Философия истории - Юрий Семенов

А между тем сам М. Вебер писал, что, не выводя Реформацию из экономических сдвигов, «вместе с тем мы ни в коей степени не склонны защищать столь нелепый доктринерский тезис, будто «капиталистический дух» (в том смысле, в котором мы временно употребляем это понятие) мог возникнуть только в результате влияния определенных сторон Реформации, будто капитализм как хозяйственная система является продуктом Реформации. Уже одно то, что ряд важных форм капиталистического предпринимательства, как известно, значительно старше Реформации, показывает полную несостоятельность подобной точки зрения».312 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М. 1990. С. 106.В последующих изданиях свой работы М. Вебер в примечании к этим словам добавил: «Невзирая на данные и последующие (оставшиеся без изменений) достаточно ясные, с моей точки зрения, замечания, мне странным образом постоянно приписывают именно этот тезис».313 Там же. С. 135.

Один из слоев общественного сознания оказался в центре внимания значительного числа историков, принадлежащих к «третьему поколению» школе «Анналов», или «Новой исторической науке». Как говорит наш страстный поклонник этого направления — А.Я. Гуревич, данных историков привело к этому «стремление возможно полнее и глубже раскрыть движущие силы экономики и общества».314 Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1. М., 1989. С. 79.

Этот новый объект исторического исследования получил название ментальностей. «Ментальности (mentalités), — писал А.Я. Гуревич, — термин, которым «новая историческая наука», наиболее влиятельное направление современной зарубежной историографии, обозначает главный предмет своего анализа: социально-психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. В то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованы в законченные и продуманные системы, ментальности диффузны, разлиты в культуре и обыденном сознании. По большой части они не осознаются самими людьми, обладающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказываниях как бы помимо их намерений и воли».315 Там же. С. 75.

«До недавнего времени, — утверждает А.Я. Гуревич, — историки не обращали внимания на ментальности, воображая, будто духовная жизнь исчерпывается философскими, религиозными, политическими, эстетическими доктринами и что содержание идей мыслителей и теоретиков якобы можно распространить на все общество».316 Гуревич А.Я. Жак Ле Гофф и «новая историческая наука» во Франции // Ж. Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 356.

Как указывает он, впервые к изучению ментальности обратились в 30 —40-е годы М. Блок и Л. Февр, но по настоящему оно развернулось лишь с 60-х годов. «Исследование ментальностей, — подчеркивает А.Я. Гуревич, — большое завоевание «Новой исторической науки», открывшей новое измерение истории, пути к постижению сознания «молчаливого большинства» общества, тех людей, которые образуют его основу, но которые, по сути дела, были исключены из истории».317 Там же. С. 356.В советской исторической науке этим совсем не занимались, чему препятствовал исторический материализм с его ориентацией исключительно лишь на экономику.

Прежде всего, следует отметить, что тот слой общественного сознания, который был окрещен представителями школы «Анналов» ментальностями, давно уже был известен ученым под названием общественной психологии. И сторонники исторического материализма не только не игнорировали его существования, но специально обращали на него внимания. Указание на качественное отличие общественной психологии от идеологии, т.е. от философских, политических и т.п. доктрин вошло во все учебники по историческому материализму, не исключая появившихся еще в сталинскую эпоху.

«Общественная психология, — указывалось в одном из них, — это совокупность чувств, настроений, переживаний, мыслей, иллюзий, привычек, навыков, черт характера людей данного класса или общества, стихийно возникающих в сознании людей в связи с непосредственными условиями материальной жизни».318 Исторический материализм. М., 1951. С. 562.

«Сферу общественной психологии, — говорится в другом учебнике, — образуют мысли, представления, чувства, настроения, непосредственно возникающие у людей в процессе их жизни, отражающие положение этих людей в обществе и побуждающие их на определенные общественные действия... Общественная психология отражает положение и интересы класса еще смутно и неоформленно, скорее стихийно, чем сознательно... Сила старых навыков, привычек, взглядов, когда эти взгляды, привычки охватывают миллионы людей, исключительно велика... В общественной психологии в непосредственном единстве даны политические, нравственные, эстетические и другие взгляды без их четкой дифференциации, общественная психология есть сумму всех этих взглядов, тесно переплетенных друг с другом и не всегда осознаваемых».319 Чесноков Д.И. Исторический материализм. М., 1964. С. 294-295.

«В отличие от идеологии, представляющей собой систему идей и в этом смысле нечто целостное, — читаем в третьем, — общественная психология включает в себя целую совокупность духовных образований, мыслей, чувств потребностей, настроений, иллюзий, нравов, представлений и т.д. Специальное изучение этих многообразных образований имеет принципиальное значение, поскольку понять историю как историю масс нельзя, не учитывая психологию массовых движений».320 Келле В.Ж., Ковальзон М.Я. Исторический материализм. М., 1969. С. 293.

Выделение общественной психологии (=ментальностей) имеет в марксистской мысли давнюю традицию. Огромное внимание уделял ей видный итальянский марксист Антонио Лабриола (1843—1904) в своей работе «Исторический материализм» (1896; русск. переводы: Л., 1925; А. Лабриола. Очерки материалистического понимания истории. М., 1960) и Г.В. Плеханов. В целях экономии места приведем лишь отрывок из весьма обширной рецензии последнего на книгу А. Лабриолы.

«Чтобы понять историю научной мысли или искусства в данной стране, недостаточно знать ее экономию, — излагает Г.В. Плеханов мысли автора рассматриваемой работы, полностью солидаризируясь с ними. — Надо от экономии уметь перейти к общественной психологии, без внимательного изучения и понимания которой невозможно материалистическое объяснение истории идеологий... Историческая наука не может ограничиться одной экономической анатомией общества, она имеет в виду всю совокупность явлений, прямо или косвенно обусловленных общественной экономией, до работы воображения включительно. Нет ни одного исторического факта, который своим происхождением не был бы обязан общественной экономии; но не менее верно и то, что нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы, которого не сопровождало бы и за которым не следовало бы известное состояние сознания. Отсюда — огромная важность общественной психологии. Если с нею необходимо считаться уже в истории права и политических учреждений, то без нее нельзя сделать ни шагу в истории литературы, искусства, философии и проч.».321 Плеханов Г.В. О материалистическом понимании истории // Избр. философ. произв. в 5-ти т. Т. 2. М., 1956. С. 247-248.

Обращение представителей школы «Анналов» к исследованию общественной психологии можно только приветствовать, однако никакого ключа к пониманию сущности исторического процесса оно не дает и дать не может. Объясняя все ментальностями, они в то же время уклоняются от ответа на вопрос об источнике, основе ментальностей. И, разумеется, ничего они не могут сказать о движущих силах истории. Это вынужден признать и А.Я. Гуревич. «Возвращаясь к Школе «Анналов», — пишет он, — нужно признать, что в центре внимания ее представителей находятся не изменения, не развитие, но стабильные состояния, структуры (экономические, социальные, ментальные). Синхрония, а не диахрония, заполняет современное видение истории».322 Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. С. 282.История без изменений, без развития, т.е. история без истории — вот последнее слово этого направления западной историологии.

Еще одна, довольно аморфная и расплывчатая концепция основы общества и движущих сил социальной эволюции возникла в результате попыток раскрыть качественное отличие человека от животных. Было ясно, что тут ничем не может помочь анализ морфофизиологической организации человека. Отличие физической организации человека от физической организации животных, конечно, значительно. Но не только не меньшим, а иногда существенно большим может быть различие между физической организацией животных разных видов. Вряд ли могут быть сомнения в том, что, например, шимпанзе по своей морфофизиологической организацией значительно больше отличается от наука, чем от человека.