Сопротивляйся - Летова Мария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не уверена в том, что с этим стоит спешить, но у меня есть очень откровенный комплект белья и меня достало то, что я в жизни не надевала его для кого-то.
Глядя на белые стены комплекса, сжимаю ладонь сына в вязаной варежке.
Я не хочу думать о том, откуда Чернышов узнал о моих субботних похождениях. Здесь нет ничего мистического, фото из клуба вчера прислал мне даже мой брат, добавив к картинке восемь вопросительных знаков.
Желающих посмотреть любительский футбольный матч больше, чем я думала, и у нас даже билеты есть. Вся эта блажь благотворительная. Билеты Чернышов прислал на электронную почту.
– Можно мне попкорн? – Мишаня вертит головой и лупает глазами.
– Мы же не в кино, – напоминаю ему.
– Тогда можно мне его потом? – просит он.
Потом он наверняка об этом забудет, поэтому отвечаю:
– Потом можно.
Приглаживаю его темные волосы, зная, что он не любит нежностей на людях. Но здесь всем по барабану, девяносто процентов присутствующих мужчины, и они пялятся на мою подругу.
– Боже, какой цветник, – сухо замечает она, забрасывая ногу на ногу. – Ну, и где наш герой? – всматривается в футбольное поле внизу.
Скрепя сердце, опускаю глаза.
Я нахожу его не сразу, но, как только глаза спотыкаются о высокую, подтянутую фигуру, Руслан поворачивает голову и смотрит на трибуны.
Осматривает их, пока не находит нас.
На нем белая командная форма, на бицепсе оранжевая повязка, очевидно, это означает, что он капитан.
Сердце немного бесится, потому что, однажды я влюбилась в него без памяти не только из-за его любви к театру. Я влюбилась в его тело тоже. И в его лицо. Я могла бы выколоть себе глаза, но даже слепая буду знать, какой этот мужчина привлекательный.
Он видит нас и машет сыну рукой. Тот машет ему в ответ.
– У-у-у… – тянет Маша. – Хорош, папаша.
Отвернувшись, я опускаю глаза в свой телефон, делая вид, что там гораздо интереснее, чем вокруг.
Я листаю план своих занятий на следующую неделю, вспоминая о том, что подруга прислала на почту бизнес-план школы, которую собирается открыть, и посмотреть который у меня не было времени, поэтому проваливаюсь в него сейчас. Все, что могу сказать вот так, навскидку, это не очень дорого.
Все что угодно, только бы не думать о том, что сегодня “годовщина” нашей свадьбы.
В то время мы были почти нищие. Саму возможность принять помощь от моих родителей Руслан считал неприемлемой, поэтому я принимала ее тайком, а когда он об этом узнал, мы дико поругались…
Звучит свисток, и начинается игра.
Сын смотрит на площадку, неподвижный и немного завороженный.
Мы не бывали на спортивных мероприятиях, и его определенно заинтересовала толпа носящихся по залу мужиков.
– У папы мяч… – фиксирует сын, и я верю ему на слово.
Через год после того, как Миша родился, у его папы началась новая жизнь. Он познакомился с разными людьми, и эти связи требовали очень много внимания. Например, дни рождения уважаемых людей в сауне с эскортницами, почему бы и нет? Ведь от этого зависела его карьера.
Я узнала об этом случайно.
Местные журналисты опубликовали “обличающую” статью, и я знала, что на мероприятии, о котором шла речь, был и мой муж тоже.
Он поклялся, что никогда не трахал кого-то на стороне.
Я верила, даже когда он возвращался под утро и трупом падал в кровать.
Верила до того дня, пока не нашла те презервативы.
Их было шесть, а через три дня стало на один меньше.
Это отравило меня. Сделало другой.
Теперь, спустя время, я жалею, что не швырнула их ему в лицо, может, я просто слишком боялась услышать его ответ. До боли в сердце. До отравляющего душу страха. И пыталась отыскать этот ответ сама. В его глазах. В его прикосновениях. В его постоянных отлучках. В том, что он перестал замечать, во что я вообще одета. И перестал звонить просто так, без причины. Просто потому, что соскучился.
Семь лет…
Мы были вместе семь лет, но я хотела его так же, как в чертов первый раз!
– Але! – толкает меня плечом Маша. – Ты где, мать? Посмотри, что творится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Мама! – визжит Мишаня. – Посмотри!
Дернувшись, перевожу глаза на площадку и вижу, что капитан “белых” катается по полу с перекошенным от боли лицом и прижимает к груди согнутую в локте руку. Через секунду его заслоняет возникший рядом медицинский работник, и я понимаю, что на этом игра для нас закончилась.
Глава 15
Оля
Наши дни
Последний год своей жизни я практически посвятила тому, чтобы научиться ее контролировать. От вмешательства родителей, прежде всего. Помимо осуждения моих поступков, мать пыталась решать за меня все, вплоть до цвета штор в квартире, которая досталась мне в наследство от них же. Она пыталась контролировать распорядок моего дня, продукты в моем холодильнике, лекарства, которые даю собственному ребенку. Вторгаясь в шаткие стены дома, который я изо всех сил пыталась сделать своим, но иногда мне казалось, что вернуться к Чернышову было бы гребаным спасением.
Разумеется, я никогда не думала об этом всерьез.
Просто рядом с ним я была сама себе хозяйка, и сама решала, что сегодня будет есть на ужин мой муж или сколько детей я от него хочу.
Изучая развешанные на стенах плакаты с изображением переломов и способов наложения шин, просто пытаюсь понять, когда этот день вышел из-под моего контроля.
Я нахожусь в травмпункте, и мне во второй раз за этот день пришлось подвинуть свои планы, но сын так распереживался от вида машины скорой помощи, которая забрала его отца, что мне пришлось предложить Мише отправиться в травмпункт следом за ней.
"Его увезли на ско-ско-о-орой", – рыдал он.
"Я хочу к па-а-а-пе".
Не знаю, что там с нашим мэром стряслось. С виду он очень мучился, но не умирал.
Мои глаза сверлят дверь в конце коридора, за которой только что скрылась медсестра.
– Ненавижу этот запах… – Маша вышагивает мимо меня туда-обратно, рассматривая потолок и вертя на пальце ключи от своей машины.
Я прекрасно понимаю, о каком запахе она говорит. Думаю, ненавидеть его у нее есть причины, в конце концов, больницы везде пахнут одинаково.
– Мишаня тоже его ненавидит, да? – ерошу темные волосы на макушке сидящего рядом сына.
Уткнувшись в мой телефон, он кормит желтых крокодилов зелеными кубиками, и этот процесс полностью поглотил его внимание.
– Что? – подняв голову, вертит ею во все стороны.
– Ничего, – отвечаю, вставая со стула и подходя к окну.
Обняв себя руками, вглядываюсь в заснеженную темную улицу и фонари.
По кромке тротуара выстроились маленькие елки из проволоки. Они подсвечены гирляндами по краям, и это мило. Не знаю, успел ли наш мэр хоть как-то поучаствовать в жизни города за полтора месяца “в должности”. Я не знаю, справляется ли он, не знаю, как конкретно он попал в это кресло. Я даже не знаю, хотел ли он в него, и если хотел, то когда у него появилась такая идея.
Я ни черта о нем не знаю.
В год нашего развода мы перестали общаться “по душам”. Мы вообще перестали разговаривать, а если и разговаривали, то можно было радоваться тому, что у нас нет соседей.
Копаться в этих воспоминаниях не больно. Доставая эти воспоминания из памяти, я смотрю на них так, будто это было не со мной. По большей части так есть, потому что это был один большой день сурка. Да я почти себя не помню. Я в одиночку воспитывала годовалого ребенка и следила за домом, хозяйкой которого внезапно стала.
Это не было похоже на сказку.
– Мам… – зовет Миша. – Тебе сообщение пришло.
Отвернувшись от окна, подхожу и забираю у него телефон.
“Если у тебя что-то изменится, просто напиши”, – просит Камиль.
Сегодня ночью у него дежурство, и мы планировали встретиться днем, но вместо этого я занимаюсь тем, что подпираю дверь врачебного кабинета в местном травмпункте.