Заговор в Уайтчепеле - Энн Перри

Хлопнула входная дверь, и до ее слуха донеслись звуки шагов Грейси в прихожей. Быстро приведя себя в порядок, хозяйка дома спустилась по лестнице вниз. Молодая горничная стояла посреди кухни с растерянным видом.

– Чегой-то случилось? – встревоженно спросила она. – У вас подгорел хлеб. Гляньте-ка!

И тут до девушки дошло, что дело гораздо серьезнее.

– Что-нибудь с мистером Питтом? Он ранен?

Кровь отхлынула от ее лица.

– Нет, – быстро ответила Шарлотта. – С ним всё в порядке. В смысле, он здоров.

– Что ж тогда? – продолжала допытываться Фиппс, вся напрягшись и крепко сжав свои маленькие кулачки.

Миссис Питт медленно опустилась на стул. Такое нельзя было рассказать в двух словах.

– Его перевели с Боу-стрит в Особую службу, в Ист-Энд.

Она никогда ничего не скрывала от Грейси. Та появилась в их доме восемь лет назад, когда была тринадцатилетней беспризорницей, недоедавшей, неграмотной, но с острым языком и волей к совершенствованию. Для нее Томас Питт был самым замечательным человеком на свете и лучшим в своей профессии. Она считала себя лучше любой другой горничной в Блумсбери, потому что служила у него, и жалела тех, кто служил у «простых бестолковых лордов». У них в их скучной жизни не было никакой цели.

– Что такое Особая служба? – с подозрением спросила служанка. – И для чего его туда перевели?

– Вообще она борется с ирландскими бомбистами, – пояснила Шарлотта. – Но теперь, насколько мне известно, они занимаются больше анархистами и нигилистами.

– А кто это?

– Анархисты – это те, кто хочет свергнуть все правительства и создать хаос.

– Для того штобы создать хаос, не нужно свергать правительства, – презрительно произнесла Грейси. – А другие «исты»?

– Нигилисты? Люди, которые хотят вообще все разрушить.

– Но это же глупо! С какой стати все разрушать? Ведь тогда у них самих ничего не будет.

– Да, глупо, – согласилась Шарлотта. – Думаю, ими движет не здравый смысл, а ярость.

– Стало быть, мистер Питт будет бороться с ними? – Теперь в голосе Грейси прозвучало уже чуть больше оптимизма.

– Сначала нужно найти их. Поэтому ему придется некоторое время пожить в Спиталфилдсе, – вздохнула ее хозяйка.

Девушка пришла в ужас.

– Неужто они заставят его жить в Спиталфилдсе?! Им известно, что это за место? Черт возьми! Там же сплошь грязища и постоянная вонь! Там никто не чувствует себя в безопасности от грабителей, убийц и болезней. – Ее голос зазвенел от волнения. – Они там болеют лихорадкой, сифилисом и еще бог знает чем! Тот, кто подорвал бы это место динамитом, оказал бы миру большую услугу. Вы должны сказать им, что они не правы. За кого они его принимают? За какого-нибудь никчемного полицейского?

– Им хорошо известно, каково там, – сказала Шарлотта, вновь преисполнившись грустью. – Именно поэтому они его туда и отправили. Это наказание за то, что он нашел улики против Джона Эдинетта и представил их в суде. Он больше не начальник управления на Боу-стрит.

Грейси втянула голову в плечи, как будто ее ударили. Девушка выглядела очень маленькой и худой. Свершившаяся несправедливость казалась ей столь вопиющей, что она отказывалась верить в реальность произошедшего.

– Это неправильно, – сказала она после некоторой паузы. – Но я думаю, что если эти франты имеют на него зуб, то ему лучше скрыться с их глаз. Ведь ему в этой Службе будут платить?

– Да, конечно. Правда, я не знаю сколько.

Миссис Питт не подумала об этом, но ее горничную всегда отличала практичность, поскольку основная часть ее жизни прошла в нищете. Грейси знала и страшный голод, и пронизывающий холод, и долгое время питалась объедками. Ломтик хлеба был для нее тогда роскошью. Она жила сегодняшним днем и не представляла, что с ней будет завтра.

– Думаю, денег нам хватит, – сказала Шарлотта. – Голодать точно не будем – но, может быть, придется отказаться от излишеств. Скоро лето, сэкономим на угле. И пока никаких новых платьев, игрушек и книг.

– И никакой баранины, – добавила Грейси. – Селедка тоже неплоха. Устрицы дешевы. И я знаю, где можно раздобыть кости для супа. Все у нас будет хорошо. – Она тяжело вздохнула. – И все ж таки это несправедливо.

Объяснить детям сложившуюся ситуацию тоже было нелегко. В свои десять с половиной Джемайма была довольно высокой, и ее лицо утратило детскую округлость. В ее облике уже отчетливо проступали черты будущей женщины. Восьмилетний Дэниел выглядел более крепким, но еще оставался ребенком, и хотя в его лице угадывалась сила, кожа мальчика была нежной, а волосы завивались сзади точно так же, как у Питта.

Шарлотта постаралась сказать им о предстоящей долгой разлуке с отцом таким образом, чтобы они поняли, что это не его выбор и что он будет ужасно скучать по ним.

– Но почему? – тут же спросила Джемайма. – Если он не хотел уезжать, почему все-таки уехал?

Она не хотела мириться с отъездом отца, и ее лицо исказило негодование.

– Мы не всегда делаем то, что нам нравится, – ответила миссис Питт.

Она старалась говорить спокойно, сознавая, что дети воспринимают не только ее слова, но и эмоции. Необходимо было сделать все возможное, чтобы скрыть от них свое горе.

– Нужно делать то, что является правильным, – добавила Шарлотта.

– Но почему он должен делать это? – не унималась ее дочь. – Почему не кто-то другой? Я не хочу, чтобы он уезжал!

Мать нежно прикоснулась к ней.

– Я тоже не хочу. Но если мы будем нервничать, папе будет только тяжелее от этого. Я сказала ему, что мы будем заботиться друг о друге и скучать по нему и что у нас все будет хорошо до самого его возвращения.

Джемайма некоторое время размышляла, стоит принять такое объяснение или нет.

– Он разыскивает плохих людей? – спросил Дэниел, впервые вступив в разговор.

– Да, – поспешила ответить Шарлотта. – Их нужно задержать, а у него это получается лучше всех.

– Почему?

– Потому что он очень умный. Другие пытались сделать это, но у них ничего не получилось, и поэтому они вызвали папу.

– Понятно. Тогда у нас все будет хорошо, – уверенно заявил мальчик и ненадолго задумался. – А это опасно?

– Он не будет драться с ними, – сказала его мать с большей уверенностью в голосе, чем чувствовала в действительности. – Только выяснит, кто они такие.

– Он не будет задерживать их? – спросил Дэниел, насупив брови.

– Он будет действовать не один, – пояснила миссис Питт. – Расскажет про них другим полицейским, и они вместе задержат их.

– Ты точно знаешь?

Мальчик видел, что его мама встревожена, хотя и не мог понять почему.

Шарлотта выдавила из себя улыбку.

– Конечно.

Ребенок удовлетворенно кивнул.

– Но я буду скучать по нему.

– Я тоже, – сказала женщина, усилием воли сохраняя на лице улыбку.

Питт приехал на поезде в северную часть Спиталфилдса, где находилось здание, адрес которого дал ему Корнуоллис. Это был небольшой дом, располагавшийся позади мастерской. Виктор Наррэуэй ждал его. Это был худощавый мужчина с копной темных волос, подернутых сединой, а печать интеллекта, лежавшая на его лице, была настолько очевидной, что это внушало опасение. Он не мог оставаться незаметным, поскольку тут же привлекал к себе внимание, едва на нем останавливался глаз.

Наррэуэй с интересом посмотрел на своего нового сотрудника.

– Присаживайтесь, – сказал он, указывая на простой деревянный стул, стоявший перед его столом.

Меблировка кабинета была весьма скудной: шкаф с запертыми выдвижными ящиками, маленький стол и два стула. Вероятно, прежде здесь размещалась буфетная.

Томас сел. На нем была самая старая его одежда, которую он надевал, когда отправлялся в бедные районы города, чтобы не выделяться среди окружающей публики. Прошло много времени с тех пор, как он пользовался ею последний раз. Заняв должность начальника управления, суперинтендант стал возлагать подобные задачи на своих подчиненных. Сейчас он чувствовал себя в этой одежде очень неуютно. У него возникло ощущение, будто все эти годы профессиональных успехов канули в Лету, оставшись призрачной мечтой, неосуществимым желанием.

– Не думаю, что от вас будет большая польза, – мрачно произнес Наррэуэй, – но дареному коню в зубы не смотрят. Мне вас навязали насильно, и поэтому я воспользуюсь этим в полной мере в своих интересах. Вы известны своим умением разбираться в скандалах среди представителей джентри. Вряд ли Спиталфилдс является подходящим местом для вас.

– Совершенно верно, – неохотно подтвердил Питт. – Мое место на Боу-стрит.

– Где, черт возьми, вы научились так говорить?

Брови Виктора поползли вверх. Сам он обладал хорошим произношением, данным ему от рождения и к тому же отшлифованным образованием – но оно было не лучше, чем у Томаса.

– Я учился в одном классе с сыном своего хозяина, – ответил Питт.