Дневник, 2012 год - Сергей Есин

Должен сказать, что я сильно ошибался, когда объяснял С. П. в тот момент, когда мы ехали из аэропорта в отель, что та кромка беленьких домов и посёлков, которая идёт по левой — по движению — стороне долины, где была уже иорданская сторона,— это сплошная нищета. Я предполагал, что это скудная жизнь крестьян и скотоводов. Как только рано утром мы пересекли границу, пройдя все не такие уж простые формальности, я убедился, что мои знания о жизни этой страны — книжные и воспитаны нашей пропагандой. Вспомнил я и то, как довольно уничижительно во время первой «ознакомительной» экскурсии наш гид рассказывала о стоящем напротив Эйлата иорданском порте Акаба. И порт, и город Акаба — это свободная зона, а сам город — впечатления, когда мы уже возвращались из экскурсии и останавливались в нём уже поздно вечером,— совершенно не уступает Эйлату. Кстати, и многое другое о жизни и этой страны, и вообще Востока — это плод чьей-то диффамации. И на иорданской части Мёртвого моря стоят химические заводы, и всё же большая часть этого моря принадлежит Иордании, и здесь, в Иордании, тоже есть прекрасная гроздь отелей, где лечатся этой водой и этой целебной грязью. Но это всё общие соображения — пока наш автобус мчится по прекрасной скоростной магистрали в глубь страны. Опять два кустика сведений. Параллельно шоссейной дороге идёт железнодорожный путь, по которому из Иордании вывозят драгоценные для сельского хозяйства фосфаты. По запасам и добыче фосфатов Иордания находится на одном из первых мест в мире. Железная дорога построена в своё время турками, чтобы возить паломников из порта Акабы в Мекку. А вот что касается дорог шоссейных — это в основном местная «самодеятельность»: это сделали инженеры-дорожники, учившиеся в основном в Советском Союзе и Украине. Наш иорданский гид Мухаммед, плотноватый мужик лет сорока пяти, уже в постсоветское время учился в Украине и получил специальность менеджера по туризму. Он неглуп, как видим, образован, и не только по диплому; его русская речь свободна, хотя и не совсем правильна; в тех сведениях, которые он даёт, много исторической науки, а не сказочных вымыслов.

Горная часть Иордании оставляет после себя ощущение невероятной мощи природы. Так измять, буквально как бумагу, тяжёлые складки массивных хребтов неспособны никакие земные силы. Боюсь, что неподвластно это и силам атомным, которые многое могут. Почти нет никаких растений, живая только дорога, пробитая в этих местах непонятно какими силами. Я ещё, как автомобилист, подметил, что дорога тщательно ухожена, все трещины залиты битумом. Опять невольно вспомнил нашу жизнь: здесь дорога от одного ремонта до другого, а тем временем трещины разрастаются, выбоины расширяются, а деньги, отпущенные на повседневный ремонт, раскрадываются. Я не уверен, что этот дикий горный пейзаж я могу сравнить с чем-нибудь подобным и доступным нашему воображению. Такие мощь, космическое безлюдье и самоотрешённость, которые недостижимы ни нашему Кавказу, ни даже Памиру. Впрочем, я видел и Тибет. Здесь другое — непослушное, самостоятельное, дикое и отчуждённое от человеческой жизни.

Вот через эту горную часть, всё время как бы поднимаясь, машина мчит, пока мы не въезжаем на удивительное плоскогорье. Это пустыня с легендарным названием, таким же, как и в Израиле, Негев. Просто это огромное плоскогорье, разрезанное долиной, по которому раньше протекал полноводный Иордан. Сравнение этого участка нашего пути и местности уже найдено до меня. Это пустынное, мрачное даже под солнцем и холодное сейчас пространство усеяно отдельно высящимися скальными образованиями; именно отсюда, думаю,— «лунный пейзаж». Слова эти произнесены нашим гидом. «Лунный пейзаж» величественен каждую секунду своего существования, когда ты проносишься мимо него, но не живёт в конкретных деталях. Он удивляет, пугает, поражает, как некоторое абстрактное начало или вечность. Вечность, как категория внечеловеческая, всегда пугает.

Гид показывает отдалённую гору с небольшой белой точкой на макушке. Это мечеть над могилой одного из библейских героев, брата Авраама — Аарона. Путь на вершину этой горы, по словам гида, занимает четыре с половиной часа

Где-то здесь же, на сходе с этого горного плато или где-то в его середине — весь двухсотпятидесятикилометровый путь запомнить невозможно,— первая торговая по пути к Петре и в глубь Иордании точка. В совершенно голом и каменном месте — довольно большой крытый рынок. Сразу и магазин, и буфет, и туалет. Судя по огромному набору вещичек и сувениров, которые могли бы приглянуться нетребовательному туристу, этот центр торговли и гигиены рассчитан исключительно на приезжих. Да и торговля здесь — от одного туристического автобуса до другого. Двадцать минут — техническая остановка. Я довольно долго хожу от прилавка к прилавку. Мне этот этнографический музей, выставка этнографии даёт возможность понять, чем и на что живёт народ. Наконец я подхожу к большому прилавку с кольцами, браслетами, перстнями, серьгами. Всё это из серебра, не очень дорогое, но сделано по неповторимо индивидуальным лекалам. Бирюза, какие-то жёлтые камни, серебряные кружева оплёток и оправ. И тут внезапно сердце у меня замирает — входит тупая игла. Я вспоминаю Валю, её кольца и браслеты, которые я раздал после её смерти. Всё это до сих пор стоит у меня перед глазами. С. П., который тоже бродит где-то рядом, подходит ко мне — он тоже, глядя на эту витрину, вспомнил о В. С.

Теперь Петра — этот удивительный комплекс, созданный союзом человека, сделавшего невероятное, и природы, только чуть пошалившей. Природа чуть по каким-то внутренним швам раздвинула огромный горный массив, человек обжил и освоил пространство между скалами. Одно немедленно стало ясно: что наше телевидение, бессчётное количество раз показавшее и главную достопримечательность этих мест — храм «Сокровищница», совершенно не в состоянии передать ни величие этих мест, ни величие человеческого гения.

В природе человека есть стремление умолчать о самом дорогом и откровенном. Видимо, человек останавливается, чувствуя неспособность передать величие прочувствованного. Я тоже не могу адекватно описать то, что я видел, хотя кажется, что забыть ничего не смогу. Повторяю, видел я за жизнь, пожалуй, очень многое. Приблизительно два километра шли мы по очень узкому ущелью, которое вело ко входу, а может быть, и к выходу в удивительный город. В начале этого ущелья в скалах были видны тщательно отделанные входы в пещеры. Это были гробницы. Здесь тоже возникал вопрос: почему ни в одной из гробниц археологи не нашли ни одной человеческой кости? Или: как люди могли жить в такой удивительной близости к мёртвым? Но это уже не для моего носа. По словам нашего гида, существует двадцать шесть версий истории происхождения и бытования этого города.