Гонцы смерти - Фридрих Незнанский

— А дача на Канарах или дом в пригороде Парижа детей не устроит?

— Им в Анталии нравится, — усмехнулся замминистра.

— Что, серьезно? — удивился Станкевич.

— Серьезно. Он так и сказал: вот если бы в Анталии. Дети два раза туда уже съездили и ревут от восторга.

— Завтра будет! Звони!

— Куда?

— В Новосибирск! Звони-звони, не разоришься на телефонный звонок! — приказным тоном заговорил гость. — Сейчас там половина девятого. Звони домой!

Дитковский пожал плечами, вытащил телефон в столовую, набрал номер.

— Валерий Валентиныч?.. Дитковский, Москва… Спасибо, нормально… Скоро-скоро. К сентябрю все вопросы по зарплате закроем. Обещаю… Я тебе говорю, что обещаю, какие вопросы! Валерий Валентиныч, помните наш разговор о пятипроцентном пакете?.. Так вот, есть дача в Анталии, на Средиземном море, на юге Турции, как вы и заказывали, — Дитковский посмотрел на гостя.

— Скажи, фотографии и описание я могу выслать по факсу, пусть назовет номер, — шепнул Станкевич.

— Фотографии и описание Геннадий Генрихович может выслать по факсу… Да нет, ну какой обман! Вы же знаете Станкевича… Да, он сам покупает!

Гость закивал утвердительно.

— Конечно, это деловой, серьезный человек, и ни в какую заграницу ничего не уйдет. Я за него ручаюсь!.. У него крепкие связи с зарубежными фирмами, инвестиции найдет, все сделает. Но хочет самолично всем распоряжаться, тут его понять можно. Значит, договорились?.. Понятно… Ну а как же… Ну и чудненько! Обнимаю вас! До связи!.. Спасибо!

Дитковский положил трубку.

— С тебя бутылка! — усмехнулся замминистра, наливая по третьей. — Обмыть надо покупку!

— Только немного! Если все сладится, у меня есть домик в Керчи, я твоим детям подброшу! До моря двести метров, — чокаясь, вдохновенно произнес Геннадий Генрихович, радуясь неожиданной сделке. — Садик шесть соток, персики, вишня, абрикосы, вся мебель в доме, водопровод, газ, евроремонт и прочее. Милое дело! Домик двухэтажный.

— Я его дожму! — пообещал Дитковский. — А дальнейшее уж от тебя. Что, на самом деле есть домик в Анталии?

— У Станкевича все есть!

Они оба рассмеялись.

— А про инвестиции ты все точно сказал, — морщась от коньяка, заметил Геннадий Генрихович. — Никаких проблем больше с зарплатой и реконструкцией завода не будет. Он будет у тебя лучший в отрасли!

— Твоими бы устами…

— А я на ветер обещаний не бросаю, — проговорил Станкевич. — Мы еще японцам нос утрем.

Кузьма с Тюмениным ждали шефа в машине. Мимо уже пронеслась «скорая», затем несколько милицейских машин, промчалась «Волга» из Генеральной прокуратуры, и Миша испуганно закрутил головой.

— Ну чего он там?! — прошептал физик.

— Сиди спокойно, отдыхай, — лениво отозвался Кузьма, слушая музыку. Выключив приемник, он потянулся, зевнул. — Наш Хозяин знает, что делает. Поспи!

— Тут поспишь, — нервно пробормотал Тюменин. — Надо мотать отсюда! Может, ты сходишь за ним?

— Успокойся, — одернул Мишу Кузьма. — Я серьезно тебе говорю: поспи! Ну закрой глазки, закрывай, вот так, погружайся, как в воду, медленно, расслабься, шею расслабь… — монотонно выговаривал Кузьма, потянулся к Тюменину, размял ему шейные мышцы. — Голову урони на грудь, вот так, погружайся, руки урони, медленно, все закончилось… Спи!

Через мгновение Тюменин уже спал мертвым сном.

Элла, обнаружив мужа мертвым, в крови, вызвала врача и охрану. Начальник охраны с перепугу позвонил в МВД, Генеральную прокуратуру, все же погиб вице-премьер. В Генпрокуратуре его соединили с Меркуловым, заместителем генерального прокурора. Константин Дмитриевич отправил на дачу «важняка» Турецкого, хотя последний намеревался встретиться с Питером Реддвеем и потолковать о совместных с антитеррористическим центром в Гармише делах. Реддвея и Турецкого интересовали махинации вокруг красноярского алюминиевого завода, в которых были замешаны две иностранные компании: швейцарская и американская. В этой истории были уже два трупа. В сентябре прошлого года был убит российский координатор американской фирмы Феликс Львов и бесследно исчез представитель красноярского завода в Швейцарии Шустер. Полгода назад директор алюминиевого завода Юрий Токмаков якобы под будущий контракт о семисотмиллионном кредите отправил в Швейцарию двадцать миллионов долларов. Но кредитное соглашение сорвалось. Пропали и двадцать миллионов «зеленых». Фирма-посредник, на которую они поступили, мгновенно закрылась, а ее руководители исчезли. На первый взгляд дело относилось к категории экономических преступлений, но Питер Реддвей, приехав в Москву, сообщил руководству Российской прокуратуры, что в разговорах главарей террористической банды, которыми «Пятый уровень» занимался в Швейцарии, постоянно упоминался алюминиевый завод в Красноярске и фамилия Токмакова. Питер сообразил, что последнего хотят убрать, поэтому для предотвращения убийства и прилетел в Москву, а заодно, разумеется, и отвести душу с другом Турецким. Александр Борисович успел связаться с Красноярском и выяснил, что по поводу этих двадцати миллионов ведется следствие крайпрокуратурой, но Токмаков не арестован, по-прежнему работает и на допросе себя виновным не признал. Питер даже рвался поехать в Красноярск, чтобы на месте выяснить обстановку и принять решение.

Александр Борисович позвонил Реддвею, перенес встречу на два часа позже и поехал в Горки на дачу Шелиша.

Рядом с дачей стояла уже «скорая», и Турецкий вместе с понятыми и прибывшими экспертами стал осматривать место происшествия и труп умершего. Особенной радости осмотр обезображенного лица с залитыми кровью глазами и засохшими струйками крови на лице не вызвал даже у экспертов, немало повидавших на своем веку. «Зрелище не для слабонервных», — подумал Турецкий.

Из дома доносились рыдания жены потерпевшего, и Александр Борисович решил прояснить обстановку не у нее, а у кого-нибудь из домочадцев. Он подошел к немолодому, лет пятидесяти пяти, пузатому низенькому человечку, с кудревато-лысой головой, от которого пахло валерьянкой и нашатырем и в ком следователь безошибочно угадал домашнего врача Шелишей. Доктор сидел на скамейке и нервно курил, погруженный в мрачные раздумья.

— Летецкий Семен Яковлевич, — представился врач, протянув узкую маленькую руку.

Турецкий пожал ее, присел рядом.

— Как это случилось?

— Позвонила Элла Максимовна, жена Олега Дмитриевича…

— А время?

— Шестнадцать двадцать. Я всегда смотрю четырехчасовой выпуск новостей по НТВ, естественно, когда бывает такая возможность. Оказалось, что и она тоже смотрела. После этого вошла в спальню, Олег Дмитриевич лег отдохнуть на полчаса и просил именно в шестнадцать двадцать разбудить, вот она вошла, увидела и сразу же позвонила.

Летецкий отвечал четко, подробно, вспоминая даже мелкие детали такого происшествия, понимая, сколь они важны для будущего следствия.

— Такой страшной смерти я еще не видел. — Он несколько секунд помолчал. — Вы фильмы ужасов смотрите?

— Да в общем-то не любитель.

— Я тоже. Так вот там иногда показывают, как человека разрывает изнутри. Я, конечно, успел сделать лишь первый поверхностный осмотр. Ваш судмедэксперт даст более точную картину… М-да. Все это в голове не укладывается. По всем признакам случился сильный скачок давления и произошло кровоизлияние в мозг, но какие причины этому предшествовали, сказать пока до вскрытия невозможно. Оно, я полагаю, прояснит картину…

— А ваша точка зрения? — спросил Турецкий. — У него наблюдались такие резкие скачки? Он ранее жаловался на давление, боли в голове?

Врач с удивлением посмотрел на Турецкого.

— Здоровее Олега Дмитриевича в нынешнем правительстве, пожалуй, никого не было. Все время сто двадцать на восемьдесят. Я даже удивлялся. Три часа бегает на корте как сумасшедший, кричит, вопит, когда выигрывает, конечно. — Летецкий улыбнулся. — Потом мы меряем давление — и что вы думаете? Сто двадцать на восемьдесят. Он был в отличной форме.

— Ну а магнитные бури, вспышки на солнце, сейчас во всех газетах печатают, когда благоприятный день, когда нет…

— Сегодня был благоприятный. И потом, к здоровому человеку все это не относится.

— Значит, вы отрицаете, что это могло быть вызвано внутренними причинами, связанными со здоровьем вице-премьера? — напрямую спросил Турецкий.

— Безусловно, — твердо заявил Летецкий. — Никаких нарушений, никаких отклонений, свидетельствую, как его домашний врач.

— Интересно, — промурлыкал Александр Борисович, и глаза его загорелись. — По-вашему выходит, что господина Шелиша убили?

— Я так не говорил, — пробормотал обескураженный доктор.

— Но что же тогда?! — воскликнул Турецкий. — Человек жив-здоров, ложится отдохнуть, и вот он уже изувечен и мертв. Как я понял, осмотрев тело, ни ран, ни ушибов на теле нет. Так?