С ногами на подоконнике. Повести - Ольга Николаевна Калашян

– Егор! Может быть, поешь? Я сырники приготовила, еще теплые.

Никакого ответа, будто меня и нет. Глаза в пол, как обожженный убежал из дома, по дороге чуть не снес дверь.

Мне кажется, он не переносит даже мой запах.

Он

Все началось с того дня, когда он сидел на балконе и пил холодный чай с молоком. На улице начинало потихоньку темнеть, а небо натягивало на себя свою обычную серую простыню. В воздухе летали плюс семнадцать градусов. Лето в Питере разгулялось не на шутку. Позвонил брат и позвал на свадьбу. Они особо не общались: большая разница в возрасте и вообще – разные интересы. Никто никого не напрягал, мать давно оставила попытки совместных ужинов и отдыхов, и это всех устраивало.

Ему стало интересно, кто станет новым членом семьи, и он заглянул в социальные сети, чего не делал очень давно. Посмотрел последние фото брата и увидел ее. Было сразу понятно, что именно эта девушка будет с Сергеем. Он не мог выбрать другую, когда такая была рядом – улыбчивая, с мягкими чертами лица, пышной грудью и бездонными карими глазами. Казалось, они могут вместить в себя целое море. Могут проглотить, потопить. Так и случилось.

Вживую она оказалась еще интереснее. С момента свадьбы он старался избегать ее. Его всегда пугали красивые женщины – он боялся потерять контроль над своими эмоциями, а эта женщина вообще приводила его в ужас. Он старался даже не говорить с ней, но вибрации ее голоса, обращенного к другим, рождали стойкое желание: пусть ее слова звучат для него!

Она

Сегодня у малышки поднялась температура. Я качала ее пухлое тельце и прислушивалась к тому, как она доверчиво дышит. Жар становился все больше, ничего не помогало. Я начала быстро собираться в город, одела старшую, собрала рюкзак с самым необходимым, проверила на всякий случай кошелек перед выходом и с ужасом обнаружила, что нет денег… Кинулась к тумбочке, порылась – нету. Одна. Совершенна одна. В такие моменты почему-то всегда так получалось: все наперекосяк, и мне надо справляться с этим самой. Сил моих больше нет… Я понимала, что это последний человек, к которому можно обратиться, но выхода не было.

– Егор, мне крайне неудобно тебя беспокоить, но у малышки температура, надо срочно в город к врачу, я хотела такси вызвать, а денег совсем нет… Сергей не оставил ничего и уехал на мальчишник в другой город…

– Я буду через полчаса.

– Спасибо огромное!

Спасибо мое никто уже не слышал – в трубке были гудки. Мне показалось, что я разозлила его своим звонком.

Он

Он обедал в офисе: разложил аккуратно по стопкам все документы, запер кабинет, отключил рабочий телефон. Он любил диалог с едой в интимной обстановке. Не успел поднести ко рту первое суши, как раздалось нервное жужжание телефона. Скосил глаза на экран – ее номер. Она даже не была записана у него никак, просто цифры. Было непонятно, как ее назвать. Просто имя? Мало. А что-то большее – непозволительно. Еще долю секунды думал, брать или не брать, потом решил, что не брать – совсем трусость.

Он примчался так быстро, как только мог, вбежал по ступенькам. Перед дверью отдышался, взял себя в руки.

В машине ехали молча, она сзади с детьми, он спереди – натянутый как струна. Все в голове сбилось в кучу. Он только и мог думать о том, что она сидит сзади. «Только не смотри в зеркало заднего вида, только не смотри… Там сидит русалка… Не смотри. И не говори».

К его радости, она и не пробовала заговорить, сидела как-то затравленно на заднем сиденье, прижимая к себе малышку и старшую дочку. Потом грела младшей шапку дыханием, отчего ему почему-то стало жаль ее.

Подъехал к больнице, высадил их, а сам остался ждать. Черт дернул задержать свой взгляд на ней. Он смотрел ей вслед, удивлялся ее худеньким ножкам («И когда они успели так похудеть?»), и в груди что-то щипало.

Она

С малышкой все обошлось. Заехали из больницы в аптеку, купили лекарства, и Егор повез нас домой. На обратном пути я молча смотрела в окно – сотни диалогов проносились в голове: его вопросы, мои ответы. Внезапно подумала, что с мужем я не хотела бы говорить ни о чем – я устала от этих разговоров. Потом почему-то вспомнила маму и детство. Еще подумала, что надо купить продуктов. И посреди этого роя усталых мыслей я услышала его низкий голос:

– О чем ты думаешь?

Я даже вздрогнула. В глубине души я побаивалась Егора и была уверена, что неприятна ему. Вопрос был странный, совсем на него не похожий. Ему должно быть абсолютно все равно, о чем я думаю. К чему тогда вопрос? Я растерялась и сказала, что не знаю. На этом диалог, не начавшись толком, закончился.

Всю дорогу домой я испытывала странное ощущение неловкости.

Он

Он вообще не понял, как это родилось в нем, как вырвалось. Просто в какой-то момент его уволок за собой ее запах – видимо, он посмотрел назад… Наблюдал за тем, как она накручивает прядь волос на палец, глядя на проплывающие мимо деревья.

– О чем ты думаешь? – спросил он и напугался своей несдержанности. Почувствовал, как краснеет правая щека, та, что ближе к ней.

– Не знаю.

И все. У него защемило внутри, кольнуло тонкой иголкой в мягкое : «Не хочет делиться», – с досадой заключил он про себя.

Она

Добрались до дома наконец, было почти за полночь, уложила девчонок, пошла пить чай на подоконнике. Любимое занятие мое, когда дом погружен в темноту, – забраться в ночнушке на подоконник с ногами, обнять большую кружку горячего напитка, греть им живот и совершенно ни о чем не думать. Один на один с собой. Концентрированное одиночество.

Потянулась в сумку за телефоном, а его нет. Ворона, вечно все теряю. Этот уже шестой будет по счету. Странно, но эти мысли меня не расстроили – наоборот стало спокойно: в сегодняшний вечер не проникнут сообщения от мужа и от девчонок из инстаграма, которые продают секрет похудения или сумки.

Будет просто ночь. Густая и черная, как смола.

Он

Он доехал до дома. Когда забирал папку с документами,