Счастье где-то рядом - Элен Алекс

— О боги!

Она смотрела на меня как на своего личного врага, но что она могла поделать? Разве что в следующий раз увязаться со мной и наброситься и оторвать!

Но будет ли этот следующий раз? И увижу ли я еще своего загадочного принца? Этого не знал никто.

А вечером я ничего не рассказала маме. А что я ей скажу? Тот же самый бред, о котором чуть не проговорилась бабушке Урсуле?

Мама долго и подозрительно смотрела на меня, но ничего не стала выпытывать. Видимо, бабушка Урсула вчера вечером посоветовала ей быть немного сдержаннее со мной в этой ситуации. И мама старалась быть немного сдержаннее. Хотя это ей всегда удавалось нелегко.

На следующий день я разыскала Марка Тоснана.

— Марк, давай рассказывай.

— Что рассказывать? — улыбнулся ничего не подозревающий Марк Тоснан.

— Какие они были?

— Кто они?

— Ну эти, как их там, Лимбарди.

Марк стал заметно волноваться.

— А что случилось? — встревоженно спросил он. — Что-то с квартирой?

— Нет, с квартирой все в порядке.

Марк Тоснан облегченно вздохнул.

Я хотела сказать, что не в порядке с моей душой. Но тогда бы пришлось и ему весь этот бред пересказывать. А к этому я точно не была готова.

Марк Тоснан тем временем стал добросовестно рассказывать.

— Они были высокие, симпатичные, интеллигентные, но об этом я уже говорил. — Он почесал затылок. — В хороших, добротных костюмах.

— Это здорово, что не в костюмах троллей и оборотней, — похвалила я парней Лимбарди.

— Что? — сказал Марк Тоснан.

— Да так, ничего особенного. Дальше рассказывай.

— Это все, — растерянно сказал Марк Тоснан.

— Как все? А лица?

— Что лица?

— Лица их опиши.

— А они в темных очках были.

Так я и знала.

— Как в темных очках? — устало спросила я.

— А что такого?

— Ты уверен, что ничего такого? Они к вам в агентство квартиру снимать приходили, а вы их даже очки снять не попросили?

— Но нам и так было прекрасно видно, что они — люди интеллигентные. Интеллигентных людей и в темных очках прекрасно видно, — стал защищаться Марк Тоснан.

А я поняла, что и правда очень устала в последнее время. Мне бы где-нибудь передохнуть. Хоть немного.

— А бороды? — сказала я.

— Что бороды? — не понял Марк Тоснан.

— Бороды у них были приклеены?

Он долго и подозрительно изучал меня. Потом вздохнул и сказал:

— Кэндейси, ты, наверное, на работе переутомилась. Не хочешь немного отдохнуть?

Ох, как он был прав насчет отдохнуть! Но я ему ничего не сказала. Пусть видит, как я на него обиделась за то, что он лиц Лимбарди не видел!

Должна же я была хоть на кого-то обидеться за то, что никто толком их лица не видел!

— Но одного из них мы с тобой точно видели, — стал подлизываться ко мне Марк Тоснан.

Я молчала.

— Луи Лимбарди, помнишь? — допытывался Марк, как будто я еще и память вдобавок ко всему потеряла.

— Помню, конечно! — слишком эмоционально сказала я. — Только мне кажется, это был не он!

Марк Тоснан немного опешил.

— Как это не он? На подписании договора был не Луи Лимбарди?

Я хотела сказать: «Нет, в театре на кровати был не он», но вовремя остановилась.

— На подписании договора, наверное, был Луи Лимбарди, — сказала я.

— А где был не Луи Лимбарди? — допытывался Марк Тоснан.

Это он на работе своей научился. Агентам по недвижимости надо быть такими въедливыми, иначе они ничего не продадут и не сдадут. Он и нас с бабушкой Урсулой и с нашей квартирой вот так на абордаж взял.

Так это я из-за Марка Тоснана во всей этой истории сейчас оказалась? Марк Тоснан тем временем пощелкал перед моим лицом пальцами.

— Кэндейси, не спи, я еще здесь. Что там у нас с Луи Лимбарди?

— Да так, ничего. Просто у меня со всеми ними театральный роман в самом разгаре, — сказала я.

— С кем с ними? — не понял Марк.

Но я разглашать подробности не стала и пошла опаздывать на свою работу. А Марк Тоснан так и остался на улице переваривать информацию.

11

— A.M., а ты сегодня прекрасно выглядишь.

— Да, выглядишь сногсшибательно.

— Какая игра теней сегодня у тебя на лице.

— Да, превосходная игра теней.

— Только не опирайся на тот шкаф, пожалуйста.

— Да, а то ты его с ног сшибешь, он и так еле стоит.

— А за ним и вся эта вавилонская библиотека рухнет.

— Да, и соседи вызовут полицию.

— Но вчера Луи на него опирался и ничего.

— Когда читал нам начало своей новой пьесы?

— Нет, он опирался на другой шкаф.

— Я прошу тебя, на тот шкаф тоже не опирайся.

— Да, мы все тебя очень просим.

— И оттуда отойди. И сюда не подходи.

— А туда и вовсе не иди!

— Ну вот, бог мой, что это? Вы слышали это?

— Мы не только слышали, мы это видели.

— Слышали ли это ближайшие соседи?

— Это даже в домах через дорогу слышали.

— Тебя же просили не опираться на шкафы.

— Чуть позже рухнет второй, потом — третий.

— И так все остальные — один за другим.

— Руины, останутся одни руины.

— Соседи наверняка вызовут полицию.

— Луи, тебе лучше тут не оставаться.

— Думаю, нам всем тут лучше не оставаться.

— Нет, кто-то тут все-таки должен остаться.

— Я думаю, что должен остаться один А.М.

— Во-первых, это он все тут развалил.

— А во-вторых, он сегодня прекрасно выглядит.

— Давайте все-таки бросим жребий?

— Если выпадет на Луи, будем перебрасывать?

— А что говорить соседям или полиции?

— Ничего особенного, спроси, любят ли они театр.

12

Весь день я старалась не думать о новых обстоятельствах в моей жизни, которые вносили некую сумятицу в мое душевное состояние. Я думала о разных посторонних вещах.

Я думала о том, что все-таки люблю свою работу в редакции, потому что приношу пользу Главное — приносить людям счастье, любит повторять бабушка Урсула, и по большому счету она права.

Ведь если дом твой минуют ураганы, и дома всех твоих близких минуют ураганы, и дома остальных людей на планете минуют бури, ураганы и неприятности, то во всем мире настанет повсеместное счастье. А это счастье творят все люди, внося лепту в какое-нибудь дело, в свою профессию и так далее, и так далее.

Еще думала о том, что работать в редакции этой газеты всю жизнь я все-таки не собираюсь. Потому что это было немножко не мое.

Я любила живой язык, я любила водоворот страстей в прозе. Я любила мелодраматические страсти в кинофильмах, я любила пьесы, от которых душа вверх тормашками переворачивалась.