Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

По возвращении в Сандхерст Черчилль начал готовиться к последним экзаменам. Верховая езда, которой он теперь овладел в совершенстве, стала его страстью. Но когда он попросил у отца, находившегося в тот момент в Калифорнии, разрешения перейти в кавалерию, лорд Рэндольф возмутился: «Лучше бы тебе выбросить это из головы, во всяком случае, до конца моей жизни, пока ты зависишь от меня». Препятствием были расходы на лошадей. «Я все же надеюсь, – написал Черчилль матери в сентябре, – что, когда он поймет, насколько мне этого хочется, он не отправит меня в пехоту против моего желания». Между тем лорд и леди Рэндольф прибыли в Японию. Там состояние лорда Рэндольфа ухудшилось.

В Лондоне же Черчилль впервые поучаствовал в социальном конфликте, присоединившись к протесту, связанному с намерениями властей закрыть «Эмпайр». В театре происходили сборища молодых людей, которые не только общались во время представлений и в антрактах, но и частенько злоупотребляли алкоголем.

В письме в Westminster Gazette, подписанном инициалами WLSC, Черчилль доказывал, что привитие более строгих стандартов поведения в обществе зависит в большей мере от улучшения социальных условий и образования, нежели от ханжей. Он также писал, не подозревая о природе отцовского заболевания: «Природа уготовила более тяжкие и страшные наказания для roués и libertines[6], чем может изобрести какое бы то ни было государство. Эти наказания существуют с сотворения мира, но тем не менее безнравственность остается распространенным явлением. Вмешательство государства в любом виде никогда не искоренит зла».

Черчилль признавал, что обе стороны, участвующие в споре за «Эмпайр», заинтересованы видеть Англию нравственнее, но подчеркнул: «В то время как «комитеты бдительности» желают искоренить зло парламентскими законами и готовы ради этого принести в жертву гражданские свободы, «антиханжи» предпочитают другое. Попытки исправить ситуацию репрессивными методами – опасный путь, обычно приводящий к обратной реакции».

Письмо было опубликовано 18 октября. 3 ноября Черчилль сделал последнюю попытку поддержать протест. «Читал ли ты в газетах о бунте у «Эмпайр» в прошедшую субботу? – спрашивал он брата. – А ведь это я возглавлял бунтовщиков и произнес речь перед толпой». Его лозунгом в тот вечер было: «Я за Свободу!» Он говорил своим единомышленникам: «Вы увидели, как мы сегодня снесли все баррикады. Не забудьте голосовать на ближайших выборах против тех, кто несет за них ответственность». Битва тем не менее была проиграна, и театр закрыли. «Не знаю, что ты думаешь по этому поводу, – написал Черчилль отцу, – но я уверен, что ты не одобряешь насильственных и бесполезных мер».

В это время отец Черчилля направлялся из Гонконга в Индию. В телеграмме, пришедшей от доктора Кейта в первую неделю ноября, сообщалось, что у него начались галлюцинации и он не в состоянии нормально говорить. Сильно встревоженный Черчилль убеждал доктора Руза сказать честно, насколько серьезно состояние отца. Ему назвали симптомы, но не причину. «Я никогда не подозревал, насколько тяжело папа болен, – тут же написал он матери. – И никогда до этого момента не верил, что с ним может случиться что-то серьезное».

Теперь он прилагал все усилия, чтобы скрыть новости от бабушки, которой уже показали несколько настораживающих бюллетеней. «Я бы посоветовал, насколько возможно, – писал он матери, – скрывать положение от герцогини. Неблагоприятные новости сильно ее расстраивают. Она переживает и думает только о том, чтобы снова увидеть папу, и на неделю впадает в отчаяние после любых плохих сообщений».

В конце ноября, когда лорд Рэндольф был в Мадрасе, доктор Кейт телеграфировал доктору Рузу, что его пациенту осталось жить около шести месяцев. Руз показал телеграмму Черчиллю, который решил тут же мчаться в Индию. «Не представляю, как долго продлится папина болезнь, – написал он матери, – но я намерен приехать и повидаться с ним». Он также уговаривал мать поскорее вернуться в Египет или на Французскую Ривьеру, где они с Джеком могли бы присоединиться к родителям. «Для тебя это должно быть ужасно, – писал он матери, – но для меня почти так же. Ты, по крайней мере, с ним рядом».

Леди Рэндольф согласилась, что в таком состоянии, при участившихся галлюцинациях и распаде сознания, мужа нужно возвращать на юг Франции. 29 ноября, накануне своего двадцатилетия, Черчилль написал Джеку: «Папа и мама возвращаются и будут в Монте-Карло в конце декабря. У нас появится возможность приехать и встретиться с ними. Врачи полагают, что, если ему обеспечить полное спокойствие, он может поправиться. Но в политику ему уже никогда не вернуться».

Учеба Черчилля в Сандхерсте подходила к концу. К своей радости, на экзаменах по выездке он стал вторым из 127 кадетов. «Надеюсь, ты будешь доволен», – написал он отцу. Но лорд Рэндольф уже не воспринимал окружающее. По прибытии в Коломбо его пришлось держать в смирительной рубашке. Оттуда его перевезли в Каир. Надеяться на восстановление на юге Франции не приходилось. Его доставили в Лондон.

24 декабря лорд Рэндольф появился на Гровенор-сквер. Через несколько дней у него начались мучительные боли, и семья решила, что он при смерти. Встревоженный этим, принц Уэльский попросил собственного врача, сэра Ричарда Куэйна, узнать у невропатолога лорда Рэндольфа, доктора Буззарда, причину заболевания. Буззард ответил: «Лорд Рэндольф страдает прогрессивным параличом. Первые симптомы в виде невнятной артикуляции были замечены мной около двух лет назад. Перед этим я его не видел год, а то и два, поэтому невозможно сказать, как долго он был подвержен этому заболеванию». На непрофессиональном языке «прогрессивный паралич» – следствие сифилиса обычно проявляется через десять-двадцать лет после заражения.

Спустя столько времени невозможно было быть абсолютно уверенным в диагнозе, но Буззард был уважаемым авторитетным специалистом с огромным опытом в этой области. В письме его также говорилось: «Вы хорошо знаете, до какой степени подобные случаи различаются в зависимости от конкретных симптомов, хотя они обычно приводят к фатальному исходу в течение трех или четырех лет».

Впрочем, окончательно надежды Буззард не терял, сообщая доктору Куэйну: «При правильном питании и покое его светлость значительно восстановился и сейчас может общаться, узнает людей, помещение, в котором лежит, и вспоминает прошедшие события. Однако артикуляция порой не позволяет понять, что он произносит. Галлюцинаций нет. Его состояние можно определить как психическую слабость. Вполне возможно, состояние может улучшиться, если обеспечить щадящий образ жизни. Но поскольку уже были неоднократные приступы паралича, то они могут повториться в любой момент, и проявление их в жизненно важных органах может спровоцировать внезапную смерть. У него очень слабое сердце. Также не исключено, что он может погрузиться в состояние нарастающего слабоумия с сопровождающими его физическими проблемами, медленно приводящими к смерти».

«Физически он лучше, – написала леди Рэндольф сестре Леони 3 января 1895 г., – но психически в тысячу раз хуже. Даже его мать уже хочет, чтобы он скорее умер». Через несколько дней, очнувшись от глубокого сна, лорд Рэндольф спросил, когда они поедут в Монте-Карло. Ему ответили, что на следующий день. «Это хорошо», – произнес он, а потом, увидев сына, спросил, как и когда он сдал экзамены в Сандхерсте. Черчилль сказал, что у него двенадцатый результат из ста тридцати кадетов.

Лорд Рэндольф умер утром 24 января, не дожив три недели до своего сорокашестилетия. Через три дня его похоронили на церковном кладбище в Блэдоне, за стенами Бленхейма.

Не подозревая об ужасной причине смерти отца, Черчилль решил, что она – очередное подтверждение того, что все Черчилли умирают молодыми. И он, и Джек родились недоношенными. Джека вообще поначалу посчитали мертворожденным. Трое братьев лорда Рэндольфа умерли в младенчестве, четвертый брат скончался на пятом десятке, как и сам лорд Рэндольф. У самого Черчилля всегда было слабое здоровье.

Это пугало его. Черчилль теперь не только стремился доказать, что вовсе не является никчемным человеком, как утверждал его отец, но его еще стала преследовать мысль, что ему тоже суждено умереть молодым. «Неужели сорок, и все кончено?» – задавался он вопросом двадцать лет спустя. Черчилль никогда не видел письма Буззарда Куэйну, которое было найдено и впервые опубликовано его сыном Рэндольфом в 1967 г., и не мог знать, что его страх умереть молодым в силу наследственности совершенно неоправдан.

Летом 1895 г., через полгода после смерти отца, Черчилль приехал в Блэдон посетить его могилу. «В маленькой церкви шла служба, – написал он матери, – и голоса поющих детей добавляли красоты и покоя всему месту. Жаркое солнце последних дней немного подсушило траву, но розовые кусты были в полном цвету и украшали церковное кладбище. Я был совершенно поражен необыкновенным ощущением тишины и покоя, а также атмосферой прежней жизни, царящей там, и испытал одновременно и печаль, и умиротворение. Он бы наверняка выбрал для себя это место. Думаю, тебе станет легче, когда ты это увидишь».