С ногами на подоконнике. Повести - Ольга Николаевна Калашян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знаете, это правда, что дети выпускают все печали на волю. Все, что раньше было внутри и тонкой коркой покрывало душу, расстраивало ее струны, все эти мелкие переживания, заботы, недовольство чем бы то ни было… Все это, словно воздушный шарик, улетает в небо, далеко-далеко. Теперь все просто: чтобы быть еще более счастливой, я загибаюсь в маленькую замысловатую закорючку вокруг тела малыша, обвиваю его этой позой и впитываю в себя весь этот маленький комочек, чувствуя, как в районе правого уха густо скопилась нежность. Миг счастья, момент в вечности. Когда он вырастет большим, я все равно буду засыпать в этой позе, и воспоминания, как чистая вода, прольются в мое сердце, чтобы мне крепко спалось. В этой позе запечатано чудо.
Я так вас с ним люблю…
Молоко, конфеты и корица
«Я вдруг поняла, что люди должны иметь огромное мужество, чтобы, помня, какие мы короткоживущие, просто ежедневно уходить из дома – отпускать руки тех, кого любят, и уходить на работу. Если каждая минута взвешена и оценена, как они могут, например, спать с кем-то другим, просто для развлечения, при этом прекрасно зная, что быть с любимыми осталось всего ничего? Только огромное мужество или огромная глупость делают свободными от чувства быстротечности жизни».
Марта Кетро. Горький шоколад
Он
Он, кажется, любил жену своего брата. Хотя насчет «любил» уверенности не было: он умудрился дожить до тридцати семи лет, ни разу не испытав этого чувства. До этой женщины… Кажется.
Последнее время он старался реже появляться на родительской даче, потому что Марина была там постоянно с детьми. Ее сильные длинные ноги, мягкие каштановые волосы, маленький пухлый рот и вздернутый нос сводили ему все внутренности. Он становился мрачным в ее присутствии, неловким и замкнутым. Чаще всего рядом с ней его преследовало ощущение полного болвана.
Сегодня по дороге на работу у него сломалась машина, пришлось одолжить у отца. Подъехал на такси к загородному дому, быстро, как вор, взбежал на крыльцо, дернул с надеждой ручку, оказалось – закрыто изнутри.
«Вот черт! Значит, она дома». Стоя на крыльце, он чувствовал, как миллион мыслей, словно маленькие дробинки, попадают ему в голову, просачиваясь дальше в сердце. Эти мысли совершенно ему не нравились, и неплохо было бы их не замечать, но как? Пришлось достать телефон и набрать ее номер.
– Марина, мне нужно забрать ключи от отцовского джипа, открой мне.
– Привет, – ответил тягучий голос. – Да-да, конечно, сейчас спущусь!
Он топтался на крыльце, теребил молнию на куртке, взъерошивал и приглаживал непослушные жесткие волосы, потом услышал шорохи – открывалась первая дверь.
– Привет! – она стеснительно шмыгнула носом и юркнула в ванную переодеться.
«Дурак, дурак! Даже не сказал привет! Идиот…» Начал искать ключи в карманах курток, в одной их не было, во второй тоже, а в третьей и не могло быть – это была ее куртка. Как он понял, что ее?.. Это особенный запах, ни с чем не спутать, только ее запах. Что-то связанное с молоком, конфетами и корицей. Так пахнет женщина, которую хочется завернуть в свой свитер, напоить горячим вином и положить рядом с собой спать! Он залез в ее карман, нащупал жвачку и воровским движением запихнул к себе в джинсы. Потом на полочке рядом с выходом обнаружил ключи и пулей вылетел из дома.
Кража приятно грела карман.
Она
Всю ночь мы орали друг на друга – мне кажется, я так громко не кричала даже на концерте. У моего мужа поразительная способность доводить меня до полного морального истощения. Он любит найти больное место и давить на него, пока не полетит посуда. .
Я стараюсь любить его, изо дня в день выстраиваю внутри эту хрупкую пирамиду, а потом из-за таких ссор все рушится. И мне хочется его убить – за то, что он так жесток со мной. Иногда мне кажется, что это совсем несложно потерять голову, взять нож и…
Мои малышки сейчас крепко спят – ночью им это не удалось, они все слышали. Младшая еще совсем малютка, она ничего не понимает, только глаза делает большие-большие и жадно начинает искать грудь как спасение, чувствует – что-то нехорошее происходит, заедает это теплым молоком, чтобы в животе оно болталось и охраняло. А старшей четыре, она просто натягивает одеяло и слушает все эти крики серьезно и внимательно, и мне кажется, что глаза у нее с каждым таким скандалом становятся все взрослее.
– Ты делаешь это назло мне! Ты просто душишь! Душишь, потому что тебе это нравится.
– Ты в своем уме? Что ты несешь?
Еще чуть-чуть, и я расплачусь.
– Я буду делать так, как считаю нужным. Я уеду на столько, на сколько надо.
Голос резкий, колючий, каждое слово как выстрел.
– Но ты мне нужен здесь, я не справлюсь без тебя!
– Мне все равно, что ты будешь делать.
Нет сил больше спорить, мы кричим уже второй час.
– Хорошо. Господи, мне уже все равно, веришь, нет?.. Поезжай… Оставь мне денег на продукты.
Я всегда сдаюсь первая, у него же батарейка совсем не садится, словно он только заряжается от этих криков.
Демонстративно швырнул вещи в угол спальни и пошел спать на диван.
Мне так и не удалось уснуть. Колотило, когда начинала вспоминать, как сужаются от злости его глаза и как он разрывает грубые слова на слоги, чтобы они были острее и больнее.
Утром на автомате пошла на кухню готовить завтрак. Когда я касаюсь еды, мне становится спокойнее. Я вылепила ровные кружки сырников, заварила крепкий кофе, достала банку с черничным вареньем.
– Сереж, ты будешь завтракать?
Я задала вопрос, но на мужа старалась не смотреть.
– Нет. Поем на работе.
Прошел, шаркая ногами, мимо меня, обдал сквозняком двери.
Ну все, если он не ест мою еду, это плохой знак. Значит, домой в ближайшие дни не вернется. Обычно у него именно в такой последовательности все и происходит.
Я вернулась в спальню, решила еще немного поспать с девчонками.
Меня разбудил звонок – старший брат мужа не поздоровался, просто отчеканил, что ему надо. Как приказ. Видимо, жесткость у них семейная черта. Открыла дверь, забежала в ванну, чтобы он не видел мой заплаканный вид: не
