Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2 - Елена Трегубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Исаак! — кричит Шломо. — Исаак! Какой вменяемый Бог будет призывать принести в жертву ребенка?! Авраам хотел зарезать Исаака! И еще считал, что это Бог ему велит убить ребенка! Всё это отвратительно! Всё это просто животные гадкие ритуалы людей. Никаким Богом это всё мотивировано быть не может. Всё это гадкие выдумки, чтобы оправдать свою собственную жестокость! — говорит Шломо.
Я говорю:
— Честно тебе сказать, Шломо: несмотря на все изысканные последующие теологические трактовки, я лично убеждена, что это не Бог говорил Аврааму убить собственного сына, а дьявол. Это было явное искушение. И именно так убивали своих детей соседние племена в жертву лже-богам, то есть бесам, сатане. Все последующие трактовки — я думаю, просто попытка как-то отыграть это сумасшествие и дьявольское наваждение, которое нашло на Авраама, — наваждение и искушение, от которого Божий Ангел Авраама удержал.
— Ну так как же понимать! — кричит Шломо. — Когда в одной и той же книжке Бог объявляется ответственным за всё это! Как же еще я могу понимать характер Бога, как не жестокого и бессмысленного, очень похожего, судя по его запросам, вкусам и действиям, на тех самых кровожадных бесов, которым поклонялись упомянутые тобой соседние племена?!
— Опять ты по новому кругу, Шломо… — говорю. — Думаю, Шломо, что Ветхий Завет — это в огромной степени — отражение характера падших людей, а не Бога. Летопись попыток падших людей осмыслить весь ужас захваченного сатаной в плен падшего земного мира. Отражение поиска этими падшими людьми Бога — и их мысли о Боге, Которого каждый из падших людей представляет в меру своей испорченности и падшести. Мысли о Боге, пропущенные через уродливый фильтр людской падшести. А местами — пронзительные реальные Божьи откровения — отличить которые в тексте от бреда падшего человеческого разума можно только особым резонансом сердца. Мне не кажется случайным, что Христос, когда пришел к своим соплеменникам, которые уже на протяжении пары тысяч лет были убеждены, что давно уже схватили Бога за бороду, прямо сказал им: «Не знаете ни Меня, ни Отца Моего Небесного». В этом нет оскорбления — это констатация: просто Христос пришел ровно для того, чтобы явить живой образ Бога, чтобы из того, как действует и что говорит Христос, мы познали и увидели истинный характер Бога. Крайним неуважением по отношению к Богу было бы считать, что Бог двуличен: что в Христе Бог являет нам Свое доброе и любящее лицо — а на самом деле Бог злой, мстительный, кровожадный шизофреник-двурушник, подзуживающий людей на зло и уничтожающий их потом за это. Нет, не существует лицемерия Бога — Бог по максимуму показал себя именно в Христе. А образ жестокого кровожадного самодура-бога — это вымышленный падшими людьми образ. Иначе Бог пришел бы не как беззащитный Христос, а как вооруженный земной царь, сокрушая всех врагов на своем пути оружием. Но таким, силовым путем, как прекрасно знают все христиане, придет антихрист, а не Бог и не Мессия. Злого, вымышленного Бога не существует — люди рисовали образ Бога с дьявола, захватившего этот падший мир, и с земных царей, одержимых дьявольской гордыней и жаждой власти — в этом весь ужас! Мы просто до сих пор не осмеливаемся этого понять! А некоторые просто сознательно не желают этого признавать — именно потому, что тогда им придется расстаться и со своей земной гордыней, и с любовью ко всем побрякушкам власти, и с идолопоклончеством земным правителям, и с подлым языческим сатанинским поклонением земной физической силе, и с сатанинским идолопоклончеством государству и силовым структурам! Я верю, что Христос не преувеличивает, когда прямо говорит, что нет другого пути к Богу, кроме как через Него, и что никто к Богу не может прийти, кроме как через Него. Это ведь и в смысле интеллектуальном тоже — понять характер Бога можно только через Христа, через то, как действовал Христос в Своей земной жизни, через Его слова и поступки. Христос же прямо говорит: «Видящий Меня — видит Отца Небесного». Бог говорит через Христа — вот, это Я! Я — Такой! Это единственный за всю историю человечества случай прямого и полного откровения Бога о Себе. Все остальное — это поиск Бога людьми и частичные откровения, пропущенные людьми через фильтр своей падшести и грешности. Именно и только Христос — это точный живой портрет истинного характера Бога. Бог максимально выразил Себя в Христе. Христос — это Слово Бога, произнесенное так, чтобы мир наконец-то услышал.
— Слушай, — говорит Шломо тихо. — В этом во всем для меня есть одна очень большая проблема и нелогичность. Подожди, не морочь мне больше голову своей христианской пропагандой! Я вот только-только сформулировал для себя эту проблему… Не перебивай меня, а то я забуду, как вот я ее придумал тебе четко выложить! Не уговаривай меня больше! Я тебе откровенно скажу: конечно мне образ беззащитного доброго героя с любящим сердцем, готового пожертвовать собой, гораздо симпатичней в качестве портрета Бога, чем образ изверга, тут меня не надо убеждать. Но вот я тебе скажу одну простую вещь. Зачем бы Богу потребовалась вся эта земная история — если даже богоизбранные люди представляли себе Бога довольно превратно, если вообще вся земля, как ты говоришь, «лежит во зле»?
— Опять за рыбу деньги, Шломо… — подстанываю уже я.
— Какую рыбу?! — оживляется вдруг Шломо, косясь на ресторанчик по правую руку.
— Никакую. Забудь, — говорю. — Слушай, — говорю, — давай про что-нибудь другое поговорим, а? Про твою невесту например.
— Нет, как это про другое?! Как это про другое, когда это самое интересное?! — орет Шломо.
— Как ее зовут? — говорю.
— Кого?! — вопит Шломо в запале.
— Невесту твою, кого же еще! — говорю.
— Не знаю! — орет Шломо. — Какая разница! Не помню! Забыл! Мама несколько раз говорила, даже записать умоляла, а я забыл! Что ты меня с мысли сбиваешь и от ответа отказываешься!
— А потому, Шломо, что ты уже, по-моему, по десятому кругу меня в бессмысленности земного мироздания попрекаешь! Ну это все цена за свободу, Шломо! Это все результат человеческой свободы, свободного выбора, право которого Бог предоставил всем своим творениям. Видимо, мы просто действительно настолько плохо своими скудными земными мозгами представляем себе Бога, что не можем понять, что свобода — это важнейшее и неотъемлемое свойство Бога, и что предоставлять всем свободу, никогда и никого не заставлять ничего делать насильно — это основополагающее, сущностное свойство Бога — что если бы Бог вел себя иначе — Бог не был бы Богом. Бог в этом — полная противоположность земным узурпаторам и диктаторам. Свобода, которую нам и всем Своим творениям Бог предоставляет — эта свобода не игрушечная, не марионеточная, а настоящая. Бог предоставляет настолько реальную неподдельную и безграничную свободу — что этот Божеский дар свободы включает в себя даже право отвернуться от Бога, отказаться от Бога! Бог даже на этот риск идет — чтобы в конце концов с Ним остались только Божьи неподдельные свободные друзья, сделавшие свободный выбор. И именно и только в Царствии Небесном, после конца видимого земного мира, Бог обещает уничтожение зла. А пока что, в земном преломлении, отсутствие свободы моментально приводит к торжеству зла. Где Дух Господень, там свобода. Где нет свободы — там нет Духа Господня. Карцер и Гулаг Богу не нужны — Богу нужны только свободные друзья, выбравшие свободно, без принуждения встать на сторону Бога. Насилие, принуждение и агрессия — это почерк сатаны. А почерк Бога — это предоставление свободы и безграничное уважение к свободному выбору каждого. Ты вспомни — Христос, обращаясь к душам и интеллекту Своих учеников, до самого последнего момента их переспрашивает: «Не хотите ли отказаться от Меня? Не хотите ли уйти от Меня?» То есть Христос предоставляет ученикам свободу выбора до самого конца. Это поведение Самого Господа ведь навсегда, авансом, клеймит любые акции принуждения к принятию веры, да и любое ущемление земными властями свободы выбора — как крайнее богохульство! Раз Бог предоставляет нам свободу — то кем себя воображают мелкие земные безумцы-царьки и диктаторы, которые эту свободу у всех вокруг маниакально пытаются отнять?
— Интересно… — вдруг смягчается Шломо. — Очень интересно… — говорит Шломо и с блаженнейшей улыбкой припирает пузом поручень и, накренясь, развернувшись лицом к Темзе, следит глазами, как прицелом, за косым, визгливым (и не безопасным с точки зрения бомбардировок) барражированием чаек над головой. — Я много размышлял как раз вот об этом, когда молодым был — как раз об этом странном превращении добра в зло в любом государстве, как только в нем исчезает свобода. Я ведь, когда мой ортодоксальный папаша помер, а я его бизнес сбагрил другим ювелирам, я ведь вернулся сюда в Лондон, и засел в библиотеки — я книжку начал писать, роман, представь! Я перерыл тысячи старинных книг — философия, история! Я пытался найти протагониста для образа своего сумасшедшего ортодоксального отца — уличного проповедника, но и запредельного грешника одновременно, психически больного с маниакально-депрессивным синдромом — оравшего про иудейского Бога, но жравшего свинину, призывавшего каяться, но ходившего к проституткам, оравшего про добро — но бросавшего свою жену и изменявшего ей. И я даже начал писать — не смейся только — написал начало приключенческого романа — угадай, кто там у меня главный герой! Я попытался спроецировать на историческую сцену — а что если бы у такого безумного человека появилась бы вдруг своя аудитория, своя республика, свое государство?! Угадай, в чьем образе я вывел своего ортодоксального папашу-ювелира?!