Рубашка - Евгений Гришковец

Он поехал вдоль по улице, я посмотрел ему вслед. Посмотрел скорее ритуально. Так я выразил благодарность. Мне повезло с этим человеком. Больше получаса жизни я прожил интенсивно и интересно. Через секунду после того, как он скрылся из вида, я понял, что забыл свои перчатки у него в машине.

10

Город вокруг меня приобрёл какие-то иные очертания. В нём появилась опасность. Мой взгляд теперь был не рассеянным, направленным немного вперёд и вниз. Мой взгляд теперь пронзал улицу далеко. Я сначала оглядывал панораму перед собой, а потом анализировал детали. Мой взгляд стремился вперёд и пытался заглянуть за углы. Таким образом я осмотрелся вокруг. Знакомого Мерседеса нигде не было. Тогда я зашёл в ресторан.

Я не сомневался, что Макс уже здесь. Первым делом я отдал верхнюю одежду, получил номерок. Номер 53. Мне это ничего не сказало. Число было какое-то невыразительное, и магии цифр в нём не было. Потом я зашёл в туалет.

Я снял пиджак, повесил его на дверь кабинки, подошёл к умывальнику и взглянул в зеркало. Я себе понравился. За последний месяц я не то чтобы похудел, а осунулся. Измождённое лицо, блестящие усталые глаза, белая рубашка – очень хорошо! Чтобы вымыть руки, я поддёрнул рукава и обнаружил, что манжеты уже просто чёрные. Конечно! Давно не мытая машина, поездка в метро, посещение стройки… Москва…

Я расстегнул рубашку до пупа и стал влажной рукой чистить ворот. Мелких-мелких волосков было много, я мочил руку под краном и собирал волоски. Потом застегнулся почти до верха и повязал на шею подарок таксиста. Скользкий шёлк лёг на шею, как спасение от мук. Я не стал делать пышный узел. Получилось красиво. Мой вид стал сразу не сегодняшним и нездешним. Я улыбнулся.

Но, к сожалению, рубашка была уже несвежей. Я наклонил голову и понюхал у себя подмышками. Образ в зеркале сразу перестал быть безупречным. Я развёл руками, глядя в глаза своему отражению. Потом закатал рукава на два оборота, чтобы скрыть грязные манжеты, надел пиджак и постарался уловить запах духов от платка. Я различил его, в последний раз взглянул в зеркало… И, всё-таки, остался доволен.

Макс сидел в дальнем углу зала у окна, лицом ко входу. Он увидел меня, как только я вошёл в зал. Он увидел меня и сразу засмеялся от радости.

Он был причёсан, свеж, но на лице у него оставалась всё та же дурацкая борода. Когда я приблизился к столу шагов на восемь, он, продолжая смеяться, сделал вид, что прячется от меня под стол.

– Дяденька, не бейте меня, – громко говорил он, прикрывая голову руками, и хохотал.

– Макс, ну что ты, как клоун, а? Я же просил тебя, – в общем-то, я знал заранее, что он не сбреет бороду. Нет более упрямого человека, чем Макс. По крайней мере, я с таким не знаком. – Вылезай, не паясничай.

– Саня! Вот это да! Ты всегда был самым модным, – это Макс отреагировал на мой шейный платок. – Что, сегодня дадим Хемингуэев? А я, между прочим, твою критику воспринял всерьёз. – Он взял с соседнего стула бордовый кожаный портфель. Портфель был новый и выглядел дорого. Он расстегнул его и вынул оттуда упаковку одноразовых бритв – «козьих ножек». – Вот, – сказал он, – в любой момент могу бороду устранить.

– Какой у тебя портфель! – не удержался я.

– Шикарный, правда? – Макс взял портфель за ручку, поднял и покрутил его на весу, показывая с разных сторон. – Пока ждал твоего звонка, сбегал в магазин и купил. Хотел себе кепку купить, а купил портфель и фонарик. – Он достал из портфеля маленький фонарик, который можно было как держать в руке, так и прикрепить куда-нибудь и использовать в качестве светильника. Макс сразу стал им светить в разные стороны и мне в глаза. – Вещь?! – спросил он.

– Ве-е-ещь! – искренне сказал я. – Дай посмотреть.

Фонарик был очень классный. Маленький, тяжёленький и приятный. Фонарик! Я сразу подумал, что надо Ей подарить такой же. Он, фонарик, Её обязательно порадует.

Я Ей пока ещё ничего не подарил. Я никак не мог сообразить, что можно Ей подарить, не в смысле: подойдёт – не подойдёт или понравится – не понравится, а в смысле… Какие у нас отношения? И что уже можно Ей подарить, кроме цветов…

С цветами тоже было не всё просто. Я в них ни черта не понимаю. Я долго советовался, потом понял, что самое верное – это дарить розы. Но этих роз… уйма! В первый раз я выбрал для Неё почти белые, совсем маленькие розы. У этих роз был слегка зеленоватый оттенок. Ей они понравились. Она любовалась ими и попросила официанта поставить их в воду, пока мы пили кофе… в кафе у Чистых прудов. Потом были нежно-розовые… три крупных розы. Но их прихватило морозом, пока я их нёс, или мне их продали несвежими. В общем, они погибали прямо у нас на глазах. Она огорчилась, но всё равно забрала их и сказала, что срежет бутоны, нальёт в чашку воды, и бутоны там будут плавать… В третий раз я купил ей цветок в горшке. Это были какие-то большие листья, которые торчали из земли, как застывший взрыв. На листьях были белые прожилки, и название растения было очень латинским и непростым. Я купил его из-за прожилок и названия.

Мы встречались с Ней всего четыре раза. В четвёртый раз она попросила не приносить ничего. В смысле, не приносить цветов. Мы встретились тогда (это было в прошлую субботу) в кафетерии большого универмага. Это она выбрала такое странное место. Была очень грустна, периодически отходила от нашего столика, чтобы поговорить по телефону. Она отходила, я видел, как она с кем-то разговаривает, нервно жестикулируя. Я ничего у Неё не спрашивал. Мне было так плохо тогда. Я хотел не отпускать Её туда, в её жизнь, где, конечно, было и есть много всего-всего……

Я не спрашивал Её ни о чем, но она, вдруг, взяла меня за руку. Планета на три минуты остановила вращение. Она сказала, что у неё очень сложная ситуация с мужчиной, с которым она жила последние два года. Она спокойно и прямо сказала, что она его никогда не любила, но он появился в её жизни в тот момент, когда ей необходима была забота… Она позволила ему позаботиться о ней… Ещё Она сказала, что за эти два года было много хорошего, и он хороший человек, но ему хотелось определённости, в смысле… семья… и так далее… Она этого с ним никогда не хотела, хотя логичнее и практичнее было бы согласиться. И она даже заколебалась…

И тут она сказала такое, что планета, после остановки, сделала пару очень быстрых оборотов, а где-то в Индийском океане исчезли в волнах несколько малых островов.

Она сказала, что почти согласилась на его предложение, а точнее, на его непрерывный натиск. Просто у неё уже не было никаких аргументов и сил, чтобы отказывать ему. Аргументов, прежде всего для себя самой. И вдруг появился я!

Она так и сказала. Потом сразу встала, попросила не идти за ней, накинула на себя свою шубку… и быстро ушла. Я, конечно, Её не послушался, но нужно было заплатить за кофе. Я оставил на столе раз в пять больше, чем нужно, бросился искать Её. Но не нашёл. На звонки Она не отвечала. Я набрал Её номер раз сто за вечер… А ночью чуть не умер.

Я пришёл домой. Долго стоял у стены, долго сидел на стуле и качался. Не разуваясь бродил из угла в угол по комнате, потом несколько часов лежал на полу и стонал. Той ночью я испытывал ужасное кислородное голодание, и у меня не было кожи. Ничего страшнее я в жизни не переживал.

Я когда-то учился в школе, служил в армии, мучился, когда вернулся из армии, было много всего в жизни… Очень страдал от сомнений и одиночества, когда приехал в Москву. Ужасно переживал из-за невозможности быть с сыном, от нежности к которому готов рыдать… Но всё это ничто по сравнению с тем, что я почувствовал тогда ночью. Я понял, что у меня нет никакого жизненного опыта. Всё, что я знаю и умею – никуда не годится и помочь мне не может.

Этой ночью я понял, что любовь не может быть ни счастливой, ни несчастливой. Она невыносима в любом случае. Я лежал на полу и понимал, что не понимаю, ЧЕГО Я ХОЧУ??! Чего-о-о?!! Я уснул под утро. Свернулся калачиком, прямо на полу возле кровати, и уснул. Во сне я стянул с постели подушку и одеяло. Проснулся я в полдень. Но не думайте, легче мне не стало. Я проснулся, как будто меня включили ровно в том месте, где выключили. Я уже говорил, что я как бы жил один бесконечный день. День не заканчивался…

Я проснулся и без особой надежды набрал её номер. Она ответила. Ответила… и говорила, будто той встречи накануне в универмаге… просто не было. Я тут же обрадовался и ожил.

Самое невыносимое в таком состоянии – это переходы от надежды к отчаянью, от уверенности к сомнениям и обратно. Эти скачки – самая кровавая синусоида, какую только можно себе представить.

Короче, фонарик был самым подходящим подарком Ей сегодня. Он был идеален по многим показателям. Фонарик – вещь полезная и любимая с детства, причём мальчиками и девочками. Фонарик – радость и романтика. Фонарик ни к чему не обязывает и может порадовать и Её и её дочку.