Патруль времени (сборник) - Пол Уильям Андерсон

В обоих племенах имелись люди, которые товар на обмен переправляли морем, аж до ругиев на юге или англов на западе. Эйнские геаты, кроме того, ежегодно устраивали в гавани Каупавика ярмарку, которая привлекала многих приезжих из далеких земель. На эту ярмарку альваринги привозили свои изделия из шерсти, соленую рыбу, шкуры морских зверей, масло из ворвани, перья и пух, янтарь, когда штормы выбрасывали его на берег. Время от времени их юноши присоединялись к команде какого-нибудь иноземного корабля: если они оставались в живых, то возвращались домой с рассказами о неведомых странах.

Хлавагаст и Готахильда лишились троих детей. Тогда он поклялся, что, если Найэрда будет оберегать детей, что родятся позже, до тех пор пока у первого не сменятся все молочные зубы, то он отдаст ей мужчину — не двух рабов, обычно старых и больных, которых она получала, когда благословляла поля, а здорового юношу. Родилась девочка. Он назвал ее Эдх, Клятва, чтобы богиня не забыла о его просьбе. Вскоре за ней последовали сыновья, о которых он мечтал.

Когда настало время, он снарядил корабль с воинами и отправился на другую сторону канала. Чтобы не взбудоражить геатов с материка, он двинулся мимо них на север и напал на лагерь скридфенов. Из захваченных пленников он выбрал одного и прирезал его в священной роще Найэрды. Остальных продал в Каупавике. Больше Хлавагаст не устраивал набегов, ибо был он по натуре спокойным, задумчивым человеком.

Может быть, из-за особых обстоятельств начала ее жизни, может быть, потому, что у нее были только братья, Эдх росла тихой, погруженной в себя. У нее были друзья и подруги среди деревенских ребятишек, но никого по-настоящему близкого. И когда все играли вместе, она всегда оказывалась в стороне. Эдх быстро училась всякой работе и выполняла ее очень старательно. Но лучше у нее получались дела, зависящие только от нее самой, например, вязание. Она редко болтала и хихикала с подружками.

Однако если ей случалось говорить, подружки слушали ее, ибо рассказывать Эдх умела. Позже и мальчишки, а бывало, и взрослые стали прислушиваться к ее историям. С годами они становились все интереснее, Эдх стала вставлять в них стихи, почти как у скальдов. Истории были о мужчинах-путешественниках, прекрасных дамах, колдунах и ведьмах, о говорящих животных и сказочных существах, о землях за морями, где могло случиться все, что угодно. Временами в них появлялась Найэрда, в качестве советчицы или спасительницы. Сначала Хлавагаст боялся, что богиня может разгневаться, но ничего плохого не случалось, и он не стал запрещать дочери упоминать имя богини. Все-таки его дочь определенным образом связана с нею.

В деревне Эдх никогда не оставалась в одиночестве. Никто не оставался: дома лепились чуть не вплотную друг к другу. В каждом доме с одной стороны располагались стойла для коров или лошадей, у кого они были, а с другой — настилы для людей. Громоздкий ткацкий станок стоял у дверей, чтобы больше было света во время работы, стол и скамья в дальнем конце, а глиняная печь в центре. Продукты и домашнюю утварь либо вешали под потолком, либо укладывали на потолочные балки. Двери выходили во двор, по которому вокруг колодца бродили свиньи, овцы, домашняя птица и тощие собаки. Жизнь, сосредоточившись на крохотных подворьях, смеялась, разговаривала, пела, плакала, мычала, блеяла, крякала и лаяла. Скрипели колеса телег, стучали копыта, гремел молот по наковальне. Лежа в темноте на соломенной постели под овечьей шкурой среди теплых запахов животных, помета, сена, золы, можно было слышать, как плачет ребенок, который не успокоится, пока мать не даст ему грудь, или как она и отец возятся в своем углу, тяжело дыша и постанывая, или как лают собаки на луну, как шуршит дождь, как свистит, а то и ревет ветер, или шумит что-то еще вдали; то ли каркает ночной ворон, то ли кричат тролли и мертвецы…

Для маленькой девочки, когда она свободна от однообразной работы, есть множество объектов для наблюдения: приезды и отъезды, свадьбы и роды, тяжелый труд и буйное веселье, искусные руки, обрабатывающие дерево, кость, кожу, металл, камень; священные дни, когда люди приносят жертвы богам и устраивают пиры… Когда ты вырастаешь, тебя берут с собой, и ты видишь, как проезжает мимо повозка Найэрды, закрытая так, что никто не может видеть богиню; на тебе гирлянды из вечнозеленых растений, и ты разбрасываешь прошлогодние цветы на ее пути и поешь своим детским голосом. В эти мгновения радость и чувство обновления смешиваются с благоговением и с невысказанным подспудным страхом…

Эдх продолжала расти. Шаг за шагом она овладевала все новыми работами, которые все дальше уводили ее от дома. Она собирала сухие ветки для растопки, целебные травы и ягоды, марену для окрашивания тканей. Позже она стала ходить с компанией, которая собирала орехи в лесу и раковины на берегу. Потом она помогала убирать урожай на полях в южной части острова, сначала с корзинкой для сбора колосьев, а года через два взяла в руки серп. Мальчишки пасли скот, и девчонки, принося им обед, часто задерживались у них на весь долгий-долгий летний день. Кроме коротких периодов в переполненное заботами время страды, люди жили размеренно, у них не было причин для спешки. И не боялись они ничего, кроме болезни, злых наговоров, ночных тварей и гнева богов. Ни медведи, ни волки не водились на острове, а враги давно уже не зарились на этот убогий клочок земли.

Все больше взрослея, превращаясь из ребенка в девушку, Эдх отправлялась бродить по пустоши, чтобы избавиться от дурного настроения. Обычно ее походы заканчивались у моря, где она сидела, завороженная зрелищем бесконечной стихии, пока тени и вечерний бриз не принимались теребить ее за рукав, напоминая, что пора идти домой. С высоты известняковой скалы на западном берегу она смотрела в сторону материка, туманного и далекого; с песчаного восточного берега она видела только воду. Этого было достаточно. В любую погоду темно-синие волны плясали под голубым небом, снежные хлопья пены украшали их плечи, а над ними — вихрь чаек. Зеленые и серые волны мчались грузно, их гривы развевал ветер, размеренные удары о берег отзывались дрожью в глубине ее тела. Они вздымались, рушились, растекались, наполняя воздух брызгами. В хорошую погоду волны несли на себе дорожку из расплавленного золота от нее до самого солнца, подергивались рябью перед наступающим дождем и отзывались недовольным шумом, они прятались в тумане и, невидимые, шептались о чем-то неведомом. Раздавая угрозы и благословения, бродила среди них Найэрда. Ей принадлежали водоросли и обкатанный янтарь, рыбы, птицы, тюлени, киты и корабли. Ей принадлежали ростки жизни на суше, когда она выходила на берег к своему Фрейру, потому что море опекало их, укутывало туманом, горевало об их зимней смерти и пробуждало их к жизни весной. Едва заметен среди всего живого был ребенок, которого она хранила в этом мире.