Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чак заметно приободрился, новость о его уходе в запас подняла ему настроение. Он был готов хоть сейчас собирать вещи, но представив на мгновение ту, другую жизнь, разительно непохожую, на страшную, но привычную фронтовую, засомневался и взгрустнул. Там, в тылу наверное всё хорошо, но только нет Китти.
– В том городке, не будет тебя, – грустно подытожил Чак.
– Ну, наверное, мне нужно сказать тебе ту фразу, которую ты мне всегда говорил. Я найду тебя. Ты же всегда находил! Вот и я постараюсь.
Чак ничего не ответил, а лишь улыбнулся. А Китти же настоятельно, тоном, которым поучают учеников, потребовала от него прекратить такие разговоры, не навлекать на себя гнева руководства. Которое, кстати, считало его поступок проявлением самоотверженности и героизма. Как говорила одна из знакомых Китти, о чудаке на танке, даже во фронтовой газете написали. Приукрасив конечно.
– Тебе нужно отдыхать, Чак. А мне работать.
– А ты придёшь вновь? – словно ребёнок, спросил он.
– Конечно же приду. Вечером, врач сказал, что можно будет вывести тебя на улицу. Вот вечером я приду. Прогуляемся.
– Китти, прости меня за глупый вопрос, но я просто обязан тебя спросить. Ты честно рада, что я жив?
– Конечно же, да! Что за глупые вопросы?
– Просто на мгновение мне показалось, что чувства мои взаимны.
Китти улыбнулась, наклонилась к Чаку и прислонилась своими губами к его щеке. Он почувствовал это нежное прикосновение и невольно заулыбался сам.
– Ну, если только самую малость, капитан Чак Зит.
После этой фразы, она удалилась из палаты, оставив после себя лёгкий аромат духов, еду и неувядающею тягу жить, для одного искалеченного капитана. Который улыбаясь как дурак, сидел на кровати, с пустой консервной в целой руке.
Вечером, как Китти и обещала, они пошли на прогулку. Для капитана эта прогулка была невыносимой мукой, ноги еле слушались тела, он постоянно просил, а порой просто умолял укол обезболивающего или хотя бы таблеточку. Но Китти была непреклонна и по наставлению врача не давала ему, ни того, ни другого. И ничего не действовало на неё, ни уговоры, ни угрозы упасть и помереть, в этот момент скорее она была боевым офицером, а он девчонкой. Но дело было уже не сколько в боли, сколько в пристрастии к медикаментам, которыми страдали многие фронтовики. Пройдя сотню метров, ноги всё-таки начали шагать увереннее, но боль, то и дело, подступала к коленям и те начинали трястись, словно у старика. В такие моменты они присаживались на ближайшей лавочке или любой опоре. Погода выдалась по осеннему тёплой, более мягкий климат не давал сильного различия с летом в первый месяц осени, лишь солнце стало раньше прятаться за горизонт и вечера были чуть прохладней, нежели летом.
– Не самое удачное место мы выбрали для привала, – скрипя, молвил Чак и указал куда-то пальцем.
Китти пригляделась и увидела свежий холм сухой, красноватой глины. На вершине его красовалась деревянная табличка, прибитая гвоздями к черенку. На ней было написано: "Здесь похоронены 74 солдат Муринии". Коротко, лаконично. Без имён.
– Такое по всему городу, Чак, Бои были страшные, город был практически окружён, погибших было много. Маунд приказал хоронить всех на месте, не складировать и не ждать пока их вывезут в тыл. Велика была опасность, что начнутся эпидемии, к тому же вонь стояла страшная. Ты не смотри вниз. Тут только грязь и угрюмые лица, смотри лучше наверх, гляди какой красивый закат, словно солнце утопает в пучине розовых, взбитых сливок.
– Ну и сравнение, взбитые сливки, – захихикал Чак.
– Ну облака похожи на взбитые сливки, а солнце окрашивает их в розовый цвет. Ну мне так кажется. И вообще это моя фантазия, я так вижу. Что смеешься, Чак? Да иди ты в задницу. А по твоему на что похоже?
– На солнце, что заходит за горизонт.
– Какой же ты примитивный, как первобытный человек. Ни фантазии, ни воображения.
Проходящие мимо солдаты, с застывшей угрюмой физиономией, никак не могли понять причины смеха этой парочки. Они посмотрели на заходящее солнце, переглянулись друг на друга и пошли дальше. Видимо посчитав их чокнутыми. В измотанном боями городе, уже мало кто улыбался.
В стороне раздались тяжёлые шаги и Чак лениво обернул голову, обгоревшая кожа с болью натянулась. В лучах заходящего солнца возвышалась статная фигура генерала Маунда Маута, он с несмываемой ухмылкой тонких губ, оглядел капитана и Китти, по обе стороны от него стояли два огромных, как медведи офицера службы охраны.
– Ну здравствуй, капитан Чак Зит, рад видеть, что ты выкарабкался, – басом проговорил генерал, протягивая свою руку.
– Здравия желаю, товарищ генерал. Простите, встать не смогу. Ноги не совсем меня слушаются, – пыхтя, ответил Чак, чуть-чуть оторвав свой зад от лавки.
– Да не вставай, мне это не так уж и важно. К тому же, ты у нас местная знаменитость – герой. О тебе люди шепчутся, рассказывают всякие сказки и небылицы. Я конечно же контролирую разговоры среди солдат, да и к тому же, досье твоё хорошо знаю. Но все же, капитан. Ты смог меня удивить. Один, на танке, прорвался сквозь фронт. Поступок и впрямь не из робких. Посовещавшись с достойными людьми, я велел представить тебя к награде. К медали за боевые заслуги первой степени. Поедешь в тыл в качестве героя, – голос Маунда был каким-то надменно торжественным, истинной радости в нём не было. Толи от отношения к этому капитану, толи от какой-то внутренней тревоги.
– Благодарю вас, товарищ генерал. Но к чему мне медаль? – уверенно ответил Чак. – Мне, что с ней, что без неё.
– То есть вы считаете, что я зря принял решение о вашем поощрении? – смутившись сказал он, и нотки его голоса выдали некую обиду.
– Я не вижу в ней цены. Какой я герой? Я скорее дурак. Чуть не помер, прорываясь сквозь фронт, у меня не было великой миссии или приказа. Я просто так захотел, – в этот момент Китти так усердно пихнула его в бок, что Чак аж скривился, но не унялся и продолжил. – Мне ни к чему медальки, для меня награда, что я поеду в тыл, подальше от всего этого. Там эти железяки не дают никаких привилегий.
– Своими словами, капитан, вы обесценили
