Северный полюс. Южный полюс - Руаль Амундсен

Я уже слышал: Линдстрём больше всего гордится тем, что ложится первым. Чем только он ни жертвовал, чтобы удержать первенство. И как правило, торжествовал, потому что другие не торопились ложиться. Однако на сей раз вышло иначе. Стюбберюд давно уже начал раздеваться, когда вошел Линдстрём. И, увидев, что у него есть шансы лечь первым, он тотчас вызвал Линдстрёма на соревнование. А тот, не оценив ситуации, принял вызов. И началась гонка. Остальные жадно следили за ее ходом. Раз, два, три – Стюбберюд готов и хочет прыгнуть на свою койку, на втором ярусе над койкой Линдстрёма. Вдруг он чувствует, как его хватают за ногу и тянут назад. Это Линдстрём повис на ноге Стюбберюда и жалобно кричит:

– Погоди чуть-чуть, дай и мне раздеться!

«Постой, – сказал один мужик, готовясь к драке, – дай ухватиться как следует»…

Но Стюбберюд не поддается уговорам. Он хочет выиграть. Тогда Линдстрём выпускает его ногу, сдергивает с себя правую подтяжку – больше он не успевает ничего снять – и головой вперед ныряет на свою койку. Стюбберюд пытается протестовать:

– Это жульничество! Он не разделся…

– Ладно, чего уж там, – говорит толстяк, – все равно япервый.

Сцена эта сопровождалась поощрительными возгласами и бурным весельем, которое перешло в ликование, когда Линдстрём бухнулся одетый на койку. Но комедия на этом не кончилась. За прыжком Линдстрёма последовал страшный треск, на который в пылу поединка никто, и в том числе сам виновник, не обратил должного внимания. Теперь же последствия сказались. Полка над койкой, где лежала куча всяких вещей, обрушилась, на постель посыпались ружья, патроны, граммофонные пластинки, ящики, банки из-под леденцов, трубки, коробки с табаком, пепельницы, спичечные коробки и прочее, и для самого толстяка уже не осталось места. Пришлось ему слезть и вкусить горечь поражения. Со стыдом он должен был уступить Стюбберюду пальму первенства.

– Но, – сказал он, – это в последний раз!

Наконец все улеглись и взялись за книги, а кое-кто и за трубки. Так прошел последний час. В одиннадцать лампы были потушены, день кончился.

Немного погодя мой хозяин вышел, и я последовал за ним. Я предупредил его, что должен сегодня же вечером отправиться в обратный путь, вот он и решил проводить меня.

– Провожу вас до склада, а дальше вы уж сами доберетесь. Погода заметно улучшилась. Правда, чертовски темно.

– Возьму с собой свою троицу, – говорит он, – чтобы не заблудиться. Если глаза не помогут, чутье выручит.

Спустив с привязи трех собак, которые явно недоумевают, что бы это означало, он ставит фонарь на доски – очевидно, для ориентировки на обратном пути, – и мы шагаем дальше. Судя по тому, как уверенно собаки направляются к складу, им этот путь знаком.

– Ничего удивительного, – подтверждает мой проводник, – они бегают здесь каждый день, а то и два раза в день с тех пор, как мы сюда прибыли. Три человека по-прежнему совершают здесь свою ежедневную прогулку: Бьоланд, Стюбберюд и я. Они выходят, как вы наметили сегодня утром, в половине девятого. Это чтобы обернуться к девяти, когда начинается работа. У нас еще много дел, надо нажимать, чтобы со всем управиться. Ну вот, они прогуливаются до склада и обратно. В девять часов и я прохожу там же. Остальные тоже начали зиму таким образом, все охотно совершали утреннюю прогулку. Но это увлечение скоро прошло, и теперь нас осталось всего трое энтузиастов. Хотя тут всего-то около шестисот метров, мы не решились бы ходить без вех, которые вы видели, и нас всегда сопровождают собаки. Часто я, кроме того, вешаю у дома фонарь, но в такой мороз, как сегодня вечером, керосин замерзает и свет гаснет. А сбиться с дороги здесь опасно, лучше не подвергаться такому риску. Видите, вот первая веха. Нам с вами повезло, сразу попали на нее. Собаки убежали вперед, к складу. На пути к складу я всегда внимательно смотрю под ноги, ведь тут на откосе, где, как вы помните, стоит последний флаг, есть под торосом глубокая ямина метров на шесть. Забредешь в нее, недолго и кости поломать.

Мы прошли вплотную мимо второй вехи.

– Два следующих знака найти потруднее, они очень низкие, здесь мне часто приходится останавливаться и подзывать собак, чтобы найти дорогу. Как сейчас, например. Ни зги не видно. Если не упрешься нечаянно в веху, лучше ждать, пока собаки выручат. Я точно знаю, сколько шагов от знака до знака. Отсчитаю положенное число, и уж дальше не иду, сперва хорошенько исследую все кругом. Если и это не поможет, свищу собак, они мигом являются. Вот смотрите (звучит протяжный свист) – долго ждать не заставят. Я уже слышу их.

И правда, из темноты прямо на нас выскочили собаки.

– Теперь пошли, чтобы они поняли, что нам к складу. Мы так и сделали. Увидев это, собаки опять затрусили к складу, но не очень быстро, так что мы поспевали за ними. И вот мы уже у последней вехи.

– Как видите, фонарь в лагере начинает гаснуть. Надеюсь, вы извините меня, если я не буду провожать вас дальше, а пойду назад, пока он еще светит хоть немного. Отсюда вы сами найдете дорогу.

С этими словами мы расстались, и мой проводник пошел обратно в сопровождении своей верной троицы, а я…

ПЕСНЯ В ИВАНОВ ДЕНЬ, ИЛИ В СОЧЕЛЬНИК,

ИСПОЛНЕННАЯ ВО «ФРАМХЕЙМЕ» 23 июня 1911 г.[81]

Шесть месяцев тому назад мы поселились здесь,И сообщает календарь нам радостную весть:Настал Иванов день уже, а с ним солнцеворот,И вечером поэтому наш праздник настает.И если мы оглянемся на прожитые дни,То скажем, что неплохо протекли для нас они.Что тяжко в ночь полярную, всегда болтали мне,Но в общем все равно, как будет солнце в вышине.Ну, и житье!Дела – как маслом мазаны, вот это верно сказано,Но времени в обрез; чтоб сделать все, что нам приказано,Изобретаем, пробуем и чиним тут и там.И без работы не придется здесь остаться нам.Сейчас я, роясь в памяти, припомнил день такой:Однажды, поздним летом, сообщил нам наш старшой:«Идемте, boys, хорошие деньки стоят подряд,На восемьдесят с чем-нибудь, и там построим склад».Они упаковали все и двинулись в карьер,Гордясь своей упряжкой, понеслись через барьер.Я, как рассыльный мальчик, впереди их всех бежал,Иль брел вперед через туман, а Хельмер запевал.Ну, и житье!Но только зорким глазом следите за компасом:Огромный снежный нож вблизи него, смущает нас он.Давай-ка подождем, а то мы не поймем,Как может нам на западе являться солнце днем!Достичь нам удалось потом «восьмидесяти двух»,К «восьмидесяти» в третий раз пом ч ались во весь дух.И в общем, все прекрасно шло, но только как назлоВ тумане как-то нас немного криво понесло.Со старого пути совсем мы сбились и пришлиВ местечко, где мы сразу провалиться все могли.Два пса упали в пропасть, так как мостик наш был плох,На дне глубокой трещины их дикий вой заглох.Ну, и житье!Вот смерть на поле брани. Померкло все в тумане.Но все ж им очень повезло – тащить не надо сани!Их след во мгле пропал, никто их больше не видал,И только боги знают, куда «Имиль» наш упал.Когда же мы домой пришли, закончивши свой бег,На километры порешили закопатьс в снег.Идея не плохая, да, даю вам слово в том:Ведь каждый получил теперь большой, прелестный дом.Пакует Йорген ящики довольно много дней,И Бьолан занят рядом переделкою саней.А Йорген сетует, что дело очень медленно идет.Не плачь, мой друг, бери опять работу в оборот.Ну, и житье!А вот «Дворец хрустальный», там Иохансен беспечальный,И с щиками р дом «док» стоит монументальный:Ведь, Вистинг, ты из Хортена, и дому твоемуНазвание подходит, это видно по всему.Однажды утром Вистинг и наш Хельмер ПеригорИдут работать в «док» – но только отперли запор,Как чуют запах странный к удивленью своему:О, боже мой! Ведь «док» горит, и комната в дыму!«О, черт, дери нас, Вистинг, марш на кухню за водой:Не будь я больше Перигор, дела грозят бедой!»Но только как случилось это в доме изо льда?От лампы накалился он, и грянула беда…Ну, и житье!

После сего испуга поздравили друг друга: Лишь ящику с приборами пришлось немного туго, Да наш теодолит, мы думали, сгорит – В календаре дыра и копоти гора.