Броневой - Илья Тё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же «Васп третий» вызывал у Малярийкина скорее чувство восторга, чем разочарования. Управлять многотонной машиной можно было, как игрушкой, легко. Благодаря универсальной подвеске внутренняя рама и спрятанное в ней место «пилота» практически не подвергалось тряске. По изуродованной, пересеченной местности танк плыл как перо! То же касалось всего остального. Башня вертелась движением пальца. Отдачу при выстреле поглощали компенсаторы. Управлять новым танком комфортно и просто. Но главное – управление осуществлялось быстро. Маляр ликовал!
– Да я погляжу, ты живчик, – восхитился, глядя на все это безобразие, старший старшина.
– Ну да, пока снаряд в башку не прилетел, – пошутил Маляр, подразумевая под «башкой» башню.
Байбулатов еще некоторое время наблюдал за работой товарища Малярийкина, потом достал из кармана казенную бумажку. Это была анкета. Не то чтобы пацан произвел на старика впечатление, но кое-что записать Байбулатов все-таки решил. Анкеты он заводил только на тех совершенно исключительных нубов, которым симпатизировал. То есть на тех, про кого думал, что они не умрут в первом же бою. Если бы Маляр это знал, он бы был обнадежен. Но если бы Маляр знал, какие именно способности отметил Байбулатов, – он бы расстроился.
Опытный старик отметил про себя то, что днем раньше, возможно, обнаружила Элена Прекрасная. В молодом нубе горела нескрываемая и потому очень яркая и заметная дьявольщинка. Деталь, которая обычно напрочь отсутствовала в поведении стандартного, начинающего «пушечного мяса». Малярийкин, по мнению Байбулатова, не просто учился управлять танком. Малярийкин – учился убивать.
Он не задавал ни одного вопроса, свойственного новичкам. Его не интересовали призовые деньги, он не скулил насчет своих шансов на выживание в первом бою (который большинство новобранцев обычно не переживали без реанимации). Статистика смертности и ранений также не волновала Малярийкина. Видя подобную «стоическую отрешенность», Байбулатов решил, что будет помогать молодому человеку всем и во всем. Хладнокровие и презрение к смерти, которые демонстрировал этот нуб, были верными признаками будущих успехов в танковых боях. Во всяком случае – в первых.
Странно, но если бы старый Байбулатов рассказал о таких подробностях самому Малярийкину, тот бы не удивился. Ему правда было накласть практически на все. Единственное, что он желал отыскать на поле и в своей жизни, – машину Шапронова. Какую бы цену ни пришлось для этого заплатить.
* * *Четыре часа сна промелькнули пулей в смотровой каморке Байбулатова. Смотровой она называлась, потому что размещалась на верхнем, третьем, этаже здания АБП, которое отделяло своим первым этажом и ржавыми воротами танковый полигон от грунтовой дороги в Скайбокс. Внешне помещение походило скорее на диспетчерскую, поскольку имело широкое наклонное остекление и не имело никаких штор. Почему комнату называли каморкой, Маляр понятия не имел. К техническим регламентам здания сие название отношения также не имело. Просто так называл свои апартаменты старший старшина. Кстати, выражение «старший старшина», как в первый же момент знакомства с Байбулатовым сообразил Малярийкин, когда-то честно оттабанивший пару лет в армейке, было своего рода стебом. Это Байбулатов так над собой издевался. А также над подопечными. Зато, в отличие от «командоров» и «генералиссимусов» катэошной табели о рангах, звание Байбулатова было реальным, армейским. И получил он его не за игровые бои на локациях «КТО», а за реальное участие в кровавых боевых действиях последней войны. Возможно, шутливая приставка «старший» к званию «старшина» говорила именно об этом.
Перед боем Маляр не покидал полигона. И, таким образом, оказался на точке сбора первым. От данного сомнительного преимущества, впрочем, Малярийкин кайфа не получил. Скорее, наоборот. Незадолго до соревнований, перед самым рассветом, его очень звучно разбудил старший старшина.
– Подъем, боец! Жрать! Пить! Встать! Быстр-а! – С этой многозначительной репликой Байбулатов протянул подопечному вонючее какао и толстый бутерброд.
Маляр протер глаза, потом бросил взгляд на часы.
– А че случилось? Че рано-то так? – После бессонной ночи и короткого утреннего сна голова словно плыла. И все же привычки, наработанные еще в «наш-ангаре» в неудачные голодные годы, оставались сильными. Без всякого участия головы руки сами потянулись к «бутеру» и быстренько транспортировали кусок в рот.
Байбулатов почесал маковку. Обеими освободившимися после передачи какао руками.
– А, ну да, информация! – злорадно воскликнул он. – Значит, докладываю. Ночью примчалась Лена. Велела поставить тебе новое орудие. Мои реммехи возились, пока ты дрых. Пушка – прокачанный до второй модификации «Смоки». Это средний калибр. Как раз для нубов вроде тебя. От учебки отличается мало. Дешевая модель, простая, как сапог. Отлично подходит для шустрых корпусов, вроде первого «Васпа». Лавируй с ней, шмаляй, уносись. Высокая кучность при стрельбе. Хорошая скорострельность. Пробивная способность небольшая, достойный урон можно нанести на близкой и средней дистанции. Если вздумаешь жечь лобовую броню в корпусах высокого уровня – только в упор. То есть проще самому застрелиться. Уяснил?
– Уяснил… в смысле, так точно, товарищ старший старшина! Все, я пошел! – Малярийкин запихал в рот остатки бутерброда, плеснул в рот какао-кипяток (судя по вкусу имевший такое же отношение к какао, как мухомор к жульену), обжег язык, матюгнулся, сбегал отлил, умылся, натянул штаны и прочие причиндалы. Вылетел на полигон. Возле внешней стены АБП, то есть там же, где вчера бросили, высился блестящим верблюжьим горбом его вчерашний, уже обожаемый, танк.
Малярийкин еще подумал, что это просто прелестно – начать убивать людей на рассвете. Особенно в первый раз. Маляр стоял перед танком, танк перед ним, а солнце – солнце поднималось за танком, освещая грани стальной машины нежными розовыми лучами, делая обращенную к Малярийкину сторону смертоносного аппарата почти невидимой и темной, но контур танка ярким и выразительным. Особенно – на фоне светлого-пресветлого неба, на котором уже отгуляли звезды с луной, но еще не встало царствовать солнце. Первые мягкие лапки дневного светила ласково ложились на броню, прыгали бликами и звездочками по тусклой поверхности металлического гиганта. Красотень!
Малярийкин сплюнул. Этакое чудное солнышко и погода, по личному, его, Маляра, невысказанному мнению, не соответствовали предстоящей кровавой оказии с танкистами-гладиаторами. С этой стороны и ракурса «Васп» действительно походил на верблюжий горб. Если не видеть орудийный ствол. С ним… с ним контур «Васпа» напоминал нечто другое. Не розовое. Более матерное. В любом случае, боевая бронированная машина на рассвете выглядела интересно. Наверное – как всё на рассвете. Кроме, разумеется, трупа. Трупа танктиста, например.
Отбросив пессимистический настрой, Малярийкин быстро залез внутрь корпуса, оплел себя ремнями, активировал электронные боевые системы и принялся ждать.
Насколько помнил Маляр по армейке, танки и вообще тяжелую бронетехнику вроде САУ у них в дивизионной артиллерии называли «сундуками».
Сундук, тук-тук.Веселый стук.Соси снаряд, мой юный друг!
– прошептал себе под нос старую армейскую прибаутку Малярийкин.
В следующее мгновение в динамиках прозвучал сигнал к бою. Двадцать «сундуков» рванули с места мгновенно. Но хаотично. Как показалось Малярийкину (и было, к слову, на самом деле), нубы из его группы рванули на форсаже в разные стороны, просто чтобы не стоять на месте. Ни тактики ни какого-то сложного и заранее продуманного рисунка боя здесь не следовало искать. Если бы в группе были опытные бойцы – возможно. За линией хаотичных передвижений и рывков могла скрываться более сложная тактика, чем «кричи и беги». Но с нубами – никак нет.
Воздух разрезал огонь! «Эх, красиво», – подумал Малярийкин. Яркие вспышки. Грозное уханье. Малярийкин вопреки совету старого Байбулатова гермошлем не надел. Ну еще бы – начитался перед боем советов и инструкций. Вместо гермошлема на его башке красовались объемные специализированные наушники. Они и от ударной волны могли перепонки защитить и от громких звуков изолировали. Разрывы снарядов и их заунывный вой Малярийкин ощущал лишь как незначительный (но здорово раздражающий) глухой шум.
Как и траектории движения боевых машин, судорожные залпы башенных орудий, похожие по систематичности и упорядоченности скорее на чихание туберкулезника, чем на артиллерийскую стрельбу, выпинывали в небо снаряды наобум. Наспех, без дела, в «молоко». Будто начинающим игрокам было не жалко боезапаса. Будто начинающим игрокам было не страшно открыто, в столь ограниченной по масштабам локации такими выстрелами обозначать себя.