщик, волоча за собой Анну Феликс. Она сопротивляется. Увидев Телло, Анна Феликс бросается к его ногам.

Анна Феликс. Сеньор, я исповедалась в своих грехах перед Иисусом Христом и его Святой верой. Я прошу его и вашего прощения.

Телло. Встань. (Секретарю суда). Она созналась?

Секретарь суда. Эта — да. Она всех сдала. Всех своих любовников, друзей мужского и женского пола, всех друзей своих друзей, всех соседей, и их мясника, и собственных двух сыновей, отца с матерью и всех братьев до единого. Добровольное признание.

Телло (Анне Феликс). А сестер?

Анна Феликс. Их продали в рабство, сеньор, когда мы были сосланы в Марокко.

Телло (Указывая на тело Зораиды). А ее ты знаешь?

Анна Феликс. Это Зораида. Спаситель называл ее Марселой.

Телло. Спаситель?

Анна Феликс. Лже-Спаситель.

Телло. И кто же он, этот спаситель?

Анна Феликс. Моисей.

Телло. Его настоящее имя…

Анна Феликс. Я не знаю. Лет пятидесяти, крепкий, телом худ, лицо сухое. Ну и слепой.

Телло. Слепой?

Анна Феликс (Показывая на Зораиду). Только она его знала. Они уже встречались прежде, в другом мире.

Телло. Если ты ничего не знаешь, мне твое раскаяние ни к чему.

Анна Феликс. Я знаю его спутников.

Телло. Говори.

Анна Феликс. Один — дон Мигель. Молод, прекрасен, как принц Иудейский. Сын богача. И слуга его Панчо или Санчо. Маленький, будто бы худой, но ест за четверых.

Телло (Секретарю суда). Ты записал?

Анна Феликс. Я могу идти?

Телло (Анне Феликс). Как тебя зовут?

Секретарь суда. Она, я знаю. Это… (роется в своих записях)…Нуньес, а имя — Дульсинея. Да, точно так, Дульсинея. Я дважды ее переспросил, потому что имя необычное, поэтому…Вышивальщица. Приход Сан Роман.

Анна Феликс. Я могу идти?

Телло. Церковь прощает тебя, Дульсинея Нуньес, и принимает в свое лоно. После искреннего раскаяния и публичного отречения ты будешь возвращена миру. Но если ты солгала мне хоть в мелочах, рука Господня вернет тебя ко мне.

Анна Феликс. Рука Господня постоянно возложена на меня, сеньор. Каждое мгновение ощущаю тепло его кожи.

Одновременно две декорации.

Первая — 1, (в степи) с Таситом, Мигелем и Санчо.

Вторая — 2 (гостиная в Мадриде в начале двадцать первого века) — с Сервантесом и Телло де Сандовалом.

Мигель. Город чуть было не сгорел.

Тасит. Но все же не сгорел?

Мигель. Нет.

Тасит. Тогда не имеет значения, был он к этому близок или далек.

Телло де Сандовал. Город чуть было не сгорел.

М. де Сервантес. Но ведь не сгорел?

Телло де Сандовал. Очаги возгорания были в нескольких местах, как мне донесли.

М. де Сервантес. Однако реальной опасности не было.

Телло де Сандовал. Для города? Нет.

М. де Сервантес. Тогда не имеет значения был он близок к тому, чтобы сгореть, или далек. Кстати, вы этого и не опасались.

Телло де Сандовал. Не совсем так.

М. де Сервантес. Вы прекрасно знали, что бунтовщики не предадут город ни огню, ни крови.

Телло де Сандовал. Тем не менее, бунт был направлен против Святой Инквизиции. Первый за пятьдесят лет.

М. де Сервантес. Бунт, но не угроза.

Телло де Сандовал. Нет, не угроза.

С декорации 2 снимается свет.

Тасит. Тем не менее, это победа.

Санчо. Вот именно — «победа». Как раз то слово, которое я искал, чтобы определить наше беспорядочное бегство. Тотальная победа, в которой мы потеряли зубы — вы три, я — один, шишаки с вашего шлема, пальто дона Мигеля, плюс несколько фунтов живого тела, позаимствованных кое-где у ваших единоверцев. За нами гнались, как за убийцами, и, кроме того, нам ничего неизвестно о Дульсинее. Победа — слабо сказано. Вернее было бы назвать это триумфом!

Тасит. Мы такие, какие есть.

Санчо. Скажите ему, дон Мигель. А я больше не могу.

Мигель. Хозяина постоялого двора Соломона и двух его друзей я видел пронзенными насквозь. Зораида и Анна Феликс схвачены солдатами. Другие… изувечены. Больше всего повезло тем, кто умер сразу. Как долго могильные плиты будут мостить землю моей страны?

В сопровождении полицейского входят трое мужчин, шеи, руки и ноги которых скованы одной цепью.

Санчо. А вот как раз и землекопы.

Тасит. Кто там? Кто пришел?

Мигель. Каторжники. Лидирующая группа следует на галеры.

Санчо. Вот цена вашей треклятой победы.

Тасит. Все имеет свою цену, Санчо. Все, кроме забвения.

Санчо. Как раз сейчас, дон Тасит, было бы совсем недурно, если бы о нас забыли.

Тасит. Имеется ли охрана у каторжников?

Мигель. С ними полицейский.

Санчо. Не слишком толстый, из тех, кто засыпает на ходу.

Тасит. Эй ты, полицейский!

Полицейский. Кто, я?

Тасит. Разве поблизости есть еще полицейский? Куда ведешь ты этих бедолаг?

Полицейский. Прямиком на королевские галеры, где они подсобят при маневрах флота.

Тасит. Из кого состоит твое стадо?

Полицейский. Барашки эти вели неправедную жизнь. Евреи, мавры, всякий сброд, из которого никогда ничего путного не будет.

Тасит. Были они среди мятежников?

Санчо. То есть, участвовали они в мятеже, о котором мы слышали, что он имел место где-то в городе, где нас-то как раз и не было?

Полицейский. Мне запрещено информировать гражданское население о делах, касающихся королевства. Люди эти будут служить на галерах его величества. И больше мне добавить нечего. Я всё сказал.

Мигель (доставая две монеты из жилетного кармана). А нам бы так хотелось узнать побольше. Расскажи, за что их.

Полицейский. Причину я назвать не могу, поскольку она помещена в реестр, куда доступ мне заказан ввиду моего положения младшего чина, невзирая на то, что чтение вышеупомянутого реестра категорически невозможно, буде написан он на языке адвокатов, неисповедимом и неизъяснимом для сообщества смертных, которому имею я честь принадлежать.

Мигель подходит и передает ему монеты.

Полицейский. Однако, если уж вам непременно захочется порасспросить пленных лично, то срочная и вполне естественная нужда зовет меня вон в те кустики, откуда мне ничего не будет ни видно, ни слышно.

Полицейский прячет монеты и отходит.

Мигель подводит Тасита к каторжникам.

Тасит (Первому каторжнику). За что…?

Первый каторжник. За то, что был влюблен.

Мигель. Лжешь! Если бы галеры предназначались влюбленным, я давно сидел бы на веслах.

Тасит. Разная бывает любовь (Первому каторжнику). Не так ли?