Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

Паскаль ничего не ответила, а ведь каждое мгновение гнало их к гравитационному колодцу Гадеса. И в тот момент, когда Хоури окончательно убедилась, что ее спутница решила не слышать этого предложения, Паскаль отвязалась от кресла и решительным шагом направилась в корму Паучника, в неизведанные области плюша и бронзы.

Глава тридцать девятая

Гемма сияла. Ее сияние сейчас обрело весьма голубоватый оттенок, как будто приближение Силвеста умиротворило спектральную изменчивость драгоценного камня и заставило его временно остановить игру света. Силвест, как и прежде, ощущал, что приближаться к гемме опасно, но его любопытство, а также ощущение предопределенности происходящего гнали его вперед. Будто вырастала из самых основ его разума потребность противостоять опасности и даже, если получится, то приручить ее. Это был инстинкт, который пробудился в нем при первом прикосновении огня, при первом ощущении боли и мудрости, которая из этой боли родилась.

Гемма вдруг разверзлась перед ним, предварительно претерпев ряд геометрических трансформаций, которым Силвест не посмел уделить особого внимания из страха, что мозг не выдержит и расколется по линиям, сходным с расколами геммы.

— Ты думаешь, что поступаешь разумно? — спросил Кэлвин. Его бурчание больше, чем когда-либо содействовало формированию внутреннего диалога, который вел Силвест.

— Теперь слишком поздно возвращаться, — произнес Голос.

Голос не принадлежал ни Кэлвину, ни Силвесту, но казался знакомым, будто был составной частью Силвеста, но почему-то обреченной на долгое молчание.

— Похититель Солнц, это ты?

— Он был с нами всю дорогу, — сказал Кэлвин. — Я не ошибаюсь, друг?

— Дольше, чем вы можете себе представить. С тех самых пор, как ты, Дэн, вернулся от Завесы Паскаля.

— Значит, все, что говорила Хоури, — правда, — сказал Силвест, хотя он уже и раньше знал это. Если пустой скафандр Саджаки не полностью подтвердил ее, то после откровений, полученных в Свете, сомнений уже не существовало. — Чего же ты хочешь от меня?

— Только чтобы ты вошел в… гемму, как ты ее называешь, — голос Похитителя Солнц — а это было единственное, что слышал Силвест, — шипел. И от шипения шел мороз по коже. — Не бойся. Тебе не сделают вреда и не помешают вернуться назад.

— Ты сейчас готов наобещать все, что угодно.

— Я говорю правду.

— А что с «Плацдармом»?

— Он пока еще действует. И будет действовать, пока ты не покинешь Цербер.

— Проверить-то ничего нельзя, — включился Кэлвин. — Все сказанное им может оказаться ложью. Он обманывал нас и направлял каждый наш шаг. И все только для того, чтобы затащить тебя сюда. С какой же стати он будет говорить правду теперь?

— Потому, что теперь все это уже не важно, — ответил Похититель Солнц. — Теперь, когда ты зашел так далеко, твои личные стремления не имеют никакого значения.

И Силвест вдруг ощутил, что скафандр сделал шаг вперед, прямо в распахнутую гемму, туда, где великолепно ограненный сверкающий коридор уходил в самую глубину драгоценного камня.

— Что… — начал было Кэлвин.

— Я ничего не делаю, — ответил Силвест. — Этот мерзавец перехватил контроль над моим скафандром.

— Похоже на то. Контролировал же он скафандр Саджаки. Видно, до сих пор он предпочитал держаться в тени и предоставлял тебе делать всю грязную работу. Ну и лентяй!

— В данных условиях, — сказал Силвест, — я не думаю, что, оскорбляя его, мы сильно улучшим наше положение.

— У тебя есть идеи получше?

— Честно говоря…

Теперь коридор окружал его со всех сторон — пылающий, похожий на трахею туннель, который разветвлялся и поворачивал в разные стороны, пока Силвест не начал сомневаться, что он все еще находится внутри геммы. Но тогда, сказал он себе (а у него никогда не было четкого представления о величине геммы), она может иметь в поперечнике от нескольких сот метров до десятков километров. Непрерывное изменение ее формы затрудняло ответ на этот вопрос, возможно, что ответа и вообще не было. То же относилось и к определению объема этого тела.

— Хм… ты что-то сказал?

— Я говорил… — Силвест оборвал фразу. — Похититель Солнц, ты все еще слышишь меня?

— Как всегда.

— Я не понимаю, зачем пришел сюда. Если тебе удалось оживить скафандр Саджаки, если ты своим разумом контролируешь и мой скафандр, то зачем тебе понадобилось тащить меня сюда? Если тебе нужно Нечто, находящееся в гемме, что ты хотел бы вынести наружу, то ведь ты мог сделать это и без меня?

— Это устройство реагирует лишь на органическую жизнь. Пустой скафандр оно интерпретировало бы как думающую машину.

— Эта… вещь… она — устройство? Ты это хочешь сказать?

— Это Подавитель.

Какое-то мгновение это слово казалось лишенным смысла. Затем — смутно — оно коснулось памяти, извлеченной из времени, проведенного Силвестом в портале матрицы Гадеса. Эти воспоминания вели к другим — создавалась бесконечная пряжа ассоциаций.

Только теперь он стал что-то понимать.

Более того, он знал, что пора со всем этим кончать, что если он достигнет центральной части этого огромного драгоценного камня — или Подавителя, — он теперь знал, как называется это устройство, — то будет плохо, очень плохо. Если по правде, то трудно даже вообразить насколько плохо.

— Мы не должны идти дальше, — сказал Кэлвин. — Я теперь понимаю, что это такое.

— Я тоже понял, хотя и с опозданием. Устройство было оставлено тут Подавляющими. Они поместили его на орбиту вокруг Гадеса, рядом с мерцающим белым порталом. Портал был более древним, нежели Подавляющие. Их не особенно беспокоило, что они не слишком хорошо понимали его функции и не имели надежного представления о том, кто его доставил в окрестности нейтронной звезды, которую они, как показывали некоторые параметры, оставили неисследованной, хотя она и была совсем не похожей на другие нейтронные звезды. Впрочем, если оставить в стороне загадку ее происхождения, она вполне отвечала планам Подавляющих. Их собственные механизмы были созданы как своего рода приманки для привлечения разумных органических существ, и, поместив один из них рядом с еще более поразительным явлением, Подавляющие получали гарантию появления визитеров. Именно такой стратегии они придерживались во всей Галактике: устанавливали свои Подавители или вблизи объектов, представляющих большой астрофизический интерес, или поблизости от руин уже исчезнувших цивилизаций. В тех местах, которые могли пробудить интерес.

Так сюда и попали амарантяне, занявшиеся космическими исследованиями и в силу этого попавшие в сферу внимания Подавителя. Он изучил амарантян и вызнал все их слабые места. А потом уничтожил их всех, кроме горсточки потомков Отверженных, которым удалось найти два средства, с помощью которых они преодолели беспощадную жестокость Подавляющих. Одни воспользовались порталом и включили себя в корковую матрицу, где и продолжили свое существование в виде моделей, сохраненных навеки в янтаре ядерного вещества, служившего рабочим материалом для компьютерных операций.

Вряд ли это можно считать жизнью, подумал Силвест, но кое-что от них все же сохранилось.

Были и другие, нашедшие иной путь спасения от Подавителя. Этот путь бегства был ничуть не менее суров и не менее безвозвратен, чем первый.

— Они стали Странниками, не так ли? — теперь говорил Кэлвин, хотя, впрочем, это мог быть и сам Силвест, который нередко говорил сам с собой вслух в моменты наибольшего умственного напряжения. Этого он и сам не знал, да и было это ему не интересно. — То были последние дни амарантян. Ресургем уже погиб, большинство Рожденных в Космосе загнаны и аннигилированы Подавляющими. Горсточка вписалась в матрицу Гадеса. Другая группа, изучив проблемы управления пространством-временем (возможно, на примере трансформаций, происходивших вблизи портала), нашла иное решение: забаррикадироваться от оружия Подавляющих. Они разработали способ свертывания пространства-времени, сгустили его и даже превратили в твердое тело. Таким образом, оно стало для них непроницаемым щитом. За этой преградой они затаились, затворив за собой врата навеки.

— И все же это лучше, чем сгинуть без следа.

На мгновение разум Силвеста обрел полную ясность. Он понял, как бесконечно долго сидели они за своими Завесами, как бесконечно долго ждали, почти ничего не зная о том, что происходит вовне, почти не имея никаких средств для связи с внешним миром. Так крепки, так непроницаемы были стены, которыми они себя окружили. И все это время они ждали.

Им было известно — даже когда они обрекали себя на заточение, — что системы, созданные Подавляющими, приходят в упадок, постепенно теряют способность подавлять разум. Не слишком скоро — даже для них, — но спустя миллионы лет они, заключенные в свой кокон из пространства-времени, стали задумываться, а не исчезла ли уже угроза их жизни.