Хрустальный грот - Мэри Стюарт

Послышалось шипение и быстрые удары кремня по железу, занялся трут и, неожиданно ярко в темноте, полыхнул свет. Затем возникло ровное, все нараставшее свечение — это человек зажег сальную свечу.

Точнее, я должен был увидеть медленно нараставший свет, но вместо него вспыхнула искорка, которая тут же превратилась во всепоглощающий пожар, словно с ревом полыхнули просмоленные дрова, сложенные для костра на сторожевой башне. В мой грот вливался, вспыхивая, алый и золотой, багровый и белый, невыносимо яркий свет. Я отшатнулся от него, теперь уже до смерти напуганный, нечувствительный к боли и порезам, и съежился под колючей стеной. Пылала, заполнившись огнем и светом, вся сфера.

Я действительно находился в сфере, круглом помещении, пол, стены и свод которого покрывали кристаллы. Они были столь же хрупкими, как и стекло, и такими же гладкими, но я никогда не видел такого прозрачного стекла; никогда не видел и такого стекла, которое сверкало бы как алмаз. Именно за алмазы я сперва и принял их по детскому своему разумению. Я был внутри сферы, выложенной алмазами, миллионами горящих алмазов, каждая грань которых лучилась светом, отражая его от одного драгоценного камня к другому. В этом свете была и радуга, и реки, и россыпи звезд; переливы складывались в ползущего вверх по стене багряно-алого дракона, а ниже дракона проплывало девичье лицо с закрытыми глазами. Свет вливался в мое тело будто в распахнутое окно.

Я закрыл глаза. Когда я открыл их вновь, то увидел, что золотистый свет съежился и теперь сосредоточился на участке стены размером не больше моей головы, и это пятно, где уже не было никаких видений, отбрасывало сверкавшие изломанные лучи.

Из нижней пещеры не долетало ни звука. Пришедший не шевелился. Я не слышал даже шороха его одежды.

Потом свет сместился. Искрящийся диск медленно пополз по хрустальной стене. Меня била дрожь. Теснее прижавшись к острым камням, я старался не попасть в него. Отступать было некуда. Свет медленно двигался по кругу. Вот он коснулся моего плеча, моей головы, и я пригнулся, сжавшись от страха. Тень от моего движения метнулась по сфере, словно зыбь от ветра, пронесшегося над прудом.

Свет остановился, отступил и застыл, мерцая в кристаллах на прежнем месте. Затем он погас. Но, как ни странно, мерцание свечи осталось — обыкновенный ровный желтый свет за расселиной, ведущей в мое убежище.

— Выходи.

Голос произнес это слово негромко и ясно, совсем не так, как в гневе выкрикивал приказы мой дед, но в нем слышалась таинственная уверенность человека, привыкшего повелевать. Мне и в голову не пришло ослушаться этого голоса. Я пополз по острым кристаллам к выходу из грота. Затем медленно выбрался на уступ, выпрямился, прижавшись спиной к стене большой пещеры, сжимая в правой руке кинжал, и лишь тогда посмотрел вниз.

6

Огромная (или мне так тогда показалось) фигура в длинном одеянии из коричневого домотканого полотна стояла между мной и свечой. Мне видна была седая борода; в свете свечи волосы, тоже седые, казались нимбом вокруг головы. Лицо незнакомца скрывалось в тени, и выражения его было не разобрать. Правую руку он прятал в складках одежды.

Я замер в настороженном ожидании.

— Спрячь свой кинжал и спускайся вниз, — все тем же спокойным и загадочно властным тоном произнес незнакомец.

— После того, как увижу твою правую руку, — возразил я.

Выпростав руку из коричневых складок, незнакомец поднял ее ладонью вверх. В руке у него ничего не было.

— Я безоружен, — серьезно сказал он.

— Тогда посторонись, — сказал я и прыгнул. Пещера была просторная, и стоял он под самой стеной. Приземлившись почти на середине пещеры, я, не успел он и шагу ступить, одним духом проскочил мимо него и оказался перед самым выходом. Но, по правде говоря, он даже не шевельнулся. Отводя в сторону нависшие пологом у входа ветви, я услышал у себя за спиной смех.

Этот звук пригвоздил меня к месту, заставил обернуться.

Теперь, когда я стоял спиной к входу, проникавший свет заливал пещеру, и я смог ясно разглядеть незнакомца. Передо мной стоял старик; основательно поредевшие на макушке волосы свисали на уши безвольными прядями, жесткая седая борода была неровно подстрижена. В мозолистые руки въелась застарелая грязь, но сами эти руки когда-то были тонкими и сильными, с длинными изящными пальцами. Теперь же раздувшиеся подобно червям старческие вены обезобразили их узлами и буграми. Но меня поразило лицо старика: тонкое, с запавшими щеками, оно походило на череп; под высоким челом хмурились кустистые брови, сходившиеся у переносицы над глазами, в которых я не увидел следа прожитых лет. Эти большие, близко посаженные глаза были поразительно ясными и головокружительно серыми. Нос походил на тонкий клюв, а растянувшийся в смехе почти безгубый старческий рот открывал на удивление здоровые зубы.

— Вернись. Тебе нечего бояться.

— Я и не боюсь. — Отпустив ветви, я с показной храбростью вернулся в пещеру и остановился в нескольких шагах от старика. — Чего мне тебя бояться? Ты знаешь, кто я?

С мгновение он молча разглядывал меня, словно размышляя.

— Давай посмотрим. Темные волосы, темные глаза, стан танцовщика и повадки молодого волка… или мне следовало бы сказать «молодого сокола»?

Я опустил руку с кинжалом.

— Так значит, ты меня знаешь?

— Скажем так: я знал, что однажды ты придешь, а сегодня я сразу понял, что в пещере кто-то есть. Что, по-твоему, заставило меня вернуться так рано?

— Откуда ты узнал, что кто-то пришел? Ах да, конечно. Ты видел летучих мышей.

— Возможно.

— Они всегда так поднимаются?

— Только если пришел чужой. Твой кинжал, господин.

Я заткнул кинжал за пояс.

— Никто не называет меня «господин». Я бастард, иными словами, незаконнорожденный. А это значит, что я принадлежу только себе и никому больше. Меня зовут Мерлин, но это тебе, наверное, известно.

— А мое имя — Галапас. Ты голоден?

— Да, — сказал я с некоторым сомнением, вспомнив о черепе и мертвых летучих мышах.

К немалому моему замешательству, он понял. Серые глаза подмигнули.

— Как насчет фруктов и медовой коврижки? И сладкой воды из источника? Что может быть вкуснее, пусть даже и в доме короля?

— В такой час в доме короля не получишь ничего подобного, — честно признался я. — Благодарю тебя, мой господин. Я буду рад отобедать с тобой.

Он улыбнулся:

— Никто не называет меня «господин». Я, как и ты, не принадлежу никому. Иди посиди на солнышке, а я вынесу еду.

Фрукты оказались яблоками, которые с виду и на вкус были точно такими же, как в саду моего деда. Я даже пару раз украдкой взглянул на моего хозяина, чтобы рассмотреть его при свете дня, размышляя, не видел ли я его когда-нибудь на берегу реки или в городе.