Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…леди Сольвейг разозлится. И наверняка обвинит во всем Кэри.
- Будете знать, - она примеряется и ударяет по льду ботинком. - Как шантажировать женщин…
- Буду, - Кейрен хрипло смеется.
Замерзнет ведь…
…и есть шанс, если Кэри решится…
- Пожалуйста, - перчатку она стянула зубами, и пальцы тотчас обожгло холодом. - Отвернитесь.
Перчатку хотела спрятать, но выронила, и та нырнула в темноту, исчезла среди огней… не смотреть. Не думать… не о том, что случится, если Кэри упадет.
Она сумеет.
Жила откликнулась на зов легко, плеснула силой, горько-сладкой, пьянящей.
…сдержаться.
…нельзя здесь, на высоте… только руки… у нее никогда не получалась частичная трансформация, которая на грани…
Ткань трещит.
Замереть. Отступить. Сила рядом, за тонкой пленкой льда… конечно, именно на лед и похоже… вдох и выдох. Унять, направить по крови хмельной безумный ток, который уговаривает поддаться.
Нет.
Руки плывут, плавятся, и боль такая, что Кэри стискивает зубы, чтобы не закричать. Ей почему-то очень важно не закричать. Хотя кто услышит?
Ветер? Кейрен?
"Янтарная леди", которая еще проворачивается вокруг мачты, удерживаясь на привязи причального каната. Кэри обострившимся чутьем слышит тонкий нервный звук. Канат рвется, волокно за волокном, но прежде, чем он успевает лопнуть, "Янтарная леди" сбрасывает привязь. И свистит, рассекая воздух, тяжелая витая плеть.
…надо будет сказать, что канат нуждается в замене. Позже.
Рука чужая, массивная, в окладе чешуи. Изогнутые корявые пальцы, которые все-таки держатся за скобу ступеньки. И когти прозрачные взрезают лед.
…и металл.
В нем когти застревают, и Кэри морщится, до того неприятное чувство. Она застыла на острие силы, не смея взять больше.
- Мне очень повезло со спутницей, - Кейрен говорит это шепотом, но сейчас Кэри слышит и шепот, и стон металлических опор, скрежет лифтовой шахты, в которой еще не смонтировали подъемник…
…только собирались.
Надо продолжать.
И когти впиваются в железо, пробивая насквозь. Рвут, вымещая страх, и отчаяние, и тоску, потому что новым своем обличье она остро ощущает, как бежит время.
Осталось немного.
Прилив.
И переполненная огнем материнская жила ломает гранитные оковы, пробиваясь к поверхности.
Люк с хрустом выламывается и летит вниз, за перчаткой… перчатки жаль, хорошая, с опушкой… и рукава, наверняка, лопнули…
…неприлично в таком-то виде.
Опять глупые мысли, но странным образом они успокаивают Кэри. И дышать она учится наново, ложится на живот, вползает в узкую нору шахты, разворачивается и с раздражением, пользуясь обретенной силой, сдирает липкое набрякшее влагой, полотнище юбки.
- Не выбрасывайте, - Кейрен протискивается с трудом. Он только выглядит щуплым, но плечи достаточно широки. И скукожившись - лестничный пролет узок - Кейрен дышит, пытаясь согреть белые руки дыханием. - Могу ли я вас попросить еще об одной любезности? Кажется, я слегка перестарался…
Повязка под рубашкой, да и сама рубашка пропитались кровью.
- Я не думаю, что вам следует идти…
Кэри рвет нижние юбки на полосы, с тоской думая, что шерстяные чулки - вовсе не так уж теплы, как ее уверяли, а саквояж со сменной одеждой остался на борту "Янтарной леди".
- Стоит. Если останусь, в жизни себе не прощу.
Он зажимает края раны пальцами.
- Надо немного посидеть… знаете, мне с вами повезло.
Раны выглядели неглубокими, а по краям закипало живое железо. Тонкие нити возникали и таяли, вновь появлялись, чтобы исчезнуть.
- Надо просто немного посидеть, - Кейрен лег, свернувшись клубком. - Слышите, да? Я и то слышу, хотя…
Он замолчал, а Кэри, выронив лоскуты, заскулила.
Ей вдруг вспомнилась чернота под ногами.
Далекие огни.
Земля. Белое-белое поле… река, наверняка, рядом… борт "Янтарной леди" и собственная оглушающая беспомощность.
- Вы очень храбрая, - Кейрен сам кое-как затянул повязку. - Дышите глубже. Это просто нервы. Вы переволновались, вот они и играют… поиграют и замолчат. Вам тоже надо посидеть… недолго, да? Еще минуту…
…нервы и дикая сила прибоя, который зовет.
- А представляете, как разозлится моя матушка, когда поймет, что я сбежал? - и Кейрен блаженно зажмурился.
…посидеть.
Минуту.
Минута - это не так и много, но хватит, чтобы справиться со страхом.
В крови расплавленной лавой гремел прилив.
Глава 38
Город.
Круг, рассеченный клинком реки. Каменные спины мостов. Древние опоры вошли в каменистое русло, и за многие годы успели покрыться толстым слоем извести. Вода разъела кладку, и скрепила ее же, стянула живым ковром водорослей.
Два берега.
И туман выползает на оба. Густой, снежный, он крадется по мощеным улицам, затягивает белизной широкие стекла витрин. Тонут в тумане зимние тополя, и древние сторожевые башни, сады, фонтаны… он оставляет снежные клочья на пиках оград, просачиваясь туда, куда давно нет хода людям.
На том берегу реки туман окрашен желтым. Он мешается с дымом заводских труб, подбирает грязную речную пену, и ноздреватый снег, запутавшийся в космах прошлогоднего рогоза. Туман гасит звуки, и грохот паровых моторов становится далеким, ненастоящим. И сам Нижний город, меняется. Вытягиваются муравейники домов, слипаются друг с другом, сродняются окнами и подоконниками, широкими лентами веревок, на которых повисает грязное белье. Щетинится дреколье пустырей, и серые когорты крыс идут в отступление.
Серый живой ковер.
Молчаливый.
И помойные коты спешат взобраться на низкие крыши прибрежных домов.
Крысы чуют гул подземной жилы.
Да и люди беспокоятся.
И старая шлюха, которая давным-давно выбирается на перекресток улиц, потому что больше некуда идти, одергивает грязные юбки. Она вдруг замирает, прислушиваясь к голосу города, и расправляет руки. Изрезанное безумным клиентом лицо озаряет улыбка.
Шлюха принимается танцевать.
Она переступает с ноги на ногу, встряхивая руками, и браслеты из речных ракушек шелестят. Сухой стук их вызывает у шлюхи бурную радость. Она начинает кружиться, все быстрее и быстрее, увлеченная музыкой, которая слышна лишь ей. И устав, споткнувшись, женщина падает на землю. Она лежит, судорожно дыша, не обращая ни малейшего внимания на крыс, которые бегут по ней.
Время остановилось.
Солнце, заплутав в тумане, зависло над шпилем старой ратуши. И служащая архива, почитавшая себя женщиной серьезной, остановилась на ступенях. Она всегда приходила первой, и сейчас, сверив время по далекому глухому бою городских часов, - с удовлетворением отметила: не опоздала.