Вавилонский голландец - Макс Фрай

– Хочу, чтобы ни ты, ни здоровые ноги, ни эти чертовы книги не были мне больше нужны.

– А книги-то тебе чем помешали? – печально спрашивает Тень. – Все-таки надоели? Ну… – Он долго молчит, а потом вздыхает: – Я тебя понимаю.

Темнота на моей руке сгущается, и из нее проступает блестящий бок маленького стеклянного пузырька. Холод сковал мне горло, и я не могу говорить, но Тень правильно понимает мой недоумевающий взгляд.

– Ты хочешь спросить, почему я не дал тебе его выпить тогда? Понимаешь, раз уж мы заговорили о душе, то можно ее продать, а можно просто выбросить.

Тень склоняется надо мной и подносит пузырек к губам. Я делаю глоток, и темная тепловатая вода принимает меня, нежно обволакивает, даже и не пытаясь вытолкнуть на поверхность, а я бьюсь спиной о мягкий белый песок и судорожно вдыхаю.

Улита Уварова

Анна

Лавры

День расцветал. Крепкий, яркий, сверкающий светом и бодрящий холодом.

На повороте к площади, там, где проходили пассажиры паромов, как всегда, сидела жена старого Якоба. Торговала калеными орешками. Сегодня рядом с ней пристроились инвалид с газетами и мальчишка со своими деревянными поделками. Поток прохожих, казалось, направлялся невидимым сердцем. Каждые полчаса – сначала ленивое движение в сторону причала, потом плотная группа людей словно выталкивалась в город. Потом затишье. И снова: приток – сокращение – толчок. И еще через полчаса: приток – отток. В ритме работы этого таинственного сердца шел и ленивый разговор между продавцами.

Старики жаловались, мальчишка мечтал о возможном заработке и, побывав в будущем, потратил уже все грядущие доходы в пятикратном размере.

– Ты их сначала заработай, – говорил инвалид и шмыгал покрасневшим носом.

– Заработает, он парень хороший, – уверяла старуха и улыбалась продавцу, игнорируя парня. – Сейчас перед праздниками все покупают всякую дрянь. А он вон какой рукастый, хорошие вещи делает, ты глянь, глянь!

Она, наклонившись набок, подхватила с ящика Петера лодочку и сунула ее под нос инвалиду.

Тот скептически осмотрел игрушку. Видно было, что ему хочется придраться и как-то вправить парню мозги, чтобы не заносился слишком в своих надеждах. Но игрушка оказалась на диво хороша, ничего не скажешь. Тогда газетчик попробовал зайти с другой стороны.

– И сколько такая стоит? – брюзгливо поинтересовался он, всем своим видом давая понять, что за такую чепуховину больше гроша не дал бы.

– Эта не продается, – угрюмо сказал Петер. – Я ее на показ взял.

– Зачем взял? – не понял старик.

– Показать. Если кто захочет, я ему такую же сделаю. А эта не продается.

– А чего же эту не продать? Ты же заработать хочешь? А ты потом еще сделаешь? – не унимался инвалид.

– Да это небось от Анны его любимой, – вмешалась старая Катерина, по-прежнему игнорируя мальчика. – Вот он и не хочет расставаться.

– А кто эта Анна? Зазноба твоя? Зазноба? Признавайся, признавайся! – захихикал газетчик и подтолкнул Петера локтем.

Паренек передернул плечами и брезгливо отодвинулся.

– Да не зазноба она, просто подружка его. Росли они вместе, – снова вмешалась Катерина, одновременно протягивая кулечек с орешками красномордому подростку, волокущемуся в сторону парома и останавливающемуся при любой возможности. Следом за подростком подошла немолодая женщина, потом три девчушки, потом пошел поток в одну сторону и затем в обратную.

Когда схлынуло, все еще некоторое время молчали. Кряхтя, припрятывали поглубже деньги, раскладывали товар, ликвидируя образовавшиеся бреши.

Потом все затихло, и газетчик от скуки вернулся к разговору.

– И что там подружка его? – спросил он у Катерины, которая все ерзала на своем табурете, ловчее пристраивая спрятанную под юбками и одеялами грелку.

– Уплыла подружка его. Мать ее уплыла неизвестно с кем, а потом и дочка туда же.

– Как могла девчонка уплыть неизвестно с кем? А куда же родные смотрели?

– А кому смотреть-то? Дед ее, старый Тильс, целыми днями в порту, а больше и некому.

– Да ты что?! Внучка старого Тильса?! – поразился мужичок. – То-то я смотрю, не видно ее давно. Да она же маленькая совсем?

– Не такая уж маленькая, одиннадцать ей, что ли, было. Да и возраст тут ни при чем. Если этот ветер в голове подул, то все уже, пиши пропало. Уже не удержишь.

– Да, что теперь делается, что делается. Вот ведь даже дети… – закудахтал инвалид. Было видно, как раздувает он впечатление, чтобы разнообразить бесконечное свое сидение на одном месте.

– Она на библиотеке плавучей уплыла, – громко и отчетливо произнес Петер, сделав акцент на слове «библиотека». – И она не просто так уплыла. Не одна. Она к Сузи ушла.

– К кому? – удивился старик.

– А это та психованная, помнишь, за складами жила, – снова влезла Катерина, которой невмоготу было, что разговор идет мимо нее.

– Эта бродяжка в шляпе?

– Ну да, – закивала торговка. – Она ведь из благородных была. Только какая-то там история у нее вышла. То ли проклял ее кто, то ли убежала она от кого-то. В общем, что-то такое было. Ну и возилась она вечно с детьми, они к ней так и липли, помнишь? А потом сама ушла в эту библиотеку. А через два года вернулась и забрала девчонку.

– И что с ними потом стало? Так и плавают, что ли?

– А кто же знает? Они не возвращались.

– Петер? – раздался над ними изумленный голос. – Это ты?

Все трое снизу вверх уставились на подошедшего пожилого джентльмена.

Прекрасно одет, но изможден и очень бледен.

Больной, наверное, решила Катерина.

– Ты продаешь эти безделушки? – спросил подошедший мальчика.

Тот кивнул, продолжая его разглядывать.

Господин Александер окинул взглядом разложенные поделки и указал тростью на ту самую лодку, которую давеча торговка показывала газетчику.

– И сколько стоит эта?

– Эту он не продает, – посмеиваясь и кривляясь, подзудил газетчик. – Это для девчонки его лодка.

– Уж не для Анны ли? Она что, уже вернулась?

Тут снова нахлынули покупатели, и Катерина с инвалидом отвлеклись от разговора.

Петер же, игнорируя любопытных, глазеющих на его поделки, ответил не спускающему с него глаз Александеру:

– Нет, не возвращалась. Но я тогда еще ей самой обещал, что вот эту лодку делаю для нее. Поэтому я ее не продаю. Но кто захочет, могу такую же сделать. Это дорогая вещь. Вот гребцы, видите, они могут грести, а капитан отдает команды. – Петер с гордостью показывал возможности игрушки. – Это я уже без нее сделал, то-то она удивится. Меня старый Герц научил всякие такие штуки мастерить.

– Старый Герц? Ты видаешь его?

– Да хотела бы я знать, кто его не видает, – снова влезла в разговор Катерина. – Добрый Элиас, всем готов помочь. Вот и мне наделал всяких штук, чтобы по дому управляться, когда эта вертихвостка удрала.