И аз воздам - Надежда Попова

— «Ткань мироздания», — повторил Ульмер нараспев. — «Порядок вещей»… Какие, однако, заковыристые речи из уст бродячего охотника; общение с инквизиторами дурно на тебя влияет… А если мне все равно, м? Если мне интересно увидеть, до каких пределов это можно творить, сколько это ваше мироздание, ваш хваленый порядок сможет это выдерживать? А если я состязаюсь с ним, борюсь с ним, если это моя ставка — «кто кого», я одолею его и подчиню, или оно меня стряхнет, как муху?

— Да ты больной, — покривился охотник, и Ульмер снисходительно поправил:

— Я игрок, Ван Ален. А что за игра без высокой ставки? Вот твой приятель это знает и понимает меня, он многие годы так живет; верно ведь, Гессе? Потому и удалось меня переиграть на время. К слову, не сказать, что я потрясен, но удивлен точно. Жаль, что ты на мои вопросы отвечать не станешь и не расскажешь, как тебе это удалось, и я так и останусь мучимым любопытством… Или расскажешь? Давай, Гессе, все любят хвастаться, а ты — так и побольше некоторых. Как тебе удалось избежать судьбы? Как ухитрился идти с нею рядом и не пересечься? Ведь это уже не вмешательство свыше, это ты, ты сам, я это видел… Как?

— Хальс, — снова ни слова не сказав в ответ, поторопил Курт. — Что удалось выяснить ему? Почему его ты устранил именно тогда, именно в тот день?

Улыбка Ульмера растаяла, сменившись гримасой неприязни.

— Гайер, — коротко и недовольно пояснил бывший сослуживец. — Кристиан шел говорить с Гайером. Неприлично догадливый сукин сын. Прежде это возмещалось благой привычкой держать язык за зубами, но в последнее время нервы, что ли, стали сдавать, уж не знаю… Впрочем, у многих заговорщиков и вообще носителей какой-либо тайны со временем появляется склонность к обсуждению всяческих потаенных движений души. Это, помнится, ты же сам рассказывал нам на своей лекции… Что? — с усмешкой уточнил Ульмер. — Не помнишь меня? Разумеется, как тут запомнить; ты, думается, ни на одно лицо и внимания-то не обратил, а они тебе внимали, как пророку… Я сидел в третьем ряду. Лекция была интересной, мне понравилось; взял тогда на заметку много полезного.

— Что выяснил Хальс? О чем проболтался Гайер?

— О происходящем в городе, полагаю. А Кристиан сопоставил одно с другим.

— Учение о трех эпохах, — произнес Курт медленно, следя за лицом арестованного. — Вот что «сопоставил» Хальс.

— Я смотрю — тебе и рассказывать-то ничего не нужно, — одобрительно кивнул Ульмер и приятельски подмигнул: — Отличная ересь, правда? Удобная. Прячется на виду, как лист в лесу. Сходу не распознать, даже если ее адепт в твоем присутствии прочтет длиннейшую проповедь, основанную на ее постулатах, даже если целый город будет подвержен ей… И судя по этому взгляду, Великого Молота Ведьм, наконец-то, осенило, кто является ее проводником и хранителем в Бамберге.

— Епископ…

— Не расстраивайся, — сочувственно кивнул Ульмер. — Кристиан соображал дольше; и до конца, кажется, всего происходящего все равно не понял. Даже пытался явиться к нему со своими выкладками, дабы тот предотвратил распространение нехороших идей среди своих духовных чад. Не знаю уж, какими словами Его Преосвященство отвадил нашего ревностного собрата, но Кристиан остался в убеждении, что с епископом городу не повезло, и придется решать проблему самому.

— Как тебе удалось совратить фон Киппенбергера к ереси? Или это опять «совпадение», и «так сложилось», что ты наткнулся на него именно в том городе, в который тебя перевели?

— Не поверишь, — широко улыбнулся Ульмер и, всмотревшись в его лицо, нарочито нахмурился: — Хм, и вправду не веришь… А напрасно. Впрочем, отчасти ты прав — не такое уж это и совпадение.

— Я слушаю, — поторопил Курт. — Как?

— Если читать начальственную переписку, можно узнать много интересного, — сообщил бывший сослуживец доверительно. — Это, кажется, единственное нарушение служебных предписаний, которого до сих пор не было в твоем арсенале, да? Крайне рекомендую. Из нее можно узнать, например, что один из епископов был замечен в склонности к ереси и даже имел в прошлом определенные проблемы по этой причине; проблемы, правда, были решены быстро и спокойно, покаяние свершилось… Но бывших еретиков не бывает, кому как не тебе это знать.

— И ты так вот просто явился к нему и сказал «а не вернуться ли тебе к ереси, приятель»?

— Можно и так сказать, — согласился Ульмер серьезно. — Я подсунул ему экземпляр Иоахима Флорского. Разумеется, святой отец не смог удержаться от того, чтобы освежить в памяти милые сердцу строки… Того, что было меж этих строк, он не заметил, но зато оно заметило его. Теперь он — врата и ключ ереси… Вижу, всем здесь не терпится узнать, как было дело, хотя никто, кроме тебя, похоже, не понимает, о чем вообще идет речь; разве что твой приятель охотник о чем-то догадывается.

— Говори.

— Да ведь ты, думаю, уже понял, — снисходительно усмехнулся Ульмер и пояснил с преувеличенной торжественностью, будто зачитывая фрагмент из какого-то эпоса: — Святой отец читал знакомые строки, видел знакомые слова и открывал им свое сердце, принимал их в свою душу. Он слышал, как эти слова отзываются в нем, звучат в нем, ему казалось, что сам Иоахим говорит их ему; да что там, сами Ангелы, сам Бог! Он слышал шепот, ангельский шепот на языке, не известном человеку, и с каждым днем неведомый язык становился все понятней, шепот звучал все громче и ближе, и вот уже он начал повторять эти слова — сперва неосознанно, а после и своевольно, осмысленно. Хочешь услышать, что он говорил?..

Кулак в кожаной перчатке снова впечатался в челюсть Ульмера с первыми звуками так и не произнесенного слова; тот тихо всхрипнул, не удержавшись и повалившись у стены на бок, и Курт, ухватив его за ворот, рывком выпрямил, снова усадив напротив себя.

— Настолько далеко наша любознательность пока не распространяется, — пояснил он подчеркнуто доброжелательно, мысленно снова возблагодарив Бога за то, что присутствующие не вмешиваются, оставив происходящее полностью на его усмотрение. — При следующей попытке повышибаю нахрен зубы; внятно произнести после этого не то что какие-то заклятья, а и собственное имя ты сможешь навряд ли. Это — понятно?

— Доходчиво, что уж тут, — согласился Ульмер, пытаясь отереть плечом разбитую губу. — И не захочешь — поймешь.

— Книга, — напомнил Курт. — Откуда она и кто ее писал?

— Думаю, Мельхиор, — равнодушно отозвался тот. — Он передал мне ее, он рассказал, что она такое, и он же, полагаю, принимал участие в ее создании. Понимаю, это несколько рушит уже сложившийся в твоей голове образ немощного маразматика, но с этой новостью тебе придется смириться; и помолиться заодно — о том, чтобы не довелось исполнить твою мечту и повстречаться с этим человеком лицом к лицу. Хотя, не скрою, мне было бы любопытно узнать об итогах подобной встречи…