Химеры (СИ) - Кузнецова Ярослава Анатольевна

— Утром было светопреставление, — сказал Сэнни. — Молнии и все такое прочее. Я был уверен, что найлы постоят перед этими молниями и уйдут, куда им тягаться с Королевой Сумерек. Она стояла на берегу, воздев руки, и сияла, сама словно молния. А потом ее отшвырнуло метров на двадцать, как кошку и приложило о скалу. И барьер лопнул. Дролери сказали, что с флотом пришла сама богиня Нальфран, — Сэнни бесцельно переставлял фигурки по карте. Потом налил себе воды и залпом выпил.

Комрак не ошибся. Он видел на "Гвимейр" крылатую женщину с хвостом змеи. Нальфран явилась забрать свое, и теперь кошка и змея сцепятся насмерть. А смерть людей и сумеречных — что им. Горючее топливо для вековой гордыни.

— Если найлы не освободят своих богов, Полночь доест их страну. Вы не представляете, что там сейчас творится.

— Представляем.

— Ну а что же вы хотите?

— Что, что! — взвыл Герейн, вскакивая и опрокидывая табуретку. Плеснули серебряные волосы — вымпелом. — Чтобы все это наконец прекратилось, нахрен! Чертов Эль Янтар, это он бросил первый камень, от него расходятся круги! Как можно воевать с противником, которого даже не видишь! Я даже не уверен, что прав был, поддержав Марген дель Сур. Наверняка он того и хотел, чтобы учинить еще какую-нибудь пакость! Весь Дар трясет, Найфрагир разваливается, на Южном Берегу восстание, Полночь шастает повсюду, Сагай в ужасе — а потом окажется, что полуденная тварь затеяла все это, потому что восемьсот лет назад кто-нибудь из наших ему не так поклонился. Я не понимаю его мотивов! Может быть, я плохой король, но я не понимаю! С Даром все равно бесполезно воевать, у нас… — он осекся.

— Вся сила Сумерек, — ласково продолжил Анарен. — Ну, если ты так же охотно будешь их поддерживать, с таким вот энтузиазмом, то Сумерки в следующий раз конечно вам помогут. Еще бы. Держи карман шире.

— Я не хочу воевать с союзниками! — выкрикнул ему в лицо Герейн. — И не стал бы, если бы не Договор. Какого черта! Мы и так их бросили один на один с Полночью.

Анарен придвинул ногой табуретку и сел, ссутулившись.

— Может наплевать уже на Договор?

Команда “Лаэ Эннеля” перенесла прорыв худо. Более двух десятков человек лежало в лазарете с различными повреждениями, в основном от перепада давления. Погибших, слава богам, не было. Самому Гвалю повезло больше других, ни безумия, ни потери ориентации. Он решил — это из-за того, что за последний месяц чаще сталкивался с неизведанным, чем иные люди за всю жизнь. Слишком уж много всего этого неизведанного на него навалилось. Но сутки без перерыва на капитанском мостике — многовато даже для найла.

Пара стекол в ограждении мостика была выбита еще во время прошлого прорыва полночи, туда затекал теплый воздух. Крыша присутствовала только наполовину, можно было свободно любоваться на небо. Корабль сильно пострадал за последний месяц, но держался. Может быть, он даже был доволен, что попал из северного холода в теплые воды. Гваль посмотрел на флагманский корабль, где, на самой верхотуре, золотом и бронзой сияла огромная, крылатая, змеиная фигура. Неподвижная. Баснословные времена какие-то. Нальфран. Знакомая с детства по книгам и статуям в храмах. Стеклянный остров — вот он парит в прозрачной толще моря, рукой подать. В бинокль все-все можно разглядеть, вон они, бывшие союзники, встали лагерем, трепещут на ветру знамена. Лагерь укреплен плохо, наспех, частично использованы замковые постройки, даже на вид древние, белого камня, сверкающие, хоть и выветрившиеся.

Если верить легендам, там, внутри этой прекрасной каменной тюрьмы, уже почти тысячелетие прикованы и могущественный Авалакх, и бог Рун, который отдал свои крылья Нальфран в незапамятные времена, и сотни других могучих фолари, чьи имена неизвестны. Но Королева свое не отдаст, а силы ее и Нальфран, похоже, равны. Отступать нельзя, потому что здесь — последняя надежда. И Лавенги не отступят. Всю жизнь мечтал попасть в чертову легенду.

— Привет, — сказал за спиной знакомый басок. — Вернешь мое копье?

Гваль обернулся, даже не удивившись. Перед ним стоял Киаран, живой и здоровый, в каких-то древних и роскошных одежках, белых с серым, богато вышитых, чистые волосы блестели, а смуглое лицо выглядело свежим и отдохнувшим. Он улыбался и знакомо поблескивали клыки.

Приплыли. Достукался до галлюцинаций, но это и неудивительно. Вон она дверь — заперта. Радист сидит с отвисшей челюстью. Самое тут место принцу слуа, погибшему у него на глазах, на закрытом тесном мостике “Лаэ Эннеля”.

— У нас тут проходной двор, а что, понимаю, — устало произнес он вместо “здравствуйте”. — Привет. И как же ты сюда попал? Пешком по воде пришел? Прилетел?

— Я теперь… много всякого могу, — смутился юноша. — Долго объяснять.

Гваль поморгал, с силой ущипнул себя за руку. Видение не исчезло. Да чтоб тебя.

— Погоди, — сказал он неуверенно, привстав с кресла. — Ты что ли правда живой?

Киаран молча ждал, ничего не отвечая. Гваль протянул руку, потрогал его за плечо — твердое, теплая ткань. Уколола фибула, поддерживающая плащ. Киаран накрыл его руку своей, и пожатие его было сильным, уверенным. Смуглое запястье обвивал витой серебряный браслет, который прижимал рукав и доходил почти до локтя.

— Ты же мой человек, — фыркнул он. — Вместе ели? От слуа так просто не избавишься. Так что, верни Луношип, Гвальнаэ Моран, я чувствую, что он где-то здесь.

Радость — это то, что встречает нас нежданно и дается без платы. Гваль широко улыбнулся в ответ, наверное впервые в жизни, и вдруг понял, что судьбы мира его уже не заботят.

— Я его захватил, это верно. В каюте лежит. Но расскажи…

С берега часто и тяжело простучал пулемет.

— Человек за бортом! — послышался в динамике голос впередсмотрящего.

Загудела сирена. По палубе побежали вахтенные матросы

Гваль снова поднес к глазам бинокль — близко, как на ладони увидел медленно движущуюся найлскую лодку, в ней сложенные какие-то темные тряпки и тень человека в воде рядом. Пули снова выбили в воде фонтанчики и вырвали из покореженного борта кусок.

Почему ночью не поплыл, — машинально подумал Гваль. Необитаемый остров оказался каким-то слишком обитаемым.

Потом вспомнил, что солнце тут еще ни разу не заходило, висело в небе, как пришитое. Может ночи и вовсе тут не бывает. Он опустил бинокль и повернулся, собираясь приказать готовить к спуску шлюпку… С флагманского корабля тяжело ударила пушка, не главный калибр, но какая-то внушительная — бабах! — похоже целились по лагерю на острове. И еще раз, через мгновение — бабах!

Заложило уши, стиснуло дыхание — Гваль качнулся и почувствовал, что его подхватила твердая рука. Пищевод и желудок словно сжали в когтистом кулаке.

— Ой-ей, — послышался голос Киарана где-то десятках миль от него. — Ой-ей-ей.

Гваль поднял глаза вверх, туда, где, судя по ощущениям, проезжал грузовой поезд, и увидел как проносится над их кораблем черное и золотое змеиное тело, тяжело взмахивающее крыльями. Низкий клекот рвал барабанные перепонки. “Лао Эннель” отнесло в сторону, “Гвимейр” опасно кренилась.

Поддерживающая рука вдруг убралась и Гваль рухнул на палубу навзничь. Еще один выворачивающий душу и внутренности взмах железных крыльев, и Нальфран вытащила себя из его поля зрения. Откуда-то издалека опять грохнуло, должно быть "Гвимейр" продолжила обстреливать берег. Запахло озоном — с острова шел грозовой фронт. Нальфран яростно клекотала где-то за краем сознания, этот крик заставлял мелкие кости черепа мучительно сдвигаться. Гваль машинально ощупал нос — цел ли. Постанывая, он применил привычную технику передвижения в присутствии божества — перевернулся на живот, потом кряхтя встал на четвереньки и наконец окончательно поднялся, придерживаясь за пульт.

На краю острова, у самой границы моря кипела синяя воронка, подернутая по краям ослепительной бахромой. В центре воронки полыхал столб белого пламени. Море кренилось и тоже будто кипело, в стороны от "Гвимайр" шли волны, кругом, как от брошенного гигантского камня. Часть кораблей отнесло дальше в море, Гваль зацепил взглядом один из эсминцев, кажется "Разящий", который непостижимо и дико завалился на бок. Его вынесло на берег, как кусок плавника. Одна из спасательных шлюпок "Лаэ" сорвалась с талей и раскачивалась кормой вверх, опасно перекосившись.